Что-то улучшилось. Например, интуитивные аспекты сознания. Появилось что-то вроде дара предвидения, но работающего не всегда, а повинуясь своей, непонятной логике. Положительным был и тот факт, что Роман выжил... или ожил. Но вот потом вдруг оказалось, что мир, в котором он жил до этого момента, включает в себя и что-то совсем другое.
Совсем другое. И чувство темного присутствия в небесах стало сильнее... И большие неопределенного цвета осиные гнезда на улице плотно вошли в его жизнь, и тварь, что обдирала бомжа в подворотне, совсем не казалась галлюцинацией.
Только до сего момента изнанка реальности никак не проявляла своего осмысленного интереса к Роману.
Вечер. Остатки белых ночей не давали мгле сгуститься полностью. В некоторых местах город приобретал ту невыразимо тоскливую обреченность, которая свойственна только ему одному. Именно эта несмываемая печать завораживает поэтов, музыкантов и прочих людей творческих, склонных скорее к созерцанию, нежели к действию.
На улице, в переулке возле общаги, кого-то били. Судя по звукам жертва сопротивлялась активно и из не самой приятной роли жертвы собиралась перейти в более привилегированную роль мстителя. Кто-то заверещал, сладостно хакнул и в темноте раздался топот убегающих ног.
- Неплохо, - сказал кто-то за спиной Романа. - Опять на наших наехали.
- Кто наехал, - спросил Роман в темноту.
Стоять на балконе было гораздо приятней, чем находиться в душной, пропахшей коноплей комнате, где, не сбавляя темпа и не прекращаясь ни на секунду, шла своим чередом оргия. Музыка, секс, наркотики, спирт...
- Если бы знать, кто-то повадился на наших наезжать. И все в темноте... Лиц не разглядеть. Надо отметить, что метелят солидно. Даже я как-то раз попал, так знатно с левой в скулу получил...
Роман, наконец, обернулся. За ним на балкон вышел кто-то незнакомый. То есть Роман его видел в этой компании, но как-то не было времени познакомиться. На лице никаких следов побоев у него не обнаружилось.
- Давно, уже сошло все, - пояснил незнакомый студент. - Тебя Романом кличут?
- Да, вроде так... А ты кто?
- Ну зови меня Егор. Такой вот русский колорит. Не коробит?
Егор был не особенно спортивного телосложения, но что-то чувствовалось в фигуре, в движениях, и поэтому имя не коробило совершенно.
- Нет, не коробит, - ответил Роман.
Егор удовлетворенно кивнул и тихо, себе под нос, произнес:
- Из-за леса, из-за гор, едет дедушка Егор... У меня всегда мое имя ассоциировалось с грибами?
- С грибами?
- Ну да... Не знаю почему, даже не спрашивай.
- А с какими грибами?
- Ха, - Егор усмехнулся. - Это-то самое интересное и есть... Ну поначалу, конечно, с обычными... Там со всякими подберезовиками и тому подобной мишурой, а потом понятно с какими.
- Псилосубы?
- Да, с ними... Ты на чем висишь?
- Ни на чем. Я и без этого шизик...
- Тоже неплохо, - Егор подошел к краю, оперся на перила, затем махнул рукой куда-то вдоль балкона, который длинной дугой огибал все общежитие. А вот они сидят. Посмотри, как им хорошо...
Роман посмотрел в указанном направлении и увидел парочку, которая занималась любовью. Судя по ряду признаков оба были под кайфом.
- Некачественно, - произнес Роман. Его не прельщал секс под "дурью", равно как и секс в очень пьяном виде.
- Почему? - заинтересованно спросил Егор.
- Ощущения пропадают... Появляется...
механистичность, что ли. Им все равно, что делать, трахаться или с балкона прыгнуть...
- Но они не прыгают.
На это Роман не нашелся что ответить.
Действительно, не прыгают...
- В этом я вижу довольно большой и глубокий смысл. Они могут сделать все. И для них, - Егор кивнул назад, в комнату. - Нет, как ты сказал, никакой разницы, что сделать.
Прыгнуть вниз, вскрыть себе вены, убить, умереть, заняться любовью, просто полежать или хорошо поесть... Но делают они почему-то только то, что им приятно. Что им не вредит... А разве не так нужно жить?
