– Я вас не держу, – просто сказал Мэт.

– Серьезно?

– Совершенно серьезно. Верю, что, если вы сказали, что мы договорились, значит – договорились. – Мэт подождал, пока Фелпс открыл наружную дверь конторы. – Конечно, мне придется взять с вас два доллара и девяносто восемь центов за подарочную копию магнитофонной кассеты.

Широко улыбаясь, Мэт расстегнул свой пиджак. К поясу был прикреплен миниатюрный микрофончик, рядом с лапкой зайца и небольшой голубой ленточкой.

Доктор Димитри Атанулос, президент «Био-Вир», сердечно встретил Розу Суарес и Кена Малхолланда. Его кабинет находился на четвертом этаже, окнами на реку, уже в не новом здании, типичной коробке из стекла и бетона, которые строили в начале восьмидесятых годов под учреждения новейшей технологии. Ему было уже около шестидесяти, по мнению Розы, красивый мужчина с изысканными манерами. Его густые, вьющиеся волосы по цвету не отличались от белого лабораторного халата.

– Значит, вы оба из Центра борьбы с болезнями?

– Да, – подтвердила Роза. – Я – районный эпидемиолог. Кен – микробиолог.

– Вирусолог, если я не ошибаюсь?

– Некоторые называют меня так.

– Из Дьюка.

– С тех пор прошло двенадцать лет, – на Малхолланда это замечание явно произвело впечатление.

– Если я правильно помню, вы провели прекрасную работу по вирусной инфекции табака.

– Польстите моему самолюбию, и я ваш раб, – отозвался Малхолланд.

– Ну а сам я, главным образом, биохимик в области ДНК, – охарактеризовал свое направление Атанулос. – Но всегда проявлял интерес к вирусам... и к бактериофагии. За три года после академии, когда я получил здесь пост директора, мой интерес к двум этим областям возрос и, как бы лучше выразиться, приобрел более личностный характер.

Роза, видя, как быстро находят понимание эти двое мужчин, почувствовала, что руководитель «Био-Вир», вежливый он или невежливый, более серьезно воспринимал мужчин, а не женщин. Поэтому решение Кена остаться еще на одну ночь стало дополнительным плюсом в расследовании. Она терпеливо сидела еще пять минут, пока шел общий разговор о новостях науки и о «А помните, а вы знаете?». Потом заерзала на стуле и откашлялась. Атанулос немедленно уловил намек.

– Итак, – спросил он, – чем корпорация «Био-Вир» могла бы быть полезной нашим друзьям из Атланты?

– Я нахожусь в Бостоне уже более четырех месяцев, – начала свое объяснение Роза. – Провожу расследование трех необычных случаев в акушерской практике Медицинского центра Бостона.

– Это касается молодого стажера, которая снабжала своих пациенток какими-то токсичными травами, не так ли?

Роза вздохнула.

– «Эль подер де ла пренса», – произнесла она по-испански. – Власть прессы. Доктор Атанулос, несмотря на то что прочитали вы и еще с полмиллиона людей, похоже, что эти травы не играют важной роли в этой драме. Хотя могу добавить, что сама эта возможность не исключается. Кен, не расскажете ли вы кратко о результатах своих последних исследований?

– Димитри, – вступил в разговор Малхолланд. – Роза скромничает и не говорит об этом, но она проделала дьявольски тщательную работу по оценке этих случаев. Уже много лет она лучший районный специалист в нашем ЦББ.

– Продолжайте.

– Она направила мне немного сыворотки крови одной из жертв заболевания ВСК – одной из трех женщин, которая выжила. Мы произвели вирусный посев и выявили антивещество, которое указывало на остаточную инфекцию. Вчера мы провели выяснение последовательности ДНК вируса. Его состав соответствует вирусу, выведенному вашей лабораторией.

Густые белые брови Атанулоса приподнялись слегка. Малхолланд передал ему компьютерную распечатку с описанием СРВ 113, и директор лаборатории познакомился с ней.

– Пойдемте! – Он живо поднялся с места. – Заглянем в наш отдел приматов. Мне ничего не известно о СРВ 113. Этот вирус запатентован до моего перехода сюда. И даже если допустить, что тут раньше занимались этим, то сейчас мы не имеем отношения к такого рода вирусу. В этом я уверен. С тех пор как руководителем стал я, мы сосредоточили усилия на выведении вирусов для производства гаммаглобулина и вирусов для некоторых видов гормонов. Но сейчас нет ничего такого, о чем говорите вы. Отделом приматов уже много лет заведует Клетус Коллинз. Если у нас кто и знает что-нибудь о СРВ 113, то это он.

