Павел Андреевич Мисько

Земля у нас такая

Повесть

Перевод с белорусского автора

Две повести составляют эту книгу. В повести "Земля у нас такая" рассказывается о наших днях. Три друга, герои повести, живут в деревне Грабовка, невдалеке от строящегося гиганта химии. Друзья занимаются в школе, работают в колхозе, интересуются стройкой, учатся познавать, где добро, где зло.

Общаясь со взрослыми, постигая жизнь, юные герои почти на каждом шагу слышат эхо минувшей войны...

Повесть - "Красное небо" - посвящена детству того поколения, которому сегодня за тридцать, чьи сердца нещадно ожег пожар войны.

Для детей среднего школьного возраста.

Глава первая

ГРИШКА-ВЕРХОЛАЗ

Наши дома стоят напротив, через улицу. Гриша Чаратун легко может из своего окна пускать к нам солнечных зайчиков. А дом Вити Хмурца стоит рядом, за нашим огородом. Если Витя первым выбежит на улицу и свистнет - слышно всем. А вот Гриша свистеть не умеет - получается какое-то "сю-сю". Поэтому он предпочитает кричать: "Ленька Лавруська! Хмурец!"

Леня Лаврушка - это я. Гриша не дразнится, он так говорит потому, что выбил зуб.

Я сначала не верил: не может быть, чтобы из-за одного зуба так речь искажалась! Думал - прикидывается. У деда Стахея вон скоро не останется спереди ни одного зуба, а хорошо говорит, разборчиво. Но Гриша и на уроках так отвечал: "Ветер с давних времен на слузбе у целовека..."

Наш ботаник и географ Вадим Никанорович - он же и классный руководитель - такой, что не очень-то прикинешься. Я не знал, как называется безртутный барометр. "Вертится, - говорю, - на языке, не могу вспомнить". А он: "Ну-ка, покажи язык..."

- Лавруська! Хмурец!

Во, кричит уже Чаратун...

Я открываю окно. Стоит Гриша, строгает ножиком прутик.

- Ну - чего?

- Скоро ты?

- Иду!

В рот - кусок яичницы, сковородку - в печь. Выпиваю молоко, посуду прикрываю на столе полотенцем. Некогда мне мытьем заниматься!

К Чаратуну уже подходил и Хмурец. В руках - кусок ржавой трубы. Вчера его отец делал из таких труб мачту, для антенны телевизора, осталась, наверное.

- Ну и сто из нее полуцится? - кивает Гриша на трубу.

- Не придумал еще. - Витя зевает с подвывом. - Наверное, переспал. Но доберешь норму или переберешь - зеваешь потом, как собака.

- Ты три нормы выдал. Страсно было к дому подходить - храп, как из берлоги.

По тону Гриши нельзя было понять, шутит он или говорит всерьез.

- Скажешь! Я где-то читал, что это - атавизм... - Витя опять зевнул. Остаточное явление от дикого образа жизни... Человек в доисторическую эпоху храпом зверей отпугивал.

Я захохотал: кого отпугивал Хмурец теперь? Мух? А Чаратун только хмыкнул.

- Слыхали? - говорит. - Петя Горохов пропал.

Мы смотрим Гришке в рот, на выбитый зуб. Если у человека какой изъян на лице, всегда почему-то хочется туда пялить глаза.

- Бреш-и-и больше... - недоверчиво тянет Витя.

- Цудаки - не верят. Как корова языком слизнула.

Нескладно выдумывает Гриша. Оставил бы этот "хлеб" Вите, у того лучше получается.

- Испарился? В космос полетел? Он же на завтра пионерский сбор назначил! - говорю я.

- Не будет сбора. Сегодня его мать моей хвасталась: достали где-то горясцую путевку в пионерский лагерь. Повез папаса Петю сил набираться.

Мать Гриши, тетка Фекла - доярка, Петина, - зоотехник. Может, они и встречались утречком на ферме, разговаривали. "Ну и Петя! Ну и выкинул коленце! Хоть бы прибежал и сказал: так, мол, и так, занимайтесь сами чем хотите..."

- Ну и пусть катится! - прервал мои мысли Хмурец и подул в трубу. Зашипело, будто паровоз пар пустил. Вокруг губ обрисовался коричневый ржавый кружок.

- Обойдемся и без него... Только и знает ныть: "Ну сто тут придумаесь в деревне! Ну сто-о?!" - Гриша решительно махнул рукой: - Посли верхолазов смотреть!

