Право первым начать разговор Рогожин уступил хозяину дома. Идя к Арутюняну, он толком не представлял, о чем спрашивать. В редких письмах Сергея упоминалось: Марина в контрах с научным руководителем, профессор ее зажимает, завидует таланту и пробивной энергии молодой ученицы.

- Между первой и второй перерывчик небольшой! - Хрустальные стограммовки у профессора порожними не застаивались.

Дмитрий выпил. У Арутюняна среди книжных завалов он чувствовал себя спокойно и уютно.

- Знал бы, что гость навестит мои пенаты, борща бы наварил, - с легкой, простительной для его возраста одышкой сказал профессор. - Согреваются, согреваются внутренности! - Блаженствуя, он погладил живот. - Соболезнований в связи с мадам Рогожиной приносить вам не буду, - вставил Карен Акопович. Сергей абсолютно не причастен к комбинациям своей пронырливой экс-жены. Он принесен в жертву... - Профессор подцепил вилкой колечко лука. - О мертвых говорят хорошее или ничего! - Арутюнян мыслями возвращался к ученице. - А мне за упокой души Марины рюмку поднимать не хочется! Однако глоток свободы нам не повредит, - он спешно разлил очередную порцию водки, словно желал поскорее напиться.

Рогожину ничего не оставалось, как принять участие в марафоне. С непривычки - в госпитале со спиртным было строго, не побалуешься - он малость захмелел.

- Взираете на меня, Дмитрий, и думаете: "Профессор не дурак выпить!" прожевав кружок огурца, сказал Арутюнян.

- Я не сварливая супруга, счет рюмкам не веду, - ответил Рогожин, расправляясь с яичницей.

У него проснулся зверский аппетит, и он с удовольствием уминал глазунью, присыпанную приправами..

- Вы, Карен Акопович, химик. Дозу свою наверняка до миллиграмма вымеряли. Сколько принять, чтобы наутро от похмелья на стену не лезть, польстил Дмитрий хозяину дома. - И вообще, веселие земли русской есть питие! - Рогожин процитировал слова князя Владимира, отвергшего мусульманскую веру за категорический запрет употреблять хмельное зелье. Нашу волю не сломить, пили, пьем и будем пить! - это уже из современного фольклора.

- Кстати! - Профессор заговорил лекторским тоном. - Самое распространенное заблуждение: русичи - генетические алкоголики! - он пристукнул кулаком по столу. - Ложь, сочиненная немчурой, голштинскими, саксонскими, тюрингскими недоучками, привезенными Екатериной в Московию учить уму-разуму дикарей азиатов!

"Армянин обеляет русских. Забавно!" - Рогожин спрятал улыбку.

- Водка - изобретение сравнительно недавнее.

В древности на Руси пили медовуху, твореный квас.

Медовуху - дворяне, служивый люд и крестьяне вкушали напитки попроще. Медок готовить умели, но не каждому он был по карману. Двенадцать сортов чудного золотистого напитка на Руси варили, с травами, ягодами, сыченые, ставленые! - профессор был докой в истории винокурения. - "Нас, россиян, благословил Бог хлебом и медом и всяких питей довольством..." Умнейший человечище своей эпохи написал! - восторженно воскликнул Арутюнян. Благословил! Подчеркиваю! - он поднял указательный палец. - Не проклял, наказал или обидел, а благословил. Повального пьянства в деревнях не было никогда. Квасники, по-нашему забулдыги, бродяжничали, а крестьяне на деревенском сходе, где собиралось около ста человек, выставляли два ведра водки, каждое по двенадцать литров. Сколько на душу приходилось?

- Граммов двести или около того, - подсчитал Рогожин.

- В самый раз мозги прояснить. Но чтобы до поросячьего визга, до беспамятства нарезаться, увольте!

Придумано было запойное русское пьянство немчурой. Поверьте!

Адвокат российского крестьянства себе в стопочке не отказывал. Проглотив залпом водку, Арутюнян развил тему:

- А как следили за качеством! В каждом кабаке находились казенные фарфоровые чашечки с государственным клеймом. Потребует клиент проверить качество хлебного вина - хозяин на его глазах наливает водочку в зажигательницу, огнивом чирк! - профессор прищелкнул пальцами. - И ждут, покуда пламя не погаснет. Остаток сольют в мерительницу, если не заполнит чашку - владельцу кабака несдобровать.

Штраф - клеймо позорное на ворота! А "пенник" настоящий. Это же симфония! Двойной перегон бражки из ржи еще разок перегонят, первач через березовый уголь профильтруют и ключевой водой в строго определенных пропорциях разбавят. Сто ведер "пенника" на двадцать четыре ведра студеной воды из родника.

Водица сивушные масла вытянет, облагородит напиток... - профессор сглотнул слюну, возбужденный собственным рассказом. - Сказка, а не водка! Нет, потеряли мы национальное достояние! Отдали на откуп иностранцам. "Что на витринах? Помои! "Распутины", "Кутузовы"! Фамилии знатные на этикетках, исторические, а внутри, как говаривал Райкин, труха!

Знаете, Дмитрий! Я по Ломоносову немецкую водку "Столыпин" проверял.

- Интересно! - признался Рогожин.

- "...если хочешь отведать, чиста ли водка, то возьми чистый плат, обмочи в вино и зажги; если вино прежде сгорит, а потом и плат станет гореть, то водка чиста и крепка!" Процедура проще простого! Результат эксперимента... - Арутюнян развел руками, - платок горел вместе с водкой. Натуральная отрава в привлекательной упаковке. Слушайте, может, против России заговор? Вытравят население, и пожалуйста, одна шестая часть суши свободна! - Фантазии профессора приобрели бредовый оттенок.

Рогожин усомнился:

- В глотку насильно никто не льет. Сам народ спивается. От нищеты, от тупости, от безрадостной житухи.

- Да, вы правы. Социальные причины массового алкоголизма, низкий уровень культуры... Печально, нация деградирует! - скорбно согласился Арутюнян. - Я в некотором роде тоже руку приложил.

- Вы? - Дмитрий пристально посмотрел на профессора, но хозяин дома возвратился в исторические дебри.

"Экскурсия замечательная. Но ведь ты пришел не для того, чтобы расширять кругозор. Старик что-то знает о Марине и ее связях с Хрунцаловым..."

Дмитрий достал сигареты:

- Можно?

- Курите, - разрешил профессор. - Я форточку открою.

От окна он отправился к кухне, вернулся со второй бутылкой. Арутюнян нес ее бережно, как мать младенца.

- Карен Акопович, может, достаточно? - спросил Рогожин, опасаясь, что профессор отрубится, не сказав главного.