Не приближаясь к девушке ближе чем на три фута, Даг отвел ее обратно на полянку – помахивая рукой, как если бы гнал утку. Он показал ей на упавший ствол подальше от того места, где вытоптанная трава говорила о недавней борьбе, и двинулся к своему коню, высокому гнедому, который невозмутимо щипал сорняки на обочине тропы. Фаун тяжело уселась на бревно и согнулась, обхватив себя руками. Горло у нее саднило, живот болел, и хотя она больше не всхлипывала, восстановить дыхание в прежнем ритме никак не удавалось.

Дозорный встал спиной к Фаун, сделал что-то, в результате чего лук отсоединился от его левой руки, и стал рыться в седельной сумке. Потом еще что-то сделал со своей левой рукой и повернулся к Фаун, поправляя на плече ремень от фляги с водой и зажав под мышкой пару завернутых в ткань пакетов. Фаун заморгала: ей неожиданно показалось, что дозорный вновь обрел левую кисть: затянутая в кожаную перчатку, она неловко прижималась к боку.

Даг с усталым кряхтением опустился на бревно и вытянул длинные ноги. Теперь, когда он сидел так близко, Фаун ощутила, что от него пахнет высохшим потом, дымом, лошадью и усталостью. Он положил свертки на землю и протянул Фаун флягу.

– Сначала напейся.

Фаун кивнула. Вода была теплая и затхлая, но чистая.

– И поешь. – Даг достал из одного из свертков кусок хлеба.

– Не смогу…

– И все-таки. Так твоему телу будет чем себя занять – не только же ему дрожать. Тело удивительно легко отвлечь. Попробуй.

Фаун с сомнением откусила кусочек. Хлеб был замечательный, хоть и немного черствый, и Фаун подумала, что знает, где его испекли. Ей пришлось отхлебнуть еще воды, чтобы проглотить хлеб, но трясти ее и в самом деле стало меньше. Пока дозорный разворачивал второй сверток, Фаун искоса взглянула на его неподвижную левую кисть и решила, что она, должно быть, вырезана из дерева – для показухи.

Дозорный смочил тряпочку какой-то жидкостью из бутылочки – снадобьем Стражей Озера? – и протянул правую руку к щеке Фаун. Она поморщилась, хотя прохладная жидкость не щипала.

– Прости. Не хотелось оставлять в царапинах грязь.

– Нет… Да… Я хочу сказать – ничего. Все в порядке. Думаю, дурачок зацепил меня когтями, когда ударил. – Когти. На руках у него были когти, а не ногти. Что за чудовище?..

Губы дозорного сжались, но рука не дрогнула.

– Жаль, что я не добрался до вас скорее. Я заметил, что на дороге что-то случилось. Тех двоих я выслеживал всю ночь. Наш отряд захватил лагерь разбойничьей банды часа через два после полуночи – в холмах по ту сторону Глассфорджа. Боюсь, что я гнал их прямо на тебя.

Фаун покачала головой, хоть и не собиралась этого отрицать.

– Я шла по дороге. Они просто прихватили меня, как… как потерявшуюся собачонку, которую каждый может назвать своей. – Фаун нахмурила брови. – Нет, не так. Сначала они спорили. Странно. Тот, который меня… э-э… тот, которого ты застрелил… он сначала не хотел брать меня с собой. Это другой настаивал. Только его я ничуть не заинтересовала… потом… перед тем как появился ты. – Фаун прошептала, не ожидая ответа: – Кто же он такой был?

– Скорее всего енот, – ответил дозорный. Он перевернул тряпочку чистой стороной, снова смочил ее и принялся промывать следующую царапину.

Этот странный ответ так не соответствовал вопросу, что Фаун решила, будто дозорный ее не расслышал.

– Нет, я имею в виду того здорового парня, который меня ударил, – того, который от тебя убежал. У него, похоже, не все в порядке с головой.

– Ты сама не догадываешься, насколько права. Я за этими тварями охочусь всю жизнь, так что научился различать. Его сделали. Это подтверждает, что где-то неподалеку появился Злой – твои соплеменники зовут их зловредными привидениями. Злой превращает людей в своих рабов – чтобы сражаться и делать грязную работу. Других существ он тоже иногда использует. Мы их зовем глиняными людьми. Только Злой не может делать их из ничего. Поэтому он ловит зверей и придает им другую форму – сначала очень грубую, но постепенно тварь делается сильнее и умнее. На самом деле Злой сотворить жизнь не может – только смерть. Его рабы долго не живут, ну да ему это все равно.

