Мысли пилота были настолько заняты его собственными бедами, что ему понадобилось некоторое время, чтобы осознать сказанное.

– Я встречался с ним раз или два во время предыдущих остановок, милорд. Не могу сказать, что знал его. Я никогда не бывал на борту “Идриса”.

– У вас есть какие-нибудь идеи или теории относительно его исчезновения?

– Нет… вообще-то, нет.

– Капитан Бран полагает, что тот мог дезертировать.

Корбо поморщился:

– С Брана станется.

– С чего вы решили?

Корбо шевельнул губами, но тут же запнулся; вид у него был совсем несчастный.

– Мне не следует критиковать своих командиров или высказывать свое мнение относительно их суждений, милорд.

– Бран предубежден против комаррцев.

– Я этого не говорил!

– Это было мое наблюдение, мичман.

– О-о!

– Ладно, оставим пока эту тему. Вернемся к вашим печалям. Почему вы не ответили на звонок вашего наручного комма, который оповещал о приказе возвращаться?

Корбо коснулся левого запястья, на котором не было комм-браслета – квадди конфисковали их у всех барраярцев.

– Я снял его и оставил в другой комнате. Должно быть, он пищал, когда я еще спал. Я узнал о приказе лишь тогда, когда эти двое… двое… – не сразу подыскав нужное слово, он горько закончил: – …громил стали ломиться в дверь Гарнет Пятой. Они просто отпихнули ее в сторону…

– Они представились как положено? Четко передали приказ?

Корбо помолчал, потом бросил на Майлза пронзительный взгляд.

– Должен признаться, милорд, – медленно произнес он, – Когда сержант Тучев заявил: “Баста, мутантский любовничек, кончилися танцы”, я не понял, что это означает “адмирал Форпатрил приказывает всему барраярскому личному составу вернуться на корабли”. По крайней мере, с ходу до меня не дошло. Я только-только проснулся, видите ли.

– Они представились?

– Не… не словами.

– Показали удостоверения?

– Ну… они были в форме, с нарукавными повязками патрульных.

– Вы распознали в них службу безопасности флота или подумали, что это был частный визит – пара боевых товарищей в свободное время занимается расовой дискриминацией?

– Ну… хм… одно вовсе не исключает другого, милорд. По моему опыту.

“К сожалению, в этом мальчишка прав”. Майлз сделал глубокий вдох.

– А-а.

– Я только проснулся, плохо соображал. Когда они стали швырять меня туда-сюда, Гарнет Пятая подумала, что они меня бьют. Незачем было ей вмешиваться… Я ударил Тучева лишь тогда, когда он сбросил ее с гравикресла. А уж дальше… все пошло к чертям. – Корбо сердито нахмурился, не сводя глаз со своих тюремных тапочек.

Майлз откинулся назад. “Брось парню веревку, он же тонет”.

– Знаете, ваша карьера вовсе не загублена окончательно, – мягко произнес он. – Пока власти Станции Граф держат вас по арестом, формально вы не в самоволке – как и взвод Брана. Еще некоторое время вы пробудете в юридической неопределенности. Средства, потраченные на ваше пилотское обучение и на нейроимплантанты, делают вас дорогостоящей потерей для командования. Если предпримете верные шаги, то еще можете выпутаться из этой передряги незапятнанным.

Корбо поморщился.

– Я не… – начал он и смолк.

Майлз издал поощряющий звук. И тут мичмана прорвало:

– Не нужна мне больше эта чертова карьера! Я не хочу участвовать в… – он неопределенно взмахнул рукой, – …этом . В всем этом… идиотизме.

Стараясь не давать волю сочувствию, Майлз спросил:

– Каков ваш нынешний статус? Как долго вы уже служите?

– Я подписался на один из этих новых пятилетних контрактов – по истечении срока я могу либо продолжить службу, либо уйти в запас. Я прослужил три года, осталось еще два.

Когда тебе двадцать три, два года все еще кажутся долгим сроком, напомнил себе Майлз. На этом этапе своей карьеры Корбо мог дослужиться только до ученика младшего пилота, не больше, хотя его назначение на “Принц Ксав” подразумевало высокую оценку.

