* * *
Е.К.
Я выпил газированной воды под башней Белорусского вокзала и оглянулся, думая, куды отсюда бросить кости.
Вылезала из-за домов набрякшая листва. Из метрополитеновского горла сквозь турникеты масса естества, как черный фарш из мясорубки, перла. Чугунного Максимыча спина маячила, жужжало мото-вело, неслись такси, грузинская шпана, вцепившись в розы, бешено ревела. Из-за угла несло нашатырем, Лаврентием и средствами от зуда. И я был чужд себе и четырем возможным направлениям отсюда. Красавица уехала.
Ни слез, ни мыслей, настигающих подругу. Огни, столпотворение колес, пригодных лишь к движению по кругу. 18 июля 1968, Москва Сочинения Иосифа Бродского. Пушкинский фонд. Санкт-Петербург, 1992.
ПЕСНЯ ПУСТОЙ ВЕРАНДЫ
Not with a bang but a whimper.*
T.S.Eliot
Март на исходе, и сад мой пуст. Старая птица, сядь на куст, у которого в этот день только и есть, что тень.
Будто и не было тех шести лет, когда он любил цвести; то есть грядущее тем, что наг, делает ясный знак.
Или, былому в противовес, гол до земли, но и чужд небес, он, чьи ветви на этот раз лишь достиженье глаз.
Знаю и сам я не хуже всех: грех осуждать нищету. Но грех так обнажать - поперек и вдоль язвы, чтоб вызвать боль.
Я бы и сам его проклял, но где-то птице пора давно сесть, чтоб не смешить ворон; пусть это будет он.
Старая птица и голый куст, соприкасаясь, рождают хруст. И, если это принять всерьез, это - апофеоз.
То, что цвело и любило петь, стало тем, что нельзя терпеть без состраданья - не к их судьбе, но к самому себе.
Грустно смотреть, как, сыграв отбой, то, что было самой судьбой призвано скрасить последний час, меняется раньше нас.
То есть предметы и свойства их одушевленнее нас самих. Всюду сквозит одержимость тел манией личных дел.
В силу того, что конец страшит, каждая вещь на земле спешит больше вкусить от своих ковриг, чем позволяет миг.
Свет - ослепляет. И слово - лжет. Страсть утомляет. А горе - жжет, ибо страданье - примат огня над единицей дня.
Лучше не верить своим глазам да и устам. Оттого что Сам Бог, предваряя Свой Страшный Суд, жаждет казнить нас тут.
Так и рождается тот устав, что позволяет, предметам дав распоряжаться своей судьбой, их заменять собой.
Старая птица, покинь свой куст. Стану отныне посредством уст петь за тебя, и за куст цвести буду за счет горсти.
Так изменились твои черты, что будто на воду села ты, лапки твои на вид мертвей цепких нагих ветвей.
Можешь спокойно лететь во тьму. Встану и место твое займу. Этот поступок осудит тот, кто не встречал пустот.
Ибо, чужда четырем стенам, жизнь, отступая, бросает нам полые формы, и нас язвит их нестерпимый вид.
Знаю, что голос мой во сто раз хуже, чем твой - пусть и низкий глас. Но даже режущий ухо звук лучше безмолвных мук.
Мир если гибнет, то гибнет без грома и лязга; но также не с робкой, прощающей грех слепой веры в него, мольбой.
В пляске огня, под напором льда подлинный мира конец - когда песня, которая всем горчит, выше нотой звучит.
* Не взрыв, но всхлип (англ.).- Из стихотворения Т.С.Элиота "The Hollow Men". Октябрь 1968 Сочинения Иосифа Бродского. Пушкинский фонд. Санкт-Петербург, 1992.
