И так, в неспешных разговорах, решается судьба людей. Кому жить. А кому нет. Кто-то должен быть первый. Кто-то должен или опохмелиться. Или уйти в страну, где вечно струятся серебряные водопады.

А в оконцовке, господа, остаются у нас все прочие случайно или намеренно содержащие спирт жидкости. Имя им – легион. И пусть я о них ничего не скажу, ибо не знаю. Занавес.

А чем же главу-то закончить… Ну, давайте – так.

Вот если рассуждать об алкоголе, многое что на ум придет. Если писать книгу, всему найдется место. И водочке. И коньячку. И самогончику. И пиву, и коктейлям разным, и, знамо дело, всем винам, коих не счесть. И традициям-обычаям. И кулинарии застольной. И рюмочкам-стаканчикам. И штофам-бутылочкам. И болезням. И смертям. И черт знает еще, чему найдется место.

А о нитхиноле никто не упомянет. Ну, в крайнем случае – вот есть еще уроды конченые, о которых, господа, и упомянуть-то впадлу, а все же пьют, скоты, одеколон и разные другие пакости. Но мы сейчас о проблеме пьянства и алкоголизма разговариваем, о проблеме острой, государственного масштаба, мы графики рисуем – чего и сколько, мы ищем пути выхода из создавшейся ситуации. И найдем, ясен хуй.

А это так – плесень. Их спасать не надо. Их и упоминать не надо. Социально вредная прослойка. Нелюди. Черти. Говно, в общем. Не мозг нации – однозначно. Какая такая у них проблема?

А высоко-высоко на небе сидит дядя Витя, моряк дальнего плавания, четыре года прослуживший на Тихоокеанском флоте и в жизни больше ничего лучшего не видавший. Сидит и пьет нитхинол. Не бургундское. Не «Белый Аист». И не «Мадам Клико».

Если бы, пока он служил, началась война, он бы вышел в поход, напоролся бы на вражескую эскадру, принял бы вместе со всеми бой, и всенепременно бы утонул, и его бескозырка плавала бы по волнам, и он из говна превратился бы в героя.

Так какая у него проблема?

Нету у него проблемы.

Он честно прожил жизнь.

И честно умер.

Все бы так.

Да.

САМОГОН

Самогон гнать довольно легко. Ну, скажем, не сильно трудно. Я на своем веку несколько раз это делал – не скажу, что сильно напрягаясь. На разных аппаратах. Один даже был моей собственной конструкции. Из подручных материалов. И, пожалуй, стоит о нем рассказать.

Но сначала – и это правильно – надо рассказать о браге.

Для тех, кто не знает (таких в России, мне кажется, не наблюдается, но вот специально для этих, которые не наблюдаются, я и говорю). Так вот, для тех, кто не знает: это – полуфабрикат для самогона. Исходный, так сказать, продукт. Жидкость, содержащая алкоголь. В градусах если, то примерно пятнадцать-восемнадцать. Точно никогда не мерил.

Брагу можно пить и так, но не всех видов. Отдельные… эээ… сорта вообще пить невозможно, несмотря на явно присутствующий в них алкоголь. Например, брагу из кормовых дрожжей. Это родственники обычных дрожжей, но настолько далекие, что употреблять их желает только крупный рогатый скот. Ну, или еще какая домашняя животина, не сильно избалованная дорогим комбикормом. Скоммуниздить мешок-другой кормовых дрожжиков в деревне – раз плюнуть. Во всяком случае, в далекое советское время мы даже не напрягались.

В общем, фасовали его в то время в бумажные крафт-мешки, нагружали в вагоны и отправляли по деревням, дабы скотине немного меню разнообразить. А тут мы. И тоже хотим. Но не жрать. А использовать по-своему, по-научному.

Из обычных дрожжей брагу ставить – ума не надо. Любая бабушка или дедушка подскажет, сколько и чего сыпать. На счет кормовых опыта ни у кого в деревне не было, но на то мы и ученые, чтобы опыты проводить. Пара-тройка экспериментов на малых объемах дала нам нужное соотношение. А потом – фляга алюминиевая сорокалитровая, в нее вода кипяченая охлажденная, эти самые экзотические дрожжи и сахар. Закрываем. Ждем. Крышка, хоть и на резиновой прокладке, негерметична, поэтому через несколько часов слышатся радостный писк и шипение.

