Но не стоит увлекаться этими эффектными формулами; пред нами в конечном счете все то же "культовое" токование истории, хотя биограф Троцкого - вроде бы непримиримый разоблачитель "культа". Личные действия Сталина и Троцкого (а также словно бы выполнявшего "завещание" последнего Хрущева) - это только внешние проявления хода самой истории.

Ход исторического времени, как уже говорилось, уместно сравнить с ходом часового маятника, отсчитывающего "абстрактное" время. "Маятник" истории с октября 1917 года двигался в одну сторону, в середине 1930-х годов начал, в сущности, противоположное движение, а в середине 1950-х опять двинулся "влево"*.

Разумеется, это только самая элементарная "схема" исторического движения; под ней - глубокие и подчас даже таинственные сдвиги в поведении и сознании активной (в политическом и идеологическом плане) части населения страны.

При этом (о чем самым подробным образом говорилось в первом томе моего сочинения) поворот середины 1930-х годов являлся выражением не личной воли Сталина, а воли самой истории, и точно так же в движении "влево" в середине 1950-х нельзя усматривать волю Хрущева. Так, явления "оттепели" (см. выше) наметились еще в последние годы правления Сталина. Весьма многозначителен и тот факт, что Никита Сергеевич, который в феврале 1956 года яростно проклинал Сталина, 5 марта 1953-го, по его собственному позднейшему признанию, "сильно разволновался, заплакал... волновался за будущее партии, всей страны"41,- то есть еще явно не был готов к отвержению "тирана"...

Однако "маятник" истории страны в целом - вернее, наиболее энергичной части ее населения - к тому времени уже начал движение (правда, пока очень медленное и неуверенное) "влево", что выразилось хотя бы в названных выше литературных произведениях, опубликованных еще при жизни Сталина, но поднятых на щит после его смерти. Ледяная глыба государства уже подтаивала до 1953 года.

В моем личном опыте это неоспоримо проявилось в политико-идеологическом "настрое" наиболее активных студентов конца 1940 начале 1950-х годов, но, конечно, были и многообразные иные проявления того же самого. Существеннейшую роль играли, естественно, многие члены партии, вступившие в нее еще до поворота середины 1930-х годов и "уцелевшие" в 1937-1938-м. Теперь, спустя пятнадцать лет после "разгрома" партии, они стремились, так сказать, к "реваншу". И под руководством Хрущева было "возрождено" многое из эпохи 1917-1934 годов, хотя дело шло, конечно, не о действительном возврате к прошлому (что вообще невозможно), а к определенному его продолжению в новую эпоху. Вот хотя бы один характерный факт. В 1920 году в самом центре Москвы, на Театральной площади (с 1919 по 1991 год - площадь Свердлова), при активнейшем участии Ленина состоялась закладка памятника Карлу Марксу, и была даже выставлена его модель. Но затем проект забраковали. Вполне вероятно, что, если бы Ленин прожил дольше, памятник основоположнику появился бы. Но только Хрущев осуществил в 1961 году ленинский замысел.

Эта, казалось бы, частная историческая "деталь" хрущевского времени все же, как я постараюсь доказать в дальнейшем, очень существенна для понимания хода истории.

В первое ("маленковское") время после смерти Сталина вроде бы не предполагались существенные политические перемены (другой вопрос - по сути дела утопические для того времени экономические инициативы Маленкова); напротив, государственная структура, созданная при Сталине, как бы окончательно утверждалась, оттесняя партию на задний план.

Однако именно "бездушная" махина государства вызывала тогда глухое, но нараставшее недовольство активной части населения страны - особенно тех людей, которые либо помнили сами, либо восприняли из книг, кинофильмов, рассказов старших представление о "революционной" атмосфере 1920 - начала 1930-х годов.

Одним из проявлений последовательного "огосударствления" - правда, внешним, но зато для всех очевидным - была все более широко внедрявшаяся форменная одежда. Она как бы имела оправдание в годы войны, но после Победы ее внедрение только усилилось, и чуть ли не большинство населения облекалось в "мундиры", начиная с вождя, который до 1943 года являлся в полуштатском-полувоенном, но не имевшем "мундирного" характера одеянии. Теперь же "форма" стала обязательной для людей самых разных возрастов и "рангов" - от высокопоставленных дипломатов до школьников-первоклассников, от директоров заводов (нередко инженерных генералов) до питомцев ремесленных училищ.

Помню, как будучи школьником последнего класса (форменная одежда к нам еще не дошла) я оказался в сборище сверстников, которые шумно веселились вплоть до полуночи. Наконец, явился с протестом сосед, специально облекшийся в какую-то чиновную форму,- дабы выступить как представитель государства, а не частное лицо. И одна из девушек, увлекавшаяся театром, гневно продекламировала фрагмент из монолога грибоедовского Чацкого:

Мундир! Один мундир! Он в прежнем их быту

Когда-то укрывал, расшитый и красивый,

Их слабодушие, рассудка нищету;

И нам за ними в путь счастливый!..

В этом, казалось бы совершенно незначительном, эпизоде в конечном счете выразился глубокий и масштабный конфликт. И отмена многих "мундиров" в послесталинские годы представляла собой достаточно многозначительную акцию*. Но об этом - в следующей главе.

Глава девятая

"ХРУЩЕВСКАЯ" ДЕСЯТИЛЕТКА

Истинное значение и смысл того, что происходило в 1955-1964 годах, во многом не выяснены и даже искажены, так как вплоть до 1990-х годов этот период вообще не изучался историками (и как слишком недавний, и в силу определенных запретов), да и в последнее время о нем написано весьма немного, а кроме того, с конца 1980-х Никита Сергеевич был,- как я постараюсь доказать, совершенно необоснованно - объявлен "предтечей перестройки" (пусть только начавшим, но не завершившим "процесс"). В результате суть хрущевского времени была окончательно затемнена, ибо оно, с объективной точки зрения, во многом прямо противоположно "процессу", начавшемуся во второй половине 1980-х годов.

Правда, М. С. Горбачев и его окружение явно были уверены, что они продолжают дело Хрущева; но это было чисто субъективным представлением, а реальное движение истории приобрело к 1990-м годам совершенно иную направленность. И закономерно, что руль власти, который вроде бы надежно держал в своих руках поначалу Горбачев, в 1991 году был не столько вырван, сколько как бы сам вырвался из его рук, ибо страна двигалась совсем на туда, куда он рассчитывал ее вести.