В дверях Эскаргот едва не налетел на профессора Вурцла, которого все уважительно называли "профессором", хотя он закончил университет всего три года назад и никогда, насколько знал Эскаргот, не занимался преподавательской деятельностью. В прошлом Эскаргот тоже посещал университет, по крайней мере некоторое время. Университетское образование придавало... этой, как ее?.. значимости человеку, ищущему богатую невесту. Вурцл держал в обеих руках по жирной саламандре, пятнистой и лупоглазой.

- Вы только посмотрите на эти экземпляры! - радостно прокричал он Эскарготу.

- Да, очень симпатичные.

- Первые в этом сезоне, сэр. Первые в этом сезоне. Такие крупные редко встречаются, во всяком случае к востоку от гор.

- Пожалуй, - согласился Эскаргот, остановившись на мгновение, чтобы полюбоваться животными. Потом, почти шепотом, он спросил: - Вы, случайно, не встречали где-нибудь Лету, а? Темноволосую девушку, которая читает Смитерса?

- Кого? - спросил Вурцл, наморщив лоб. Потом он пристально посмотрел на одну из саламандр, словно именно она разговаривала с ним или знала ответ на вопрос Эскаргота.

- Я уже сообщил все, что нам известно! - крикнул молодой человек из глубины помещения. - Ему лишь бы людей беспокоить!

- Знаете, - сказал Вурцл, лучезарно улыбаясь, - я соорудил для них клетку, которой поистине горжусь: там разные растения в горшках, маленькие пещерки и крохотный пруд. Хотите посмотреть?

- Спасибо, - сказал Эскаргот, бочком выбираясь на улицу. - Но сейчас я спешу. Мне еще нужно проверить свои лесы до наступления темноты. Может, потом как-нибудь?

- Конечно, - сказал профессор, уже войдя в библиотеку и снова любовно всматриваясь в одну из саламандр. - В любое время. Вы всегда найдете меня здесь - или, по крайней мере, мальчика. - Его голос стих, когда за ним захлопнулась дверь.

Эскаргот поплелся по улице по направлению к реке, глядя на носки своих ботинок, взбивающих крохотные облачка пыли, и предаваясь размышлениям, но думая не о конкретных вещах, а обо всем сразу - о дочери, о жене, о витрине Бизла, о Лете и Стоувере, и о глупых жирных саламандрах, столь высоко ценимых профессором Вурцлом. Казалось совершенно очевидным, что городок Твомбли недостаточно велик, чтобы вместить все это. И если Лета действительно отправилась на побережье, то, наверное, Эскагорту самое время сделать то же самое.

Вечер обещал быть прохладным и дождливым. Темные от влаги дубы за рекой в сумерках казались почти черными, и туман уже устилал землю под ними подобием серого ватного одеяла. Эскаргот сел на поваленное дерево и уставился на полосу леса на противоположном берегу, не думая ни о чем. Толстые лесы, привязанные к веткам дерева, косо уходили в темную воду, сносимые в сторону течением. У самой поверхности воды на них налипли пучки водорослей, и время от времени плывущие по реке веточки, листья или полузатонувший кусок дерева наталкивались на одну из лес и, кружась, уплывали прочь, увлекая за собой большую часть водорослей.

Река поднималась. Казалось, она спешит к океану, с каждым днем все сильнее торопясь достичь места назначения. Эскаргот принялся размышлять о конечных целях любого путешествия. Ему пришло в голову, что с таким же успехом он сам мог бы плыть, кружась в водоворотах, по течению реки к побережью. Ему вдруг показалось, что многие годы он напрасно тратил время.

Стремление достичь места назначения - вот в чем секрет. Неважно, какого именно. Чудилось что-то пугающее в перспективе просидеть всю жизнь на одном месте, "прочно обосноваться". Возможно, в таком случае вы слишком ясно видите конец пути - все серые, безрадостные годы, тянущиеся чередой, подобно камням мощеной дороги, в конце которой, на заросшем сорняками кладбище, стоит последний камень, надгробный. "Движение, - думал Эскаргот, глядя на темные деревья прищуренными глазами, - искривляет и запутывает любой путь настолько, что в конце концов человек уже не помнит, откуда он начал, и не знает, к чему придет". Соблазняла именно перспектива вечно идти куда-то, занимаясь по пути мелкой меновой торговлей, чтобы всегда оставаться при табаке; порой, в случае крайней необходимости, мыть витрины и посвистывать в процессе работы; стягивать лишний пирог, охлаждающийся на подоконнике, и оставлять взамен ивовую флейту, или горсть стеклянных шариков, или корзинку, полную засоленной рыбы.

В то время как благоразумный селянин будет прятаться в своем доме, по ночам боязливо прислушиваясь к скрипу и шороху ветвей на ветру и пугаясь причудливых теней от спутанных виноградных лоз на темном дворе, Эскаргот будет разгуливать по дорогам и жить среди теней. Именно под его ногами прохрустит гравий среди ночи, каковой звук заставит селянина сесть в постели, задрожать от страха, склонить голову к плечу и напряженно прислушаться. Возможно, он поплывет к Океанским островам и примкнет к пиратам или пойдет вниз по реке, чтобы найти сокровища в Лесу гоблинов.

Возможно... возможно, для начала он отправится на побережье и попытается найти Лету. Сейчас это казалось вполне подходящей целью. Через неделю, когда Хэллоуин уже пройдет и населяющие ночи колдовские чары отчасти рассеются, на побережье устроят ярмарку по случаю праздника урожая. Эскаргот живо представлял себя в шумной веселой толпе: костры на улицах; люди, эльфы и факельщики вперемешку с местными гномами; редкие компании гоблинов, которые, заливаясь идиотским смехом, бегут во все лопатки по улице после того, как напугали какого-нибудь трактирщика или дернули за волосы какую-нибудь бедную старушку. И там будет Лета, которая не сразу поймет, кто стоит рядом с ней. Он похлопает ее по плечу, и она обернется, страшно удивленная. А он улыбнется и скажет что-нибудь - что-нибудь остроумное. Что именно? Над этим следовало подумать. Он хотел хорошо подготовиться к такому ответственному моменту, иначе до конца жизни будет сожалеть, что брякнул какую-нибудь глупость.

Услышав плеск в двадцати футах от берега, Эскаргот встрепенулся и схватил ближайшую лесу, решив, что речной кальмар заглотил насаженного на крючок червяка. Туман поднялся выше. Теперь за рекой виднелись лишь призрачные кроны деревьев. Находившиеся в пятидесяти ярдах от Эскаргота пристани городка Твомбли скрылись в тумане, и вечер был тихим и безветренным. Из леса доносилось приглушенное расстоянием уханье совы, похожее на голос бесплотного духа. Ни на одной лесе ничего не оказалось.