Кушак, думая о Вольском, отламывал головки от ампул и сливал жидкость в контейнер распылителя. Потом поднялся и направился к стене замка. За последний час замок несколько подрос и раздался в боках. Стук изнутри раздавался все реже и слабее. За спиной Кушака собралась толпа. Там были и дачники, и спасатели, и санитары, и пожарники в майках и брезентовых штанах, и милиционеры. Грикуров не возражал. Он и себя ощущал зрителем. Все ждали чуда от высокого лысого мужчины с большим пистолетом в руке. Кушак знал, что ничего подобного не случится. Его беспокоило, сохранил ли раствор вирулентность. Раньше никогда не приходилось сталкиваться с такими масштабами. Кушак нажал кнопку. Мельчайшие капельки жидкости конусом устремились к стене. Кушак медленно шел вокруг замка, а толпа молча двигалась вслед…

Вольский не пропал. Он дважды появлялся в Ленинграде и каждый раз разыскивал Кушака, привез ему в подарок ремешок для часов и растрепанную книжку по переплетному делу.

— Я помню, ты увлекался этим, — объяснил он, — я стараюсь не забывать о друзьях. Пришлось за нее много отдать. Редкая вещь. Ну бери, бери.

— Я не увлекаюсь, — ответил Кушак. — И никогда не увлекался.

Но Вольский так и не согласился взять книгу обратно.

Ремешок тоже пришлось оставить.

— Конечно, у тебя есть. Странно, если бы не было. Подаришь кому-нибудь. Мне из Тбилиси привезли. Три штуки.

Кушак понимал, что дары Вольского небескорыстны. За них придется расплачиваться. Так и случилось. Вольский оба раза уезжал в Москву, отяжеленный трофеями, и с каждым разом его искренняя любовь к Кушаку крепла. Как-то Кушак дал ему решительный бой за часы-луковицу, купленные им самим в комиссионном магазине, которые он все собирался починить, но времени не было. Он наотрез отказался расставаться с часами. Этот бой был битвой при Ватерлоо, и Кушак играл в ней прискорбную роль Наполеона. Жена вела себя как маршал Груши. Она задержалась на работе, и без ее поддержки Кушак потерпел сокрушительное поражение.

В третий раз Кушак заявил позвонившему Вольскому, что спешит на работу и увидеть Вольского не сможет. Вольский очень расстроился и пришел в лабораторию. Каким-то образом ему удалось обмануть вахтера, и он возник на пороге пустой лаборатории, как опостылевший черт, требующий расплаты за дружбу с нечистой силой. Вольский еще более раздался в талии, но был по-прежнему оживлен, и Кушак с тревогой оглядел лабораторию, борясь с желанием запереть шкафы, чтобы гость чего-нибудь не выцыганил.

— А почему пусто? — спросил Вольский. — Где народ?

— Библиотечный день, — сказал Кушак. — И в любом случае — людям надо выспаться. Мы три дня отсюда не вылезали.

На длинном столе, разделявшем лабораторию надвое, возвышались кубики и пирамидки розового цвета.

— А это что? Не секрет? — спросил Вольский.

— Это чтобы тебя оставить без работы, — сказал Кушак, отнимая у Вольского кубик, легкий и теплый на ощупь. — Придется тебе переучиваться.

— Я всегда учусь, Коленька, — сказал укоризненно Вольский. — Без этого в наши дни окажешься в хвосте событий. А при чем здесь строительство? Ты же какими-то беспозвоночными занимаешься.

Настроение у Кушака было отличное. Хотелось поделиться с кем-нибудь радостью, понятной пока лишь ему и еще шести сотрудникам лаборатории.

— Это строительный материал будущего, — сказал Кушак. — Легок, как пемза, водонепроницаем, прочность выше, чем у бетона.

Вольский двигался вокруг стола, как кот вокруг слишком большого куска мяса, трогал суетливыми пальчиками розовые кубики, поглаживал и несколько раз раскрывал рот, закрывал его снова, а Кушаку казалось, что он хочет сказать: «Дай мне».

Распылитель фыркнул и заглох. Раствор кончился.

— Все, — сказал Кушак. — Если ничего не случится, через полчаса можно ее распиливать. Расти больше не будет.

— Все? — спросил молодой человек и с упреком посмотрел на Грикурова.

