- А как у нас насчет песни во взводе? - громко спросил Шатров.

- Споем! - задорно откликнулся командир третьего отделения сержант Велик.

- Лучше вечером, - вяло сказал разомлевший от жары Колено.

Остальные солдаты молчали. Шатров все еще колебался - как поступить?

- Запевай! - зычно скомандовал сержант Ниязбеков, и Велик тут же запел приятным напряженным тенором:

- Ходили мы походами...

Весь взвод подхватил песню, как только кончился запев. Шатров слушал изнывающих от жары, уставших солдат, и теплое чувство признательности и благодарности охватило его. Да, им сейчас не до песни. Они устали. В горле у них пересохло. Но они поют. Поют старательно, желая понравиться новому командиру. Им муторно от жары. Каждое слово сейчас требует усилий. И, несмотря на это, они поют! И сержанты быстро поддержали его, тут же, без промедления. Значит, он, Шатров, пришелся им по душе. Значит, его сомнения были напрасны. Солдаты тоже хотят ему понравиться, они приняли его признали командиром! Шатров с удовольствием запел вместе со всеми. И почувствовал - солдаты, видя, что лейтенант поет, стали выводить еще стройнее и громче.

В самое жаркое время подразделения редко возвращались с поля вот так с песней. Поэтому на взвод Шатрова многие обращали внимание.

- Молодой-то землю роет! - сказал дежурный по полку проходившему мимо комбату Углову.

- Второй батальон, - с шутливой значительностью произнес майор и поднял вверх руку: у нас, мол, все на таком уровне.

Услышал песню и капитан Зайнуллин. Он в этот момент собрался идти на обед и вышел из казармы. "Ну, кажется, не промахнулся, - радостно подумал он о Шатрове, - из лейтенанта будет толк. Цепкий, видно, парень".

5

Прошел первый месяц службы. В нем все было первым - первое занятие, первое заступление на дежурство, первая стрельба и первая получка.

У всех родов войск есть свой день - артиллерии, танкиста, авиации, строителя. А вот про пехоту, или как сейчас называют, мотострелков, забыли. Нет у них официального праздника. Молодые офицеры решили заполнить этот пробел и отмечали день пехоты двенадцать раз в год - каждую получку.

За месяц Алексей врос в жизнь компании холостяков так, будто провел с ними долгие годы. Он хорошо узнал новых друзей, привык к ним и втайне по-прежнему гордился, что его приняли в эту известную всему полку компанию. Узнав товарищей получше, он увидел в них много интересного, любопытного, порой неожиданного.

Обычно в компании кто-то верховодит. В "капелле" таким негласным "вождем" был Берг. Он всегда говорил веско и остро. Если спросить "мушкетеров", они единодушно отвергли бы чье-либо главенство, каждый считал себя независимым, но все же мнение или предложение Берга почти всегда было решающим и окончательным.

В первый месяц шевельнулось у Шатрова и первое сомнение. Произошло это так. Алексей писал письмо Наде, он с энтузиазмом рассказывал, какие замечательные у него товарищи - умные, веселые, лихие офицеры. Вдруг он поймал себя на том, что пишет Наде о своих не все, кое-где даже говорит неправду. Именно желание утаить от Нади некоторые черты и повадки товарищей впервые насторожило его. Однако думать об этом не хотелось, жизнь шла легко и весело, и главной причиной удач Алексей считал так счастливо завязанное знакомство. В конце концов Наде все знать и необязательно.

В день получки, который совпал с субботой, друзья решили после сытного обеда в полк не ходить. Придя из столовой, они легли каждый на свою койку, занавесили окна одеялами и, лежа в трусах, ждали, пока спадет жара и можно будет двинуться в парк. Они часто так отлеживались в самые жаркие часы. Лениво беседовали. Читали. Савицкий рассказывал какую-нибудь историю, в которой непременно участвовала женщина. Иногда даже философствовали или рассуждали о жизни.

Сегодня Берг долго и внимательно разглядывал руку и наконец изрек:

- А знаете, люди - как пальцы на руке - бывают большие, средние, маленькие, указательные, безымянные.

- Ты, конечно, большой? - спросил Савицкий.

Ему не нравилась самовлюбленность Берга.

- Нет, я указательный - я все вижу и называю своими именами. Ты средний, а Шатров безымянный - потому, что я его еще хорошо не знаю.