В лифте они спустились на второй цокольный этаж. Еще до того как раскрылись двери лифта, Роза почувствовала запах животных. Стена почти безмолвного коридора, куда они вышли из лифта, была сделана из толстого стекла. А за этой стеклянной стеной стояли три длинных ряда клеток, почти в каждой из которых металась обезьяна. Сутулый старик протирал шваброй пол перед клетками. Атанулос постучал по стеклу.

– Где Клет? – спросил он.

Старик попытался понять, что его спрашивают, по движению губ. Потом улыбнулся, показал дальше по коридору, произнеся слова, которые Роза по движению губ поняла как «комната отдыха». В конце коридора Атанулос открыл дверь, и все трое вошли в своего рода стеклянную клетку площадью пять на пять футов и футов десять в высоту. Эта клетка находилась внутри огромного зала высотой примерно в два этажа, заполненного игрушками, веревками, кусками дерева и перекладинами для подвесных лестниц. В центре этого зала стоял Клетус Коллинз, на спине которого примостился шимпанзе довольно крупного размера, а другой, поменьше, прицепился к его ноге. Роза подумала, что этот человек вполне мог сойти за одного из своих подопечных, поскольку обладал обезьяноподобными чертами и позой. На Кена Малхолланда он явно произвел такое же впечатление.

– Удивительно, – пробормотал он.

– Да, не правда ли, – подтвердил Атанулос.

– Удивлен, что вы позволяете ему вот так общаться с приматам.

– Вы имеете в виду из-за вирусов, которые находятся у животных? Уверяю вас, Кеннет, что после всех этих лет у них нет теперь таких вирусов, которые перешли бы и к нему.

– Клет, не могли бы вы подойти к нам ненадолго? – сказал он в микрофон, смонтированный на одной из стеклянных стенок.

Смотритель приматов освободился от обезьян, вошел в стеклянный кубик, где был представлен посетителям из Атланты. Его поразительное лицо потемнело от беспокойства.

– Этим животным мы даем возможность хорошенько поразмяться, попрыгать вовсю, – произнес он с гнусавым произношением Среднего Запада, значительно более ярко выраженным, чем у Малхолланда. – Каждый день. Я забочусь о них как о родных братьях. Можете мне в этом поверить.

– Мистер Коллинз, мы не представляем какую-либо группу защиты животных, – обратилась к нему Роза. – Мы стараемся навести справки относительно некоторых исследований, которые проводились здесь несколько лет назад по поводу вируса СРВ 113. Он вызывал...

– Сгустки крови. Знаю, о чем вы говорите.

– Сохранились ли архивные записи этого? – спросил Атанулос.

– Кто знает? Должны бы сохраниться. Во всяком случае, записи, относящиеся к животным. Возможно, в старых металлических шкафах, которые стоят теперь в кладовке, возле котельной.

– Я даже не знал о самом существовании такой кладовки.

– Главным образом бумаги по незавершенным проектам, от которых отказались. Никто к ним не проявлял особого интереса.

– Меня они заинтересовали. Не отведете ли вы нас туда, Клет?

– Пожалуйста. Вы подождите там, в коридоре, пока я отправлю этих приятелей в клетки. При виде посторонних они могут впасть в агрессию: наброситься, поцарапать лицо или даже укусить. Любого, кроме меня и старины Стэна, который убирает тут.

Трое ученых наблюдали из-за защитной стеклянной стены коридора, как он отводил животных в клетки. Роза могла бы побожиться, что один из шимпанзе, перед тем как оторваться от шеи Коллинза, поцеловал его в щеку.

– В общем-то, нравился мне Фезлер, – рассказывал Коллинз по дороге в кладовку. – Но мне были ненавистны эти мерзкие эксперименты, которые он устраивал над моими обезьянами. Это точно, что вы не представляете одну из этих групп защиты животных? Поверьте, я очень хорошо ухаживаю за этими шалунами. Очень хорошо. Мне бывают очень тяжело, когда другие... вы понимаете, поступают иначе.