Он стоял в тени дома на противоположной стороне улицы целый час, прежде чем швейцар покинул свой пост, а потом бросился к гостинице, пока первого назойливого стража не сменил следующий. За дверями находился огромный вестибюль с высоким потолком, изобилующий растениями в горшках, затейливой лепниной и толстыми пастельных тонов коврами, беспорядочно разбросанными по каменному полу. Корзина уже благоухала вовсю, словно Эскаргот вез за собой на тележке целый тинистый пруд. Люди оборачивались и бросали на него сердитые взгляды, когда он, держась подальше от длинной стойки, шагал через вестибюль к лестнице.

Безнадежность предприятия не вызывала сомнений. Во-первых, вероятно, в гостинице "Ванс" не было ни одного постояльца, который интересовался бы лилейными водорослями. Скорее всего, Креслоу солгал. И даже если и был, что тогда? Здесь было не менее двухсот номеров. Здание гостиницы тянулось на полквартала. Что, собственно говоря, спрашивал себя Эскаргот, он делает здесь, если не тратит время попусту? Он мог бы выйти завтра в море и набрать кучу редких морских ракушек, чтобы продать во вполне приличные сувенирные лавки на берегу залива. Но вместо этого он гоняется за неким призраком, порожденным фантазией человека, который его обманул.

С трудом передвигая ноги, Эскаргот поднялся на второй этаж. Он же не может просто постучать в дверь, верно? Его мгновенно выдворят из гостиницы. Он может удивленным голосом сказать, что ошибся дверью, если человек, который ему откроет, не будет похож на человека, интересующегося водорослями. Но как должен выглядеть такой человек? Как профессор Вурцл, в поношенной измятой одежде? Впереди показалась площадка третьего этажа. Эскаргот решительно прошагал через нее и начал подниматься на четвертый, желая оказаться по возможности дальше от вестибюля.

Он вышел на последнюю лестничную площадку. Направо и налево от нее тянулся длинный коридор, а прямо перед Эскарготом находилась открытая стеклянная дверь, в которую задувал теплый ветерок. За ней, облокотясь на перила балкона, спиной к Эскарготу стоял гном в длинном пальто. Над шляпой с мягкими опущенными полями поднимались клубы дыма. Эскаргот направился к нему, замедлив шаг. Легкий ветер донес до него аромат табачного дыма, напоминающий отчасти запах водорослей в корзине, а отчасти запах размолотых костей человечков-невеличек. Гном повернулся и прищурился, склонив голову к плечу. Потом он вынул трубку изо рта и посуровел. Эскаргот в изумлении вытаращился на него, уронив на пол корзину с водорослями. Перед ним стоял не кто иной, как Эбнер Хелстром, - в твидовых брюках, в кружевной гофрированной рубашке и в галстуке с булавкой, головку которой украшал крохотный человеческий череп - то ли искусно вырезанный из слоновой кости, то ли настоящий.

10

ВВЕРХ ПО РЕКЕ ТВИТ

Эскаргот потерял дар речи. Ничто на свете не могло подготовить его к такой встрече - даже Смитерс. И даже если бы он мог говорить, что бы он сказал? Потребовал бы назад свои шарики? Осведомился бы о здоровье племянницы Эбнера Хелстрома? Похоже, гном тоже не горел желанием завязать разговор и равно удивленно таращился на Эскаргота, попыхивая трубкой столь яростно, что клубы дыма окутали его голову.

- Вот он! - раздался голос с лестничной площадки, и к ним торопливо направились двое: знакомый швейцар в красной ливрее, который явно намеревался вышвырнуть Эскаргота на улицу, и еще один мужчина в таком же костюме.

- Он вас беспокоит, сэр? - спросил швейцар дядюшку Хелстрома.

- Именно это он и делает, - сказал гном. - Он притащил какую-то мерзость в корзине, какую-то тухлятину. Она ужасно воняет.

- Возьми корзину, - велел швейцар своему товарищу.

- Ни в коем случае! - воскликнул дядюшка Хелстром, проворно подхватывая корзину с пола. - Я сам возьму... как улику, хорошо? Похоже на водоросли. Вполне возможно, они отравленные. Я натуралист, знаете ли. Я отдам это в лабораторию на исследование. Мой адвокат свяжется с вашей гостиницей в течение недели. А вы тем временем проводите джентльмена к выходу.

Гном заглянул под тряпки, потом поднял глаза и подмигнул Эскарготу, которого швейцары подталкивали к лестнице, а затем довели до самой двери и выставили за порог. Он зашагал по Королевской улице на юг, к заливу; лодку у него отобрали, водоросли украли, и все надежды рассыпались прахом. Но, пройдя полквартала, Эскаргот забыл о неприятном происшествии в гостинице, а вместе с ним о своих деньгах и водорослях. Существовали гораздо более важные и странные вопросы, над которыми стоило поломать голову.

Например, Эбнер Хелстром. Благодарение небу, он сам удивился при виде Эскаргота. Конечно, это было хорошо. Ибо, если бы он не удивился, что тогда? Что если бы он ожидал прибытия Эскаргота? Что тогда Эскарготу осталось