- Ангельского.
- Смотрите, каков? - говорит девица кому-то третьему. - Колючий. Не дается в руки. Наверно, хотите походить на строгого профессора, а вы просто злой мальчик. Вам этого никто не говорил?
Я молчу. Она пожимает плечами:
- Странно. Никаких следов женщины. Неужели к вам никогда не приходят женщины?
- Нет, почему же. Очень часто.
- Очень часто? И что же вы с ними делаете?
- Убиваю. А затем заношу на карточку.
- Ну вот, вы опять не хотите говорить серьезно...
- Когда вы приступите к делу, по которому пришли, я буду говорить серьезно.
Догадавшись по моему тону, что все оттяжки исчерпаны, гостья присаживается к столу, открывает портфельчик, и я узнаю завизированные мной машинописные листочки. Прежде чем девица успевает их спрятать, я замечаю паутину карандашных пометок: кто-то правил, подчеркивал и ставил длинные удивленные вопросительные знаки. А наверху - намалеванный жирным фломастером заголовок "В борьбе со смертью".
- Это еще что такое?
- Вам не нравится заголовок?
- Я нахожу его идиотским.
- Почему?
- Потому что я не борюсь со смертью.
- А с чем же вы боретесь?
- Со старостью. Точнее - с преждевременной старостью. И не столько борюсь, сколько пытаюсь разобраться в ее причинах.
- Скромничаете. Вы что же, не хотели бы сделать людей бессмертными?
- Ни в малейшей степени. Бессмертие человечества в его непрерывном обновлении. Если б люди были бессмертны, это было бы трагедией.
- Для кого?
- Для всей планеты и для каждого человека в отдельности. Вспомните легенду об Агасфере - бессмертие было дано ему в наказание. Вы читали "Фауста"?
- Да, конечно, - говорит моя гостья с поспешностью, из которой я заключаю, что оперу она, вероятно, слышала.
- В таком случае вы, наверно, заметили: Фауст просил у черта не бессмертия, а молодости. И кроме того: вам не приходило в голову, что бессмертный человек тоже смертен?
- Ну знаете, это парадокс!
- Парадокс? А вы хорошо представляете, что значит это слово?
- Надеюсь.
- Судя по вашей осудительной интонации - не очень. Парадокс - истина. Не сразу распознаваемая. Истина, похожая на ложь. У парадокса есть могущественный антипод - софизм. Ложь, похожая на истину. Мы с легкостью проглатываем софизмы, но настораживаемся, почуяв запах парадокса. А парадокс самый безобидный: для того, чтоб быть по-настоящему бессмертным, человек должен обладать не существующей в природе механической прочностью, не гореть в огне, не тонуть в воде и не поддаваться жесткому радиоизлучению. Вам нажужжали в уши про американские секвойи, которые, видите ли, живут сотни лет, но при этом почему-то забывают, что секвойи также подвержены стихийным бедствиям, а главное, их так же можно спилить, как и любое другое дерево. Всякая смерть печальна, но когда умирает глубокий старик или старуха, мы говорим - они умерли естественной смертью, и это умеряет нашу печаль. Ужасно, когда умирает молодое существо, мы называем такую смерть преждевременной, трагической. Теперь представьте себе на минуту ужас гибели человека, теоретически бессмертного, ужас расставания с вечной жизнью... Моего воображения на это не хватает.
Вид у моей гостьи несколько растерянный.
- Мне трудно с вами спорить, - бормочет она. - Но наш главный очень просил вас смягчить свою точку зрения...
- На что именно?
- На бессмертие.
- Почему?
- Видите ли, один академик, забыла фамилию, но это неважно, он очень крупный ученый и даже президент чего-то там, он считает...
- Прекрасно. Если ваш главный так жаждет бессмертия, пусть возьмет интервью у этого академика.
- Не надо быть злюкой. И пессимистом. Сейчас вы скажете, что я не понимаю, что значит это слово, но я, честное слово, догадываюсь.
- И вам нравятся оптимисты.
- Нравятся. В позапрошлом году у нас в редакции был "круглый стол" и на нем выступал молодой ученый - кстати, он из вашего Института - и очень всем понравился. Он говорил, что в самое ближайшее время продолжительность человеческой жизни можно будет увеличить в два и даже в два с половиной раза.
- Вдовин?
- Вдовин. Вы знаете Вдовина? Правда талантливый?
- Талантливый? Скорее много обещающий.
Она смотрит на меня подозрительно.
- Это одно слово или два?
- Два.
- Ну как же вы не язва? А вы что - совсем в это не верите?
- Я уверен лишь в одном: мы с Вдовиным умрем гораздо раньше, чем это удастся проверить.
- Я не знала, что вы такой сердитый.
- Я не сердитый, я очень занятой. Что от меня еще нужно вашему главному?
- Он просил передать вам, что не понимает...
- Допускаю. Но при чем тут я?
- Нет, кроме шуток. Старение - естественный процесс или патологический?
- И то и другое.
- И норма и болезнь?
- Именно так.
- Как это может быть?
- Почему же нет? Может же фотон быть одновременно волной и частицей? Граница между нормальным и патологическим в достаточной мере условна, нормы устанавливаются людьми. Природа не всегда имеет на этот счет определенное мнение.
Гостья вздыхает:
- А ну вас, вы меня совсем запутали. Ну приведите какой-нибудь простой пример, чтоб я тоже поняла.
- Пример? Пожалуйста. Разве не приходилось вам говорить: "Ах нет, сегодня я больна..." Или даже: "Слава богу, я заболела". Это правда и одновременно ложь, потому что с физиологической точки зрения вы совершенно здоровы.
Конечно, это хамство, но я почему-то не чувствую раскаяния. Гостья вспыхивает, но молчит. Я смотрю на часы.
- Дальше?
- Он считает вашу позицию в вопросах спорта совершенно неприемлемой. Получается, что вы против всяких рекордов и против тяжелой атлетики.
- Совсем не против всяких. А с тяжелой атлетикой у меня действительно сложные отношения.
- Вот видите. Весь мир завидует нашим богатырям, вся страна ими восхищается, а вы требуете...
- Стоп! Начнем с того, что я ничего не требую.
- А если не требуете, то зачем же...
- Затем, чтоб люди знали, что возможна другая точка зрения. В отличие от большинства западных стран у нас продолжительность боя на ринге ограничена тремя раундами. Уверен, что этот мудрый компромисс достигнут не без влияния людей, которым бокс вообще отвратителен. Я с полным убеждением режу собак и кошек, но при этом считаю допустимым и даже полезным существование противников вивисекции.