вертеп, Александра Николаевна, и все втрое, все втрое. И обратите
внимание, ведь они желтые совсем стали, и бессонница... Гончарова. Скажи Александру Сергеевичу сам. Никита. Сказывал-с. А они отвечают: ты надоел мне, и без тебя голова вихрем
идет. Как не надоесть за тридцать лет!
Пауза.
Гончарова. Ну, Наталье Николаевне скажи. Никита. Не буду я говорить Наталье Николаевне, не поедет она.
Пауза.
А без нее? Поехали бы вы, детишки и он. Гончарова. Ополоумел, Никита? Никита. Утром бы из пистолета стреляли, потом верхом бы ездили... Детишкам и
простор и удобство. Гончарова. Перестань меня мучить, Никита, уйди.
Никита уходит. Гончарова, посидев немного у камина,
уходит во внутренние комнаты. Слышится колокольчик. В
кабинет, который в полумраке, входит не через гостиную,
а из передней - Никита, а за ним мелькнул и прошел в
глубь кабинета какой-то человек. В глубине кабинета
зажгли свет.
Никита (глуха в глубине кабинета). Слушаю-с, слушаю-с, хорошо. (Выходит в
гостиную.) Александра Николаевна, они больные приехали, просят вас. Гончарова (выходя). Ага, сейчас.
Никита уходит в столовую.
(У двери кабинета.) On entre? (Входит в кабинет. Голос ее слышен
глухо.) Alexandre, etes-vous indispose? [Можно войти? ... Александр,
вам нездоровится? (фр.)] Лежите-лежите. Может быть, послать за
доктором? (Выходит в гостиную, говорит Никите, который входит с чашкой
я руках.) Раздевай барина. (Отходит к камину, ждет.)
Никита некоторое время в кабинете, а потом уходит в
переднюю закрыв за собою дверь.
(Входит в кабинет. Слова ее слышны там глухо.) Все благополучно. Нет, нет...
Колокольчик. Никита входит в гостиную. Гончарова тотчас
выбегает к нему навстречу.
Никита (подавая письмо). Письмо Алек... Гончарова (грозит Никите, берет письмо). А, от портнихи... Хорошо. Скажи,
что буду завтра днем. Ну, чего ты стал, ступай. (Тихо.) Тебе сказано,
не подавать писем?
Никита выходит.
(Возвращается в кабинет.) Бог с вами, Александр, говорю же, от
портнихи. Право, я пошлю за лекарем. Дайте я вас перекрещу. Что?
Хорошо. Я умоляю вас не тревожиться.
Свет в кабинете гаснет.
Гончарова возвращается в гостиную, закрывает дверь в
кабинет, задергивает ее портьерой. Читает письмо.
Прячет.
Кто эти негодяи? Опять, боже праведный! (Пауза.) В деревню надобно
ехать, он прав.
Послышался стук. Глухо - голос Никиты.
Появляется Наталья Николаевна Пушкина. Она развязывает
ленты капора, бросает его на фортепиано. Близоруко
щурится.
Пушкина. Ты не спишь? Одна? Пушкин дома? Гончарова. Он приехал совсем больной, лег, просил его не беспокоить. Пушкина. Ах, бедный! Да немудрено, буря-то какая, господи! Нас засекло
снегом. Гончарова. С кем ты приехала? Пушкина. Меня проводил Дантес. Ну что ты так смотришь? Гончарова. Значит, ты все-таки хочешь беды? Пушкина. Ах, ради всего святого, без нотаций. Гончарова. Таша, что ты делаешь? Зачем ты напрашиваешься на несчастье? Пушкина. Ah, mon Dieu! [Ах, боже мой! (фр.)] Азя, это смешно. Ну что худого
в том, что beau frere [зять (фр.)] меня проводил?
Гончарова подает письмо Пушкиной. Пушкина читает.
(Шепчет.) Он не видел? Гончарова. Бог спас. Никита хотел подать. Пушкина. Ах, старый дуралей! (Бросает письмо в камин.) Несносные люди! Кто
это делает? Гончарова. Это тебе не поможет. Сгорит это, но завтра придет другое. Он все
равно узнает. Пушкина. Я не отвечаю за анонимные наветы. Он поймет, что все это неправда. Гончарова. Зачем же ты мне-то говоришь так? Нас никто не слышит. Пушкина. Ну, хорошо, хорошо. Я сознаюсь, я точно виделась с ним один раз у
Идалии, но это вышло нечаянно. Я и не подозревала, что он придет туда. Гончарова. Таша, поедем в деревню. Пушкина. Бежать из Петербурга? Прятаться в деревне? Из-за того, что какая-то
свора низких людей... презренный аноним... Он и подумает, что я
виновата. Между нами ничего нет. Покинуть столицу? Ни с того ни с сего?
Я вовсе не хочу сойти с ума в деревне, благодарю покорно. Гончарова. Тебе нельзя видеться с Дантесом. Неужели ты не хочешь понять, как
ему тяжело? И притом денежные дела так запутанны... Пушкина. Что же прикажешь мне делать? Натурально, чтобы жить в столице,
нужно иметь достаточные средства. Гончарова. Я не понимаю тебя. Пушкина. Не терзай себя, Азя, ложись спать. Гончарова. Прощай. Уходит.)
Пушкина одна, улыбается, очевидно, что-то вспоминает. В
дверях, ведущих в столовую, бесшумно появляется Дантес.
Он в шлеме, в шинели, с палашом, запорошен снегом,
держит в, руках женские перчатки.
Пушкина (шепотом). Как вы осмелились? Как вы проникли? Сию же минуту
покиньте мой дом. Какая дерзость! Я приказываю вам! Дантес (говорит с сильным акцентом). Вы забыли в санях ваши перчатки. Я
боялся, что завтра озябнут ваши руки, и я вернулся. (Кладет перчатки на
фортепиано, прикладывает руку к шлему и поворачивается, чтобы уйти.) Пушкина. Вы сознаете ли опасность, которой меня подвергли? Он за дверьми!
(Подбегает к двери кабинета, прислушивается.) На что вы рассчитывали,
когда входили? А ежели бы в гостиной был он? Он запретил пускать вас на
порог! Да ведь это же смерть! Дантес. Chaque instant de la vie est un pas vers la mort [Каждое мгновение
жизни - это шаг к смерти (фр.)]. Слуга сказал мне, что он спит, и я
вошел. Пушкина. Он не потерпит, он убьет меня! Дантес. Из всех африканцев сей, я полагаю, самый кровожадный. Но не
тревожьте себя, он убьет меня, а не вас. Пушкина. У меня темно в глазах... что будет со мною? Дантес. Успокойтесь, ничего не случится с вами. Меня же положат на лафет и
повезут на кладбище. И так же будет буря, и в мире ничего не изменится. Пушкина. Заклинаю вас всем, что у вас есть дорогого, покиньте дом. Дантес. У меня нет ничего дорогого на свете, кроме вас, не заклинайте меня. Пушкина. Уйдите! Дантес. Ах нет. Вы причина того, что совершаются безумства. Вы не хотите
выслушать меня никогда. А между тем есть величайшей важности дело.
Надлежит слушать. Там... да? Иные страны. Скажите мне только одно
слово, и мы бежим. Пушкина. И это говорите вы, месяц тому назад женившись на Екатерине, на моей
сестре? Вы и преступны, вы и безумны! Ваши поступки не делают вам