То, что не вредит тебе, в принципе не вредит и остальным. Тогда кому от этого плохо?
- Забавно. Значит когда они идут на воровство, чтобы пайку себе добыть, это не на вред другим?
- А ты хоть раз видел, чтобы они, - и он снова кивнул в сторону молодых людей за своей спиной, - воровали? Или устраивали погромы?
- Нет... Не видел.
- И я не видел. Потому что этого нет.
Потому что тут не продают "дурь". Тут ее... дают всем желающим. Ну с определенными ограничениями, конечно... Как ты понимаешь, какой-нибудь опустившийся уродец-отморозок в эти двери не войдет.
Живое воплощение всеобщей гармонии...
- И из окон никто не выпрыгивал?
- Нет.
- Значит повезло...
- Возможно... - вяло отозвался Егор, а затем добавил другим голосом. Ты принимал Мандрагору.
После короткой паузы Роман спросил:
- Почему ты так решил?
- Тот, кто принимает Мандрагору, никогда не станет прежним... Слишком многое становится видимым.
Когда Роман повернулся, никого позади него уже не было.
На него сразу налетела неутомимая и обнаженная Катя и потащила куда-то в сторону, прижала к стене и в промежутках между ласками спросила, горячо дыша в лицо:
- Что тебе говорил Егор?
- Егор?
- Ну да... Он же с тобой разговаривал, там на балконе. Ведь так?
- Так... Правда, я начал уже сомневаться в его реальности.
Катя впилась в его губы, а когда наконец оторвалась, то произнесла на одном выдохе:
- И правильно.
И снова унеслась куда-то...
" На сегодня хватит..." - подумал Роман, и неспешно застегнувшись, вышел в коридор.
Вечерний воздух сформировался перед лицом в прохладную маску, которая своими нежными губами проходилась по волосам, по шее... Дневной ветер стих и воздух словно бы вспомнил о прошедшем лете.
Роман был доволен, что не упился вусмерть и не надышался никакой дряни... Голова была легкой, и особенно думать о чем-либо не было никакого желания.
В эти моменты Роман даже был благодарен судьбе за свое... Проклятье? Обретенное свойство организма?..
Та самая грань реальности, которая днем тревожила, мешала жить, лезла в глаза, вечером раскрашивала серость сумерек в свои цвета. В мягкое переливчатое сияние, не мешающее глазу, не забивающее ту реальность, в которой Роман жил, а как будто наоборот, подчеркивала ее, помогая увидеть то, чего раньше не видел.
Вечером жизнь становилась словно бы красивее... Картину портило только сознание того, что после ночи наступит зловещее утро.
Переходя через мосты и каналы, Роман отрешенно наблюдал за ночной жизнью города. За редкими уже к этому часу пешеходами и за еще достаточно живой цепочкой автомобилей. За гаишником, который, как хитрый паучок, притаился в засаде. Точнее, притаились два паучка. Один с полосатой палкой всевластия, а второй с огнестрельным стрекалом в руке. Реалии жизни плавно накладывались на лирическое настроение.
Вот один из хищных паучков-гаишников вышел на дорогу и палкой всевластия указал на какой-то черный экипаж с трехлучевой звездой на носу... И экипаж, словно потеряв всю свою мощь и силу, вложенную в него могущественными колдунами, робко остановился у обочины... Еще бы не остановишься, когда один из паучков-гаишников довольно однозначно вышел вперед со своим огнестрельным стрекалом.
Романтика плела свои розовые петли и вензеля, которые, однако вмиг рассыпались, когда Роман увидел водителя черного экипажа по имени "Мерседес", который вышел на "разборки" с гаишниками.
Темно-серое лицо... Или даже морда, которая подчеркивалась яркими, зеленовато-жетлыми полосами по всему безволосому черепу. Покачивающиеся движения, словно лишенная позвоночника фигура... И трехпалая лапа, протягивающая права...
Роман остановился, как вкопанный, не смея даже сморгнуть неведомо откуда взявшуюся в глазу соринку. Тварь отдала гаишнику права, тех. паспорт... Удивленно развела лапами в известном всем жесте "Начальник, за что?"...
