Барбос юркнул мимо ее ног, в темный угол, в коридорные Помпеи, где стояли шкафы, оставшиеся еще от прошлых жильцов, и в них барахло, настолько никому не нужное, что даже выбрасывать его не хотелось.

Шкафы сами по себе поскрипывали, покачивались, шептались и порой, как казалось Донику, менялись местами или даже покидали квартиру, а на их место поселялись другие. Но никто, кроме Доника и Барбоса, не знал их в лицо.

Мать с Катькой – простые души, побежали в кино на индийскую драму о несчастной любви, а бабушка сидела у телевизора и смотрела парламентские дебаты.

– Вы рано вернулись, – сказала она Барбосу, который прыгнул к ней на колени и свернулся, спрятав нос подальше от света и волнений.

– Он космического корабля испугался, – сказал Доник.

– Уже спустились? – У бабушки было чувство юмора. Даже странно, почему она никому не передала его по наследству – ни матери, ни Катьке.

– В сквере, – честно сказал Доник, – на той стороне улицы.

– Большие? Зелененькие? Вчера по телевизору картинки показывали. У людей очень слабая фантазия.

– Я пошел мыться, – сказал Доник.

Стараниями Льва Абрамыча, третьего соседа по квартире, у них уже второй год как за фанерной перегородкой была установлена сидячая ванна. Доник увидел, что Салима на кухне разбирает белье, и понял, что если он не успеет занять ванную, то Салима кинется туда стирать, а это до глубокой ночи.

Войдя в ванную, Доник начал, раздеваясь, осматривать себя и одежду. Его не оставляло чувство, что он носит на себе пришельца. Никто никогда не думал, что пришельцы окажутся насекомыми, может, даже ядовитыми. И это еще хуже, чем самые страшные фантазии, – даже не расскажешь поклоннику инопланетян – обидится: «Ах, у меня чешется! Опять пришелец кусается!»

Подумав так, Доник даже засмеялся, хоть и было страшно.

А Салима, которая на секунду опоздала к двери в ванную, начала кричать, чтобы он выходил, сколько можно воду переводить, а у нее белье, нести пора. Доник включил воду, чтобы вода шумела.

Доник разделся догола и стал себя осматривать, но ничего не нашел – ему нетрудно было себя обыскивать, потому что он был очень худой и небольшого размера. Когда он не нашел на себе следов от пришельцев, Доник стал просматривать одежду. Он не спешил, хоть Салима уже два раза стучала в дверь, требуя, чтобы он поскорее освобождал ванную. Он просматривал каждую складку, потому что допускал, что пришельцы могут быть размером с муравьев или еще меньше. Вода шла горячая, очки запотевали, Доник пустил холодную воду. Он не нашел пришельца в одежде, но это его не убедило. Еще два часа назад он смеялся над пришельцами и над людьми, которые в них верили. Теперь же он точно знал, что вечером в сквере на заводской окраине города Н. опустился космический корабль, затем взорвался, а часть пришельцев успела бежать. Можете сжечь Доника на костре или разрезать на части – он будет стоять на своем.

Не найдя пришельца, Доник покинул ванную, а Салима заметила, что он вышел с сухими волосами, и стала кричать, что некоторые люди ходят в ванную неизвестно зачем, лучше бы с девочками гулял, в ванной мыться надо… И Доник сбежал от Салимы – нырнул к себе в комнату.

Катька и мать вернулись из кино, мать уткнулась в телевизор, а Катька пила чай, и Доник сел рядом. Катька вымахала в девицу – можно на конкурс красоты загонять – ноги от пупа, взгляд с поволокой, ничего не выражающий. Они с мамой похожи: только мать плотная и покороче. Но у матери всегда романы, и, если бы мать не была такой доброй и покладистой, наверное, они отыскали бы себе нового папу. А так, получив все, что могли, поклонники уходили восвояси, мать два дня рыдала в подушку, а бабушка ее утешала. Катька говорила, что, наученная маминым опытом, никогда не будет целоваться до свадьбы, но Доник ей не верил, он сам видел, как она целовалась в подъезде с одним взрослым грузином. Впрочем, в тот вечер это не играло роли, если не считать, что у мамы как раз завязывался новый роман и завтра, в субботу, «дядя» Геннадий должен был прийти в гости, как полагается у порядочных людей, а потому мать шепотом обсуждала с бабушкой, какой испечь пирог.

