– Да, наверное, – говорит Петворт.

– Вообще если надо охарактеризовать Восточную Европу одной фразой, – продолжает дама, – то можно сказать, что их гомики следят за нашими. Так, значит, голубчик, вы стопроцентный гетеросексуал.

– Да, – отвечает Петворт, глядя в мутную кофейную бурду.

– В таком случае будьте осторожны, – говорит дама. – Занимайтесь этим так, чтобы вас никто не увидел, а главное, любой ценой избегайте проституток в крупных гостиницах и ночных клубах.

– Хорошо, – обещает Петворт.

– Еще к вам непременно приставят гида-переводчицу, – говорит дама. – Иногда это старые мымры, но может оказаться и довольно привлекательная молодая особа. Считайте ее совершенно запретным плодом, скорее всего она – осведомительница. Помните, в этом мире всё кому-нибудь доносят: они – своему начальству, мы – своему.

– Я – нет, – отвечает Петворт. – Да я ничего и не знаю. Кроме лингвистики.

– Ладно, к этому мы перейдем через минуту, – говорит дама. – Еще кофе?

– Нет, спасибо, – отвечает Петворт, исходя паром в мокрой одежде.

– Так вот, голубчик, – продолжает дама, – не знаю, в какой отель вас поселят, наверное, в «Европу». В любом случае считайте, что номер прослушивается – прослушиваются практически все. Поделать с этим ничего нельзя, можно лишь соблюдать осторожность. Я, когда ложилась, всегда вешала на зеркало полотенце. Понимаете, вас фотографируют через зеркало, а мало ли что бывает. Разумеется, сейчас у них есть современные микрофоны, которые действуют на огромном расстоянии, так что, если вы их заинтересуете, вас достанут везде. Если говорите с кем-нибудь, или хуже, попробуйте стучать ложками по дереву или включите душ и делайте это в ванной. Еще лучше – на природе. Единственное безопасное место для разговора или любви – свежевспаханное поле, хотя его не так легко отыскать.

– Да уж, – соглашается Петворт.

– Есть много способов вас подловить, – говорит дама, – но, главное, избегайте незаконных валютных операций. Все будут предлагать вам местные деньги за фунты, однако это государственное преступление, за которое вы можете попасть в тюрьму на несколько лет. И не пытайтесь вывезти из страны бумаги или документы, какие бы трогательные истории вам ни рассказывали – это еще один их любимый конек. Ни на йоту не отклоняйтесь от темы лекции, заявленной в программе, не комментируйте внутреннюю политику и вообще о политике не говорите.

– В лингвистике не так много политического, – вставляет Петворт.

– Думаю, поэтому вас и пригласили, – говорит седовласая дама. – Однако вы даже не представляете, сколько всего имеет отношение к политике. Если вас всё-таки заберут в ХОГПо, постарайтесь ничего не есть. Почему-то они особенно любят шоколад с наркотиком и отравленные сигареты. Разумеется, всё это просто разумные предосторожности, скорее всего с вами ничего такого не случится. Разве что они захотят кого-нибудь на кого-нибудь обменять или в таком духе.

– Ясно, – говорит Петворт. – Я, наверное, выпью еще кофе.

– Простите, что не могу угостить вас ленчем, – произносит дама. – Тут за углом чудесный индонезийский ресторанчик, но вы же знаете, нам, как и всем, урезали бюджет. Джорджина, доктор Петворт просит еще кофе. Вы что, постриглись, голубушка? Вам очень к лицу.

– Спасибо, – отвечает Джорджина. – Как в первый раз?

– Черный, пожалуйста, – говорит Петворт.

– Отлично. – Дама с улыбкой захлопывает папку. – Уверена, вы замечательно съездите. Я там работала, мне очень понравилось. Красивейший город, старые дома, парки, цветы и Цыганская музыка. В свободное время вы вполне можете отпустить гида и погулять. Кстати, рекомендую посмотреть собор. Он на окраине города, но иконы потрясающие, и я всегда говорю: церковь – такое место, где трудно угодить в серьезную передрягу. Очень хороши изделия местных ремесел, хотя не все разрешены к вывозу из страны. Советую поискать ручную вышивку. Вашей жене – вы ведь женаты? – непременно понравится. Покупайте много, всё равно вам не разрешат вывезти деньги. А вот и Джорджина с кофе. Кстати, возьмите буклетик, может, пригодится. Он составлен не специально для ученых, но в нем много мудрых наблюдений и полезных сведений. Ну, знаете, про напряжение и всё такое.

– Спасибо. – Петворт берет кофе и «Краткие советы британским бизнесменам».