В деле изготовления браги есть один нюанс, связанный не с технологией как таковой, а с психологией того, кто ее, эту брагу, ставит. Где-то через сутки-двое (а это рано, господа, ей-богу) у всех причастных к этому действу возникает желание попробовать продукт на предмет годности. Как правило, тот, у кого больше здравого смысла, уговаривает недоумков не прикасаться к фляге ни при каких условиях. Как правило, недоумки, невзирая на предупреждения, всеми правдами и неправдами пытаются продегустировать булькающую жидкость. Это противостояние возникало всегда, насколько я помню. Причем иногда побеждал здравый смысл, иногда наоборот. Тут ведь как, с точки зрения микробиологии. Пока во фляге избыточное давление и посторонних микробов нету, внутри идет только нужный нам тип брожения, при котором сахар превращается в спирт и никак иначе. Открыв же флягу, плюс погрузив в играющую брагу свою поганую кружку, недоумок привносит в эту систему невероятное количество самых гнусных в мире бактерий.

В результате дегустатор получает понос с изжогой (брага-то не готова!), а система, заразившись, начинает гнусно и неотвратимо болеть. Пока умрут посторонние микробы, с удовольствием нагадив, пока опять дрожжи возьмутся за дело, пока опять не образуется избыточное давление – пройдет время. В общем, в идеале лучше вообще не открывать флягу (или что там у вас) неделю. А определить, что все отыграло, очень просто. Давление, упавшее до обычного, атмосферного, скажет нам, что все – финиш. Процесс закончен. Больше держать смысла нет. А есть смысл ужраться продуктом до поросячьего визга, потому что сорокалитровая фляга на четверых (у нас почему-то всегда так получалось) содержит больше алкоголя, чем эти… (условно – люди) в состоянии употребить.

Но это что касается обычной, классической браги. Что касается изделия из кормовых дрожжей, то в этом случае никакие недоумки внутрь лезть не спешат. Потому что бухать кормовую брагу невозможно. Вкус, запах и послевкусие не имеют никакого отношения к питию как таковому. Это голимая отрава во всей красе и никак иначе. Собственно, я всего один раз видел, как человек выпил кружку кормовой, но это было привидение по прозвищу Шакал, поэтому к остальным это отношения не имеет. И не пытайтесь. И не мечтайте. Это все должно уйти в самогонный аппарат.

Так вот. Как-то в середине лета, занимаясь наукой в деревне по приказу сверху, я почувствовал неистребимую скуку и желание как-то размяться. Умное в деревне обычно в голову не приходит. Набор деревенских развлечений незатейлив, зато вечен. Нажраться, подраться, поорать песни, сплясать чего-нибудь непристойного – и на сеновал с девками. Почему в этот список никогда не входит театр, картинная галерея или, скажем, английский клуб – не знаю. В деревне это никому не приходит в голову. Не пришло и мне.

Рядом с базой жил дядя Саша. Личность на всю деревню значимая по многим причинам. Например, у него не было нижней челюсти. Вот вы спросите – как это? Совсем не было? Ну, когда он ее отстрелил – не было совсем, да. А потом в больнице собрали какие-то косточки, свели в треугольничек, сваяли некое подобие челюсти, да так и загипсовали.

Дядя Саша с тех пор выглядит довольно комично, но главное – он жив. А нехуй с таких длинных ружей стреляться! Он же как думал: картечью в подбородок, из макушки мозги на потолок – и все. Ага. Как говорится, хочешь рассмешить Бога – расскажи ему о своих планах. Ружье длинноватое попалось. Гнездился дядя Саша, гнездился, упер ствол в подбородок, позу принял – по его понятиям – правильную. Нажал на спуск – и челюсть, не будь дура, и выскочила. Картечь, что тут поделаешь. Слишком он сильно голову запрокинул. Оттого траектория получилась идиотская. Второй раз тяжело раненный самоубивец не стал стреляться. Как-то ему одного раза хватило. И совершенно разумно запросил помощи. Ну, тут прибежали, отвезли, на операционный стол положили и задумались. Такое, в общем, не каждый врач за свою карьеру видит. Как поступать – не совсем ясно. Поэтому винить за получившийся шедевр хирургии вряд ли уместно. В общем, к внешности дяди Саши надо было привыкнуть. А еще надо было привыкнуть, что этот же дядя отсидел то ли восемь, то ли девять лет за убийство. Я привык. В жизни ведь общаешься обычно с теми, кто рядом. Привыкнуть можно ко всему.