Вдруг заговорил Ланев. Копируя Семена, он поглядел на свою ступню, закинутую на колено, и задумчиво произнес:

- А по-моему, люди - как пальцы на ноге: бывают прямые, скрюченные и бывают вонючие.

- Железно! - засмеявшись, сказал Савицкий.

Алексей положил на грудь книгу, которую листал, и высказал свое суждение:

- А я бы сравнил людей с книгами: есть люди - романы, встречаются повести, а бывают и скучные брошюрки.

- Ты кто? - спросил Берг.

- Не знаю, не думал.

- Ты - незаконченное произведение.

- А я? - спросил Савицкий.

- Ты - бульварный роман.

- А я? - Ланев приподнялся на локте и ждал, что скажет Семен.

- Не обидишься? - Глаза у Берга сощурились.

- Давай, трави!

- Ты, Гарри, "Крокодил" - такой же смешной и разноцветный.

Ланев несколько раз хлопнул ресницами, потом лег на спину и обиженно сказал:

- А ты просто скотина!

- Таких произведений не бывает! - пытался сгладить свою обидную шутку Семен. - Да, я совсем забыл рассказать вам, что сегодня утром было. Иду я в роту, ну и, как всегда, стремительно опаздываю. Вдруг из нашей казармы прямо на меня идет Кандыбин. Отозвал в сторону и спрашивает: "Говорят, выпьете подряд два стакана водки и не закусываете. Это правда?" - "Никак нет, товарищ полковник, вас обманули - три!"

- Врешь, - возразил Ланев, желая хоть чем-нибудь отплатить Семену, - у тебя при виде полковника язык западает.

- Куда там! Я ему не раз говорил все, что думаю. Чего мне бояться? Скорей уволят.

- Как же, держи карман шире! Из молодых без неприятностей еще ни одного не уволили.

Помолчали.

- Ох и безобразие я однажды устроил, - вдруг весело заявил Игорь, когда выпустили из училища, получили документы, купил билет на поезд, и вдруг осенило меня - дай, думаю, дамский парад устрою. Бегу в автомат и по всем телефонам, какие были в моем блокноте, даю команду: "Мусенька, жду тебя под часами около универмага в девять! Аллочка, сосредоточиться в девять ноль-ноль под часами!" И так обзвонил всех. А сам сел на такси и к назначенному времени медленно проезжаю мимо. А они там, возле часов, виражи туда-сюда выписывают, друг на друга поглядывают, как кошки перед дракой. Я дверцу приоткрыл, а они все ко мне. Хорошо, успел крикнуть шоферу "газуй", а то бы всю "Волгу" по винтикам разнесли. Представляю, что там после было. Вот дал копоти! Классическое безобразие получилось!

Смеялись. Шатров подумал: "Это, пожалуй, подло". Алексей не мог похвастаться такими победами. Надя была единственная девушка, которую ему довелось целовать...

Жара спала часам к восьми. Лейтенанты надели легкие тенниски, узкие брюки, остроносые полуботинки. Только Алексей, не имевший гражданской одежды, был в армейских брюках с кантом и в тенниске, которую дал поносить Савицкий. Такая одежда стесняла Шатрова, и он твердо решил купить все необходимое после очередной получки.

По улице компания шла медленно. Через дорогу переходили не торопясь. Разогнавшийся автомобиль, визжа тормозами, едва не ударил шедшего с краю Савицкого, но "капелла" шагу не прибавила: это считалось своеобразным шиком. Бледному, свирепо ругающемуся шоферу небрежно бросили:

- Заткнись!

В парке на волейбольной площадке играли случайные команды любителей. "Мушкетеров" в городе знали, их охотно стали звать в свои команды. Они, снисходительно улыбаясь, сняли наглаженные брюки и рубашечки, вышли на площадку и без труда разгромили противников. После игры, помывшись под водопроводной колонкой, лейтенанты удалились, сопровождаемые восхищенными взорами мальчишек.

С получки первым делом пошли в столовую. Щедро расплатились с Аней. Каждый понимал свою зависимость и старался заручиться расположением официантки на будущее. Эти расходы, безусловно, считались неизбежными и обязательными. Что же касается других долгов, которые числились за всеми, кроме Алексея (он просто не успел их еще завести), то отдача их откладывалась до лучших дней.