– На случай, если с вами произойдут неприятности, – продолжает седовласая дама, – мы телексом известили о вашем приезде британское посольство. Разумеется, посольство маленькое, Слака – отнюдь не центр мира, однако второй секретарь, Стедимен, занимается ДТП и немного культурой. Если что, он поможет, чем сумеет. Я запишу адрес на ваших бумагах, а телефон посольства, наверное, можно найти на месте в телефонной книге. Если вам ее дадут. Да, замечательный город, приятно вспомнить. Только плохо, что разговаривать нельзя. Я когда вернулась, то говорила и говорила, двадцать дней кряду. И ела шоколад. Экономика там слабая, трудно купить сладкое.

День на редкость пасмурный, в кабинете царит полумрак. За окном льет дождь, на сердце у Петворта тоже не радостно. Он знает и читал истории о границах и КПП, шпионах и тюрьмах, избиениях и предательствах, которыми мы забавляемся в этом мрачном мире. Возможно, будь он посильнее характером, то сейчас попросил бы избавить его от такой истории. Однако Петворт знает, что на самом деле его ждет всего лишь версия старой и знакомой истории, с главной темой и мелкими вариациями. Он пьет кофе, дама выпускает дым.

– Да, думаю, это всё, – говорит она. – Главное – здравый смысл. Не меняйте валюту, не спите с мальчиками, не высказывайтесь о политике, не ведите личных разговоров в спальнях или в общественных местах, не вывозите документов, завешивайте зеркало полотенцем. И осторожнее с женщинами. Думаю, вы поняли.

– Да, – отвечает Петворт. – Остерегаться всего чужеродного.

– Вот именно, – говорит дама. – И еще одно. Мы попросим вас по возвращении составить короткий отчет. Чисто по научной стороне, состояние университетов и всё такое. Разумеется, там ничего не записывайте, держите всё в голове, набросаете, когда приедете в… Бредфорд, если не ошибаюсь?

– Бредфорд, – кивает Петворт.

– Хорошо. – Дама встает и ведет его к двери полутемного кабинета. – Желаю приятно провести время. И дайте нам знать, когда вернетесь благополучно.

– Хорошо, – отвечает Петворт. – Если вернусь.

– Конечно, вернетесь, – произносит дама. – Незабываемые впечатления. Джорджина, наш гость уходит.

– До свидания, – говорит секретарша, забирая со стола папку. – Простите за кофе.

С лицом несколько серым, под стать погоде за окном, Петворт в мокром плаще выходит из темного кабинета и шагает по коридору к лифту. Кабина открыта, на дальней стене табличка предупреждает, что вместимость лифта не более шести человек. Десять смеющихся японцев с синими дорожными сумками через плечо и фотоаппаратами на груди энергично машут, чтобы он заходил. Петворт входит в кабину, японцы принимаются жать на все кнопки разом, лифт взмывает вверх, ухает вниз, потом останавливается на всех этажах, пока не добирается до первого. Петворт, сжимая «Краткие советы британским бизнесменам», выходит на празднично украшенную, мокрую Дэвис-стрит и мимо газетчика, рекламирующего забастовку в мертвый политический сезон, идет забрать визу, билеты, подумать о будущем. И вот в результате всех этих действий или бездействия он стоит теперь в пыльном зале аэропорта «Слака», прислонясь к колонне у двери с надписью «НОЙ ВА», в толпе, а часы на стене отщелкивают время.

Да, время идет: тридцать минут, как он вышел в зал, тридцать минут, как ничего не происходит. На портфеле у его ног по-прежнему висит бордово-малиновая бирка, стерильный знак, незначащее значение; толпа колышется, лица возникают и пропадают. Остальные пассажиры рейса 155, мужчины в костюмах и старушки, давно прошли в дверь с надписью «НОЙ ВА», их давно обняли и расцеловали, одарили цветами и смехом, вывели из толпы, на улицу, в жизнь. Только с Петвортом ничего подобного не происходит: ни один встречающий его не встречает, ни один сопровождающий не сопровождает. Снаружи, за пыльным стеклом, красное солнце клонится к западу, голубые автобусы почти все уехали; в наступивших сумерках золотая луковка из золотой становится черной. Лицо Петворта тоже больше не сияет; уверенность, с которой он вошел в зал, потухла, сменившись сомнением и даже некоторым страхом. Всё, конечно, уладится, за этим делом стоит организация. Если машинистка, печатавшая письмо на ломаном английском, не ошиблась, если даты верны, а слакский календарь совпадает с британским, и если те, к кому он едет, ничего не перепутали, то сейчас он переходит с попечения Дэвис-стрит на попечение Сталинградсимуту, из закрытой папки Британского Совета в открытую папку Минъстрата культури комитетьиіі.