– Что с Барбосом? – спросила Катька. – Я его хотела гулять выгнать, а он рвется обратно домой. Психованный какой-то.

– Его пришельцы испугали, – сказал Доник.

– Какие пришельцы?

– Инопланетные.

– Да брось!

– Кем мне быть.

– А ты погляди на меня! В глаза гляди, в глаза!

Доник поглядел.

– Ты нарочно так честно глядишь, – сказала Катька, – а в самом деле врешь.

– Как хочешь. Хочешь верь, а хочешь нет.

Он допил чай и пошел в маленькую комнату, где они спали с Катькой, лег на свой диван, включил боковой свет и стал читать популярную книгу о тайнах Атлантиды.

Катька тут же прискакала.

– Нет, ты скажи! Какие они?

Катька верила в пришельцев свято, как в ангелов. Как-то мать ей сказала: «Мне бы тебя за фирму отдать, уедешь в Фээргэ, будешь на „Мерседесе“. А Катька совершенно серьезно сказала: „Лучше за инопланетянина. Мне на Марс хочется“. Для Катьки чем дальше от дома, тем больше дают в магазинах.

– Как вши, – сказал Доник. – Кем мне быть. Как тараканы.

– Ну ты даешь, – обиделась Катька. – Ну даешь! А я думала, что в самом деле.

Катька стала разбирать свою постель, потому что ей надо было рано вставать – до техникума почти час ехать.

Прежде чем раздеться, Катька принесла коробку с синими туфлями, которые она достала позавчера и еще не насмотрелась. У нее есть привычка – сначала новой хорошей вещью надо любоваться, а потом, когда налюбуешься, можно пользоваться. Катька придвинула стул к кровати и поставила на него коробку с туфлями. Коробка, видно, нужна была, чтобы не сомневаться, что туфли новые. Донику было смешно, но вообще-то он к такому чудачеству привык.

– Мне интересно, – сказал он, – куда ты поставишь тачку, если ее купишь?

– Я в ней буду спать, – ответила Катька, у которой нет чувства юмора.

Катька разделась, не обращая внимания на Доника. Ему не всегда было приятно, что она не обращает на него внимания, что она его совсем не стесняется, – значит, он для нее дитя малое. В комнату заглянула мать, о чем-то стала шептаться с Катькой, но Доник, конечно, не прислушивался. Он достал из-под диванчика общую тетрадь, в которой вел дневник. Он старался не пропустить ни дня, потому что когда-нибудь потом это может представлять интерес для истории. Но ручка куда-то закатилась. Он спросил Катьку, может, она брала его ручку? Катька озлилась, сказала, что у нее своя, фирменная, она ее даст, но чтобы вернул, а то ему ничего доверить нельзя.

Ручка была хорошая. Катька пошла мыться, слышно было, как она собачится в коридоре с Салимой, которая не хочет уступать ванную, потом в спор включился низкий прерывистый астматический голос Абрамыча. Видно, его тоже тянуло в ванную.

Доник записывал события вечера, и ему хотелось спать.

До конца он записать не смог, его сморил сон. Пришла Катька, растолкала – велела идти в ванную, не спать же одетым. Ручку она отобрала.

Когда утром Доник проснулся, Катька уже умчалась в техникум. Время до школы еще было. Умывшись и одевшись, Доник пошел в другую комнату, там бабушка уже приготовила завтрак.

– У сестер Волковых собака нашлась, – сказала бабушка.

– Собаки находят свой дом за сотни километров, – сказал Доник. – Я читал. У Джека Лондона.

– Я тоже читала, – сказала бабушка. Она была самой начитанной в семье. – Только Волковы никогда ее со двора не отпускали.

До выхода оставалось время, Доник вспомнил, что не сделал геометрию. Он достал тетрадь, бабушка сидела напротив и любовалась им. Любой бабушке приятно иметь умного внука.

– Тебе очки не надо менять? – спросила она у Доника. – Может, слабые?

– Не надо, – сказал Доник. Ручка была хорошая, фирменная. Доник сообразил, что ручка – Катькина. Неужели она расщедрилась и оставила ручку брату? Этого с ней еще не случалось.