Может быть, он разыгрывает ее, как любили делать братья? Ему интересно, какую сказочку проглотит глупая деревенская девчонка, не поперхнувшись? Дозорный говорил совершенно серьезно, но, может быть, он просто умелый шутник?

– Ты хочешь сказать, что зловредные привидения существуют на самом деле?

Теперь пришла очередь дозорного удивиться.

– Откуда ты свалилась, девонька? – спросил он осторожно.

Фаун хотела было назвать деревню, самую близкую к их ферме, но передумала и назвала Ламптон – это был все-таки город, и так легче казалось сохранить анонимность. Фаун выпрямилась, собираясь с силами, чтобы разбитыми губами небрежно выговорить: «Я вдова».

– Как тебя зовут?

– Фаун. Фаун Со… Софилд. – Фаун невольно поморщилась. Она не хотела носить ни имени Санни, ни имени собственной семьи, а получилось, что теперь она объединила части обоих.

– Фаун… Олененок. Тебе подходит, – сказал дозорный, склонив голову набок. – Должно быть, у тебя такие глаза от рождения.

Пристальное внимание собеседника снова смутило Фаун. Она попыталась небрежно бросить «А тебя как зовут?», хотя догадывалась, что его имя ей уже известно.

– Я откликаюсь на Дага.

Фаун подождала немного и спросила:

– И все?

Дозорный пожал плечами.

– У меня есть имя моего шатра, моего лагеря и местности, но «Даг» легче выкрикнуть. – На его лице снова промелькнула улыбка. – В бою чем короче, тем лучше. «Даг, прячься!» – понимаешь? Если бы имя было длиннее, можно и не успеть. Так что так лучше.

Фаун обнаружила, что улыбается ему в ответ. Она не знала, что ей помогло – болтовня Дага, его хлеб или просто возможность спокойно посидеть, – но ее желудок наконец успокоился. Впрочем, Фаун все равно чувствовала себя разгоряченной, усталой и лишившейся сил.

Даг заткнул бутылочку со снадобьем.

– А тебе самому разве не нужно промыть царапины? – спросила Фаун.

– Ах да. – Даг снова вывернул тряпочку и небрежно провел по лицу. Половина царапин осталась непромытой.

– Почему ты назвал меня Искоркой?

– Так я подумал о тебе, когда ты вчера пряталась надо мной на яблоне.

– Я не думала, что ты можешь меня видеть. Ты же ни разу не посмотрел вверх!

– Ты вела себя так, словно не хотела, чтобы тебя увидели. Вот мне и показалось, что вежливее тебя не замечать. – Потом Даг добавил: – Я думал, что ты живешь на той уютной ферме.

– Она и в самом деле выглядела уютной, но я остановилась там только, чтобы набрать воды. Я шла в Глассфордж.

– Из Ламптона?

Фаун показала на север.

– Да.

Даг хоть и не сказал ничего вроде «Дальняя дорога для таких коротких ножек», однако неизбежный вопрос прозвучал:

– У тебя там семья?

Фаун чуть не ответила «да», но сообразила, что Даг, возможно, собирается проводить ее в Глассфордж, а тогда может возникнуть неловкость.

– Нет. Я собиралась поискать там работу. – Фаун решительно выпрямилась. – Я – соломенная вдова.

Дозорный медленно моргнул, и лицо его довольно долго ничего не выражало. Наконец он сказал странно осторожным тоном:

– Прошу прощения, миссис… а ты знаешь, что значит «соломенная вдова»?

– Недавно овдовевшая женщина, – быстро ответила Фаун, но заколебалась. – Однажды в нашу деревню пришла женщина из Глассфорджа. Она стала зарабатывать на жизнь шитьем и вязанием… у нее еще был прелестный маленький сынишка. Мои дядья называли ее соломенной вдовой. – За этими словами последовала еще одна странная пауза. – Это ведь верно, да?

Даг запустил руку в спутанные темные волосы.

– Ну… и да, и нет. На фермах так говорят о беременной женщине или матери с маленьким ребенком, муж которой неизвестно где. Это более вежливое название, чем… чем менее вежливое. И не такое уж доброжелательное.

Фаун залилась краской.