Ситуация осложнилась тем, что поздно вечером к нашему посольству подошли два индуса и сказали, что случайно нашли в порту портфель и могут уступить его советским друзьям за умеренное вознаграждение. Дежурил в воротах комендант, отличавшийся умом и сообразительностью, подобно птице Говорун. Он хитро подмигнул индусам и сказал: - Дайте мне один паспорт, я посмотрю, настоящий ли он.
Индусы посовещались под фонарем у ворот, потом протянули сквозь решетку паспорт. Комендант схватил паспорт, засунул его за пояс, отбежал на почтительное расстояние и закричал:
- А теперь, сволочи, гоните второй паспорт, а не то в полицию позвоню!
Индусы плюнули в желтую пыль и ушли продавать второй паспорт американцам.
Невидимо для меня шла энергичная работа: летели шифровки, и начальство шуршало языками в звукоизолированных комнатах. Наконец кто-то где-то принял решение ограничиться строгачом.
Это было понятно.
Пьянство за границей считалось (а может, и сейчас считается) наименьшим из грехов. Более того, вовсе не пьющий человек вызывал подозрение и его обычно отторгали. Ну напились ребята, провинились. Но ведь Родине не изменили? Не изменили.
Эта фантастическая история, да и весь фантастический образ моего лысого шефа, конечно же, подтолкнули меня к созданию произведений литературы ирреальной и фантастической.
Но насыщения раствора, ведущего к выпадению осадка, еще не произошло. Уровень идиотизма должен был подняться.
И судьба покровительствовала мне. Она хотела создать из меня летописца нашей эпохи во всей ее красе.
Внутри меня рождался, застраивался город Великий Гусляр.
Добрая судьба осложняла ситуацию в нашем посольстве.
Сначала рехнулся военный атташе. Потом сошел с ума Нарциссов, за ним последовал стажер (правда, это было попозже), а вершиной событий стал побег Казначеев;), и, наконец, предательство Игоря Можейко, то есть меня.
С военным атташе было вот что.
Он переработал, переволновался, не хотел на пенсию, а хотел стать генералом. Он много думал и тревожился. И, заглянув к послу, сообщил ему конфиденциально (посол был человеком незлым, разумным, и к нему хотелось прийти с жалобами на жизнь), что он является американским шпионом. Я уж не помню деталей, но то ли посол отлучился, то ли кто-то чего-то не понял, но 'нашего полковника отвезли на "скорой помощи" в Центральный госпиталь, в нервное отделение.
Там он дождался, пока выйдет луна, выбрался на балкон, оттуда в сад и начал по саду бегать, искать выход и всем сообщать на английском языке, что он вовсе не американский шпион, как о нем думают товарищи, а настоящий советский патриот.
В Центральном госпитале Рангуна всегда дежурили репортеры из основных газет, чтобы первыми узнать, откуда привезли того или иного раненого или обожженного пациента. И сделать репортаж.
Они и увидели, как по дорожкам бегает человек в халате.
Человек не скрыл от них правду о своих убеждениях.
Тут его сняли с пальмы санитары, скрутили и передали молодцам из посольства.
Утром все газеты Бирмы вышли с шапками во всю первую полосу: "Русский военный атташе выбрал свободу!", "Головорезы из русского посольства держат в плену честного человека!" В те дни было какое-то очередное охлаждение в отношениях Бирмы с СССР, по-моему, из-за китайских поползновений на севере. Так что история с атташе была кстати.
Уверенные в том, что посольство будет вывозить несчастного правдолюбца в русскую тюрьму, журналисты, числом с полсотни, дежурили в порту, где стояло наше судно и не двигалось с места в ожидании инструкций, а другие полсотни отправились в аэропорт Мингаладон, чтобы перехватить атташе там.
И правда, после энергичных совещаний и обмена шифровками с Москвой из ворот посольства вырвался кортеж машин и рванул к порту.
Большая часть журналистов преследовала кортеж и встречала в порту.
В то же время из посольства выскочил второй кортеж и помчался в Мингаладон. В аэропорту полковника провели сквозь строй журналистов, репортеры предлагали полковнику выбрать свободу, коменданты и другие младшие чинами чекисты махали газетами перед лицами фотографов и несколько аппаратов, говорят, разбили. А полковник, ничего не понимавший и, очевидно, нагруженный лекарствами, махал ручкой, полагая, что его провожают поклонники, и кричал:
- Спасибо, товарищи!
Так он и исчез. В том случае имел место преувеличенный нервный патриотизм, а не желание рвануть на Запад. Иначе чего бы полковнику бегать в ночной рубашке по саду госпиталя и кричать, что он честный ленинец.
В посольстве росла температура психоза. Особого, советского, неодолимого и остервенелого.
И тут сорвался наш Нарциссов.
Он жил в доме над моим другом переводчиком Кириллом Шаньгиным и служил на строительстве чертежником. Был он тихим, робким человеком изящных жестов и выражений. Любил говорить: "Вот не помер младенцем, теперь всю жизнь мучайся".
И не ложился спать без бутылочки местного мандалайского джина, напитка грубоватого, но близкого русской душе.
Кирилл рассказывал, что вечером они сидели, пили чай и вдруг услышали сверху страшный грохот. Когда вбежали наверх, то увидели, что Нарциссов лежит под чугунной ванной. То есть он втиснулся под нее, приподняв эту тонну металла телом.
Его вытащили и спросили, почему он так поступает.
Нарциссов внятно объяснил, что в соседнем доме поселилась английская семья. Эта семья получила задание запустить в Нарциссова меченый атом. Этот атом будет ходить по сосудам, а англичане узнают все его мысли. Вот и пришлось чертежнику лезть под ванну, потому что лучи сквозь чугун не проникают.
Нарциссова отвезли в посольство, заперли в медпункте и стали ждать самолета, который летал раз в неделю.
Первый день Нарциссов провел спокойно, но на второй затосковал и объяснил своим тюремщикам, что теперь ему незачем жить, потому что никто в Москве не поверит, что он патриот, все там уже знают, как он продался международному империализму.
И смысла жить нет.
В роли тюремщиков в тот момент выступали два посольских стажера, которые играли в шахматы на прикроватном столике.
Нарциссов не спеша отошел к стене, уперся в нее спиной, потом неожиданно оттолкнулся и кинулся вперед на выступающий угол противоположной стены.
И раскроил себе голову.
Не до смерти. Но до самолета он лежал в лежку, а к самолету шел с обвязанной бинтами головой. А за ним бежали бирманские фотографы...
Их репортажи назывались: "Вторая жертва коммунистов".
Обратите внимание: уже две жертвы стремились доказать, что они патриоты и коммунисты.
Дальнейший рассказ приведет нас к людям других убеждений.
Приехал в посольство стажер. Бирманист, который целый год ждал поездки, переживал, нервничал, уже не верил, что ему удастся попасть в любимую, но недосягаемую Бирму. Он был так счастлив, что первую неделю вовсе не спал.
Как и положено комсомольскому идеалисту, он сразу же согласился нести полсотни общественных нагрузок, которые были рады взвалить на него ветераны, стал редактором стенгазеты, членом месткома, вратарем в футбольной команде... а ночами читал бирманские газеты, слушал радио, зубрил местоимения...
На второй неделе стажер пошел в столовую, которая стояла на территории посольства, в самом дальнем углу, взял там тарелку супа и, пользуясь тем, что после обеда все замерло от жары и сытости, вошел в главное здание, поднялся к послу в кабинет и поставил тарелку на стол руководителю нашего посольства.
- Кушайте, - мягко попросил стажер посла, - вам надо подкрепиться. Нам с вами сейчас придется взять вашу машину и поехать своим ходом в Бангкок, а оттуда на пароходе в Штаты. Я решил изменить Родине...
Вы слышите: те же ноты! Хоть и меняется рисунок мелодии, суть ее остается - личные отношения героя и Родины! Оруэял, Замятин, Олдос Хаксли!
Посол Сделал вид, что согласился, схлебал весь суп, рассуждая, как бы схватить и скрутить стажера, и думая притом, какой отвратительный суп готовят повара для экономных сотрудников посольства. У самого посла был свой повар.
