В таких случаях никогда не знаешь, что сказать, и я прошу:

- Давай перейдем к делу.

Бета улыбается.

- Не спеши. Ты только что сказал: "Этого не может быть". Сейчас ты скажешь: "Это невозможно".

- Давай станем на почву опыта. Я слушаю.

- Ну, хорошо... Скажи, у тебя был Алмазов?

- Был. И Петр Петрович тоже.

- Вот как?

- Да. Оба очень встревоженные.

- Еще бы! Как ты, вероятно, догадываешься, в эти дни решалась судьба Института.

- Но почему такая срочность?

- Так уж сошлось. Решение о переводе Института на территорию заповедника готовилось давно, много раз откладывалось, и Паша был уверен, что его уже удалось спустить на тормозах. Но как раз во время вашей поездки позвонили, что вопрос включен в повестку, ну а ты знаешь: директивные организации не любят отменять своих решений. И когда стало известно - ну, ты понимаешь, о чем я говорю, - у Института оказалась тьма непрошеных друзей. Болельщиков и советчиков. И куча вариантов. С разделением Института. И, наоборот, со слиянием. И с приглашением варягов. Что было делать? Вице тряпка, растерялся, да его и слушать бы не стали. Я - никто, вдова, но я понимала, что дело идет о жизни и смерти, и взяла все на себя. За три дня я обзвонила и объездила всех, кого только можно, я своротила горы, и вот результат: Институт остается на прежнем месте и в прежнем составе, ему присваивается имя Успенского...

- Прекрасно, - говорю я.

- Погоди, это еще не все. Мне предложено стать директором.

- Прекрасно, - повторяю я.

- Пожалуйста, не делай вида, будто ты не удивлен.