Такая обычная фея Лесные девки и Сахалин-господин. Стихи Инна Фидянина-Зубкова © Инна Фидянина-Зубкова, 2018 ISBN 978-5-4474-4530-0 Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero Феи, нимфы, лесные девки Медная гора – не ходи туда Хозяйка Медной горы — на неё не смотри! Не смотри на неё никогда, у неё тяжёл взгляд и глаза. До хозяйки на Медной горе не ходи ты даже во сне! Нет сна у мастера Тараса, он цветок резцуя красный, наслушавшись сказок от бабки, путь кладя в уме стократный, думу за думкой куёт: «Её замуж чёрт ли берёт?» Да не чёрт, а вроде мужик дров набрал и в гору проник. Глухо в пещере и тихо: «Выходи на бой, чёртово лихо!» Не вышло лихо, а возникла дева-краса: ай да коса в волоса, шиты крестом пояса. И сама себя предлагает: – Возьмёшь, Иван, меня замуж? А не возьмёшь, пойду за Тараса, я для него прекрасна! Мужик не чёрт, но дёрнул чёрт, и Ивашка говорит: – Ай, пущай сердце болит у мастера Тараса. Ты и мне прекрасна! Повела девица его вглубь пещеры, засадила за рукоделие: – Делай (говорит) бел-горюч камень! Вздохнул и сел за работу Ваня. А дева обернулась птицей. Летит, с пути бы ей не сбиться! Прилетела и села на ставни Тараса, стала девушкой: «Здравствуй, мастер!» Тарас свой цветок протянул девице. Она берёт и огнём палится! Сгорела хозяйка Медной горы дотла. Тарас понял одно – случилась беда. Та гора рассыпалась злая — доля Ивана плохая. А бел-горюч камень, который вырезал Ваня, лежал, лежал и покатился, да к Ильмень-реке подкатился, встал, застыл в её водах навечно. Ой и плачет с той поры речка, речка плачет, журчит и бурчит: «От камушка бок мой болит!» * Вот прошло сто лет, сто веков. Ходил у Ильмень-берегов богатырь былинный, взял он камень и сдвинул. И что же тут началось! Явилась девица вновь, хозяйка Медной горы: – Богатырь, меня в жёны бери! Говорят, что с той поры перевелись богатыри. Одни гусельники остались, да те нам сто лет не встречались. Расскажу, как живу я в лесу «Расскажи, как живётся тебе в лесу?» – По верёвочной лесенке тихо иду, но иду я так тихо, что кружащее лихо охраняет меня от зла. Так шла я и шла, пока не пришла к избушке, а в избушке сидит старушка печь поговорками топит и загадочно смотрит: «Суждено тебе, дочь, влюбиться в двух мужчин сразу, и злится они поначалу будут, а потом обиды забудут.» – А дальше что, родная? «Дальше судьба плохая у одного из них. Вот второй то тебе и жених!» — а сама улыбается, ей старухе не мается, ей старухе не горбится. Я стою, мне коробится: – Как же так? «Так бывает, в общем, не полегчает твоё сердце с первым, ох, нехороший он! Зато со вторым всё сложится, всё сложится, всё получится, к старости вы подружитесь.» – А до старости жить я с кем буду? Махнула старушка рукой: «Забудешь с кем маялась, о чём печалилась, всё, всё забудешь, как дряхлой будешь. А как жених тебя твой обнимет, так лихо твоё и сгинет!» * Я по верёвочной лесенке тихо пошла, в деревеньку одну забрела. С лихом я долго дружила, слова бабушки той забыла, а как влюбилась в двух разом, так и вспомнила сразу. И лет мне было немало, я была уже мамой, лучшей кому-то подругой, печку топила вьюгой да стихи сочиняла о том, что старуха злая — это и есть судьба. «А замуж?» Нет, не пошла. Я водолей Ах, была бы Водолеем! Ходила б я с ковшичком, ходила с кувшинчиком, поливала б водой весь мир молодой, весь мир молодой неустоявшийся, зыбкий мир, не утрясшийся. После войн земля отдохнувшая прорастала травой, прикорнувшая, травой прорастала, цветами расцветала, сама себе радовалась. Поливала б я водой, рыдала: вы простите меня реки Ямала, за то что я озорую, водицу с колодца ворую и лью на землю. Рисует картину весёлый художник — самый промозглый дождик. На этой картине я хороша, как сама весна — красивая, молодая и очень, очень большая: большая, как мир, как природа, как солнечная погода, как ветер буйный и смелый! Рисуй, художник умелый, а я припаду к ручью, сяду, вставать не хочу. Вода прекрасна! Любуюсь. Почему я ни с кем не целуюсь? Журчи ручей да воду лей. Как жаль, что я не Водолей! |