- А как сегодня пойдем? Мимо кладбища или через мостки? - спрашивает Витя.

Если идти мимо кладбища - ближе, если через мостки - дальше, но зато там, на повороте речки Мелянки, - омут, где мы всегда купаемся.

- Луцсе на мостки. Скупнемся... - говорит Гриша и немного краснеет. Наверное, не может забыть, что с ним было на кладбище.

А мне все равно, как идти. Только надо теленка перевести на свежее место.

- Никуда не денется твой теленок... - Витя вертит в руках трубу, пробует дунуть с другого конца.

Но они покорно идут за мной, в сторону кладбища. Там на клинышке луга между огородами и кладбищем колхозники навязывают своих телят. Дед Стахей туда колхозных телят не гонит - слишком тесно. Он пасет их на первой "карте" и на последней, у речки, там суше (весь заболоченный луг у нас порезали канавами на "карты" - осушают).

Только я расшатал вбитый в землю железный шкворень, к которому был привязан теленок, как Витя изловчился и трубнул в свою трубу, как допотопный мастодонт. И тут... В лицо мне фонтаном брызнула земля, цепь и шкворень больно ударили по ногам, - я упал.

Вытираю глаза подолом рубахи и вижу: мчит теленок, задрав хвост, прямо на огороды, ребята - за ним. Глаза невольно зажмурились... Ну и дорогу протопчут по грядкам! Ох, и попадет же нам! А может, какая-нибудь тетка уже и выскочила с палкой?

Прихрамывая, бегу на помощь.

Земля на огородах рыхлая, теленок вязнет по колени, летят в стороны комья... Гриша поймал цепь - падает.

- Бросай свою иерихонскую трубу!

Витя, отшвырнув свой "музыкальный инструмент", тоже хватается за цепь, падает. Теленок останавливается, испуганно оглядывается на них.

Выводим его на лужок, крепко-накрепко вколачиваем шкворень - из травы почти не видна четырехугольная шляпка.

Гриша пробует очистить штаны и рубаху от грязи, я пересчитываю, в скольких местах цепь и шкворень содрали кожу. В одном месте ссадина в пол-ладони - багровеет, сочится кровью. Иду, хромаю на обе ноги...

Хмурец, в одних трусиках, на ходу вытряхивает одежду, посматривает на заросшее деревьями кладбище. У самого края, над ямой, где берут свежий песок посыпать могилы, стоит высокая сосна с гнездом аиста и старая береза.

- А я знаю, сколько аистят... Три!!! - выпаливает он.

- Сказы есцо цетыре! - говорит Гриша.

- Два! - кричу я.

- Три! Спорим? Я на березу лазил, оттуда считал - все как на ладошке видно... - стоит на своем Хмурец.

Точно так же спорили мы с месяц назад. Тогда гусеничный трактор еще только развозил по лугу мачты электролинии. С помощью трактора монтажники подымали их "на попа", закрепляли на железобетонных сваях. В то время аистиха и аист попеременно высиживали птенцов, и Гриша ляпнул, что залезет на сосну и пересчитает яйца в гнезде. Мы ответили ему, что "слабо", "мало каши ел". "Слабо? Мало? - вскипел Чаратун. - Новую леску с поплавком и крючком - хошь?" - "Хочу!" - говорю. "А если залезу - отдашь свой ножик?" "Отдам". Ударили по рукам. Витя рассек: "Слово свято, нерушимо!"

Видно, здорово хотелось Чаратуну завладеть моим перочинным ножиком с двумя лезвиями, шилом и штопором. Походил, задрав голову, вокруг сосны, покружил у березы, опять подошел к сосне. Толстый и почти гладкий ствол у сосны, руки соскальзывают, нет опоры ногам.

Гриша сделал из ремня петлю. "А-а, с ремнем! С ремнем всякий дурак заберется!" - сказал Витя. "На, пожалуйста!" - тут же протянул ремень Хмурцу Чаратун. Витька, конечно, в кусты. Тогда Гриша опять нацепил на ноги ремень, поплевал на руки и поковылял... к березе!

Хо, удивил... На березу и я, и Хмурец без всякого ремня забираемся. На ней в метрах четырех-пяти от земли уже торчат сучья. Если он такой ловкий, на сосну бы попробовал!

Гриша угадал мои мысли:

- Будем и на сосне!

Поняли и мы его замысел, - перебраться на сосну по ветвям. Березовые суки вверху переплелись с сосновыми. Но как все тонко там, непрочно!