Корбо помотал головой:

– Теперь я будто вижу все в ином свете. Воззрения, которые я воспринимал как должное, эти шуточки, замечания, замашки – он теперь задевают меня. Раздражают. Люди вроде сержанта Тучева, капитана Брана… Боже, неужели мы всегда были так отвратительны?

– Нет, – возразил Майлз. – Мы были гораздо хуже. Это я могу лично засвидетельствовать.

Корбо устремил на него испытующий взгляд.

– Но если бы тогда все сторонники прогресса решили устраниться от дел, как сейчас намереваетесь сделать вы, тех перемен, которые произошли на моем веку, просто не было бы. Мы изменились. И можем измениться еще сильнее. Не сразу, нет. Но если все достойные люди уйдут, а идиоты останутся верховодить, вряд ли это будет на пользу будущему Барраяра. Которое мне небезразлично. – Он сам поразился тому, сколько искренности было в этих словах, как правдивы они стали с недавних пор. Он подумал о двух репликаторах в охраняемой комнате особняка Форкосиганов. “Я всегда считал, что мои родители могут все исправить. Теперь моя очередь. Боже милостивый, как же это случилось?”

– Я даже представить не мог, что бывают такие места, как это. – Теперь широкий взмах Корбо, сообразил Майлз, означал Пространство Квадди. – И такая женщина, как Гарнет Пятая. Я хочу остаться здесь.

Безрассудный молодой человек принимает серьезнейшее решение, руководствуясь лишь сиюминутными побуждениями – Майлз предчувствовал, что ничего хорошего из этого не выйдет. Станция Граф весьма привлекательна на первый взгляд, это бесспорно, но Корбо вырос в открытой местности, с настоящей силой тяжести, с естественной атмосферой – сможет ли он привыкнуть к жизни здесь, или же им постепенно овладеет техно-клаустрофобия? А эта молодая женщина, ради которой он собирался пожертвовать всем – стоит ли она того? Или спустя какое-то время окажется, что Корбо был для нее всего лишь мимолетным увлечением? Или даже досадной ошибкой. Черт, да они ведь знакомы всего несколько недель – никто не может знать наверняка, и менее всего сами Корбо и Гарнет Пятая.

– Я хочу оставить службу, – заявил Корбо. – Не вынесу этого больше.

Майлз попытался снова:

– Если вы заберете назад прошение о политическом убежище прежде, чем квадди отклонят его, можно затерять его в вашей нынешней юридической неопределенности и сделать так, чтобы оно и вовсе исчезло, никак не отразившись на вашей карьере. Если не заберете прошение сами, вас непременно обвинят в дезертирстве, что сильно вам повредит.

Корбо поднял глаза и встревоженно спросил:

– А из-за перестрелки, которую развязали тут люди Брана со службой безопасности квадди, будет ли это считаться дезертирством в разгар битвы? Хирург с “Принца Ксава” сказал, что скорее всего так и будет.

За дезертирство “в разгар битвы”, перед лицом противника, по барраярскому военному кодексу полагалась смертная казнь. Дезертирство в мирное время каралось долгосрочным заключением в чрезвычайно мерзких военных тюрьмах. И то, и другое казалось чрезмерно расточительной тратой человеческого потенциала, учитывая все обстоятельства.

– Думаю, для того, чтобы назвать это происшествие битвой, понадобится очень хитро извратить юридические определения. И вдобавок это идет вразрез с ясно заявленным желанием императора поддерживать мирные отношения с этим важным торговым центром. И все же… при достаточно враждебно настроенном суде и неумелой защите… Вряд ли разумно идти на такой риск, если его можно избежать. – Майлз задумчиво потер рукой губы. – А вы, часом, не были пьяны, когда сержант Тучев пришел за вами?

– Нет!

– Хм. Жаль. “Был пьян” – отличное оправдание. Совершенно безопасное, без всякого политического и социального радикализма. А не могли бы вы?..

Губы Корбо сжались от негодования. Майлз почувствовал, что Корбо вряд ли воспримет благосклонно предложение солгать о своем состоянии. Молодой офицер еще более вырос в его глазах, это точно. Но жизнь от этого легче не становилась.

– И все-таки я хочу уйти, – упрямо повторил Корбо.