Грикуров не обиделся, улыбнулся. Борьба с замком закончилась буднично.

Грикуров сказал:

— Тогда пойдем перекусим. Обед привезли. Расскажете нам, что к чему.

Они прошли к палатке химиков. Там на столе, освобожденном от приборов, стояла кастрюля с супом, окруженная разномастными, пожертвованными дачниками тарелками и ложками. Кушак понял, что проголодался. Суп остыл, но в жару это было даже приятно. Кто-то из химиков пожалел, что не привезли пива.

— Вольский, наверно, проголодался, — сказал Грикуров.

— Несчастный человек, — сказал химик.

— Как сказать… — ответил Кушак.

— Так расскажите, — попросил Грикуров. — Что у вас не сработало.

— Все сработало, даже слишком хорошо, — сказал Кушак. — Только я, с вашего разрешения, начну с самого начала.

— Разумеется, — сказал Грикуров. — Но вы сначала поешьте.

— Одно другому не мешает. Итак, идея зародилась от неудовлетворенности тем, как мы, люди, строим свои дома. Ведь, прежде чем построить дом, человек заготавливает строительные материалы — рубит камни в каменоломнях, изготавливает цемент, обжигает кирпичи, валит лес. Все это надо доставить на строительную площадку, сложить из полученных материалов дом и так далее… Но почему нам не воспользоваться услугами наших соседей по планете? Кое в чем мы ими пользуемся. К примеру, тутовый шелкопряд прядет для нас шелковую нить, обувь наша — кожа животных. Мы с каждым годом все больше учимся у окружающего животного мира, все больше у него заимствуем.

Вертолет жужжал в поле, раскручивая винт. Потом, словно нехотя, оторвался от земли и низко завис, борясь с земным притяжением. Потом сразу набрал высоту и скрылся за лесом. Вертолет был похож на пузатого шмеля.

— Сначала мы остановились на кораллах, — продолжал Кушак, жестикулируя ломтем хлеба. — Коралловые рифы тянутся на тысячи километров. Миллионы поколений коралловых полипов, умирая, вкладывают свои скелеты в стену общего дома. Но кораллы живут в воде, строят рифы в течение тысяч лет и, кроме того, нуждаются в органической пище. Нам удалось найти среди мадрепоровых кораллов виды, способные усваивать неорганическую пищу, нам удалось даже ускорить процесс размножения мадрепор, но с попытками извлечь их на воздух мы потерпели неудачу. Правда, опытов с ними мы не прекратили — быстрорастущие коралловые рифы пригодятся морским строителям. Но успеха мы добились в конце концов не с кораллами, а с мутациями фораминифер, раковинных амеб — коралловые полипы были слишком сложными существами для того, чтобы коренным образом изменить их повадки в течение нескольких лет…

— Материал этот, — объяснял Кушак Вольскому, — если рассматривать его под микроскопом, состоит из ракушек амеб.

— У амеб нет ракушек, — поправил его Вольский.

— Это раковинные амебы, близкие к фораминиферам, — пояснил Кушак.

— Так бы и говорил. — Вольский сказал это так, словно всю жизнь возился с фораминиферами.

— Это именно те простейшие, из останков которых сложены известняки Крыма и Усть-Урта. Мы научили их жить в воздухе и размножаться с завидной быстротой. Вот этот кубик, который ты держишь в руках, вырос у нас вчера за пятнадцать минут. Ты представляешь, что это значит?

— Представляю, — сказал Вольский.

Пока что он ничего не представлял. Он только хотел получить этот кубик.

— Мы скоро переходим к полевым испытаниям, — продолжал Кушак. — И весьма возможно, столкнемся с тобой, ведь это в какой-то степени новая техника строительства.

— Разумеется, — сказал Вольский. — И я окажу всяческое содействие.

— Спасибо. Мы предлагаем делать металлическую опалубку и закладывать в нее затравку амеб. — Кушак показал на полку, где выстроились рядами пробирки, заполненные розовым веществом — Как только раковины амеб заполнят пространство внутри опалубки, их убивают — и дом готов. Конечно, это не так просто, как кажется на словах…

Вольский подошел к полке, снял одну из пробирок.

— А что они жрут?

— Это самое главное. Извлекают азот из воздуха. А материал для раковин берут из земли, одновременно строя фундамент дома.