Уже смеркалось. По вечерней зорьке было видно: и завтра сохранится ясная погодка. Накануне дня своего рождения решил залечь пораньше, за прежние месяцы отвести душу. Но на пути к бытовке его остановил Самсоныч. Видно, дядя еще не потерял надежды из своего жильца сделать юного натуралиста.
- Их всего-то полторы-две недели подержать на молоке, - убеждал хозяин. - А потом хоть на картошку переводи, ничего им не сделается... Как, Геннадий?
- Не могу.
- Каникулы. Все равно ведь бездельничаешь...
- Сказал же: не могу.
- Я-то думал: молодой, любознательный, сознательный! - вскипел Самсоныч. - А ему все нипочем!.. Не понимаю, как таким лоботрясам родители разрешают жить за городом?
- А при чем тут это?
- При том... Ты тут чего-нибудь натворишь. А кто отвечать будет? Я...
Видеть Генка не видел, но чувствовал: их разговор слушает Медея Витальевна. И точно: стрекот машинки прекратился.
- Степан Самсонович! Напрасно вы его уговариваете, стращаете. Это не метод воспитания. - Она говорила в открытое окно, не показываясь из скворечника. - Сначала надо разобраться в его психологии. Я уверена, ему абсолютно все равно, что мы с вами о нем думаем...
Генка глянул наверх, откуда писательница, словно оракул, вещала, и недовольно отвернулся. Что верно, то верно, не за тем сюда приехал, чтобы его и здесь воспитывали...
- Но самое интересное в другом... - продолжала Медея Витальевна через Генкину голову разговаривать с Самсонычем. - Молодой человек, наше с вами, так сказать, будущее, слушает нас и искренне, я подчеркиваю, искренне не понимает, из-за чего мы с вами волнуемся... Он-то живой, сытый... У него есть папа, мама, друзья, которые его любят... Что ему еще надо?..
Говорила она с большими паузами. Наверное, затягивалась "Казбеком". Потом оставила Генку в покое и вспомнила про одного своего приятеля драматурга, у которого сразу три собаки. Начала еще про что-то рассказывать, да Генка больше не стал ее слушать. Подался к себе в бытовку. Он еще не сошел с ума, чтобы связываться со щенками. Драматургу почему не держать целую свору? Денег, наверное, навалом. А в его кармане побренькивает всего сорок восемь копеек. Это - съездить в город. А вернуться уже будет не на что. Сам-то он до возвращения родителей с ЮБК как-нибудь продержится. В бытовке еще с прошлого лета сохранились крупа, макароны, сахар. И много-много соли. А щенкам подавай молока, причем не меньше, чем на рубль в день. Самсоныч удавится, денег ему не даст. У писательницы Генка и просить не станет. У самой, наверное, нет... Но даже если бы у него был миллион - и то не стал бы связываться. Папа Витя и мама Люда, как только вернутся из отпуска, попросят его отсюда. И отправят туда же, откуда он сюда прибыл три дня назад...
А прибыл Генка в Вихровку не откуда-нибудь, а из "Фокуса". Это так называется лагерь, в который мама Люда с помощью своей подруги устроила его в этот раз. Лагерь - закачаешься! В сосновом бору. Есть бассейн. Вечером кино или танцы. Публика там собралась - дети работников искусства в основном. И вожатый на этот раз попался - совсем не то, что прежде. Студент ВГИКа. Мишей зовут. По ночам не будит. Интеллигентный, ходит в кожаном пиджаке, днем и вечером не снимает темные очки и мечтает поскорей снять ленту.
Он в первый же день обогрел вниманием пионера Калачева.
- Ну, расскажи, чем увлекаешься... Радиотехникой?.. Может, спортом?.. терпеливо задавал он наводящие вопросы. И вдруг преподнес, как большой подарок, следующую новость: - Но, если хочешь знать мое мнение, ты создан для кино!.. Да, да, ты не ослышался: для кино! - повторил вожатый и стал, заходя то слева, то справа, изучать Генку в профиль - словно уже к съемкам приступил! - У тебя же, Гена, ярко выраженное комическое обаяние. Одно твое появление на экране будет вызывать смех... я хотел сказать, добрую улыбку зрителя. Можешь проверить. Мы с отрядом будем здесь снимать забавную короткометражку. Одна роль в ней написана... ну прямо как будто специально для тебя!..
- Нет, - предупредил Генка, - сниматься я не буду.
- Чудак... - уже без улыбки, даже с какой-то грустью сказал вожатый. А вдруг тебе суждено стать знаменитым киноартистом? Равным, например, Юрию Никулину?
- Я уже избрал себе профессию.
- Ты? - не поверил ему Миша. - Какую?
Генка сказал про пэтэу и свои планы на будущее.
- Дело, конечно, твое, - пожал кожаными плечами вожатый. - Но, отказываясь от съемок, ты много теряешь. А развитие у тебя и так не очень чтобы. И интересов, как я понял, никаких...
В заключение Миша отправил его в столовую лагеря - накрывать для отряда столы...
И Генка, привыкать, что ли, накрывал, но вины за собой совершенно не чувствовал. - А насчет интересов?.. Если Калачев молчит, это еще не значит, что ему нечего сказать. Интерес у него был и есть. К чему? Да хотя бы к "ченджу". Тем, кто не знает, что это такое, он может сказать: "чендж" в переводе с английского - обмен...
Как некоторые его сверстники, забывая про сон и еду, занимаются разведением рыбок в аквариуме или до истощения сердечной мышцы гоняют по льду шайбу, так и Генка не мог нормально жить, если он не обменивался. Предположим, утром он уходил в школу в одной шапке, а возвращался в другой. Не важно, что его была новей и подороже. Важно, что эта ему нравилась больше той. Случалось, посреди зимы менял шарф ручной вязки на шикарные плавки, а весной выменивал их на перчатки с меховой подкладкой. Были, конечно, и примеры обратного порядка, когда кто-то из рук Генки взамен своей вещи получал товар не самого высокого качества или совсем не по сезону. Но Генка ли был инициатором "ченджа" или кто-то другой, во всех случаях виноватым признавался он. Уж больно порочной казалась всем его внешность...
Сначала "ченджем" он занимался только в своей школе. Но после нескольких проработок на совете отряда и в кабинете директора перенес эту свою деятельность за пределы. Страсть чем-то разнообразить жизнь крутила его мысли, как колесики, в одном направлении. Допустим, на Новый год родители подарили ему югославские кроссовки. А он в тот момент хотел иметь портфель типа "пресс-атташе". И вот, узнавая, что почем, начинал ходить по промтоварным, комиссионным магазинам, заглядывал и в "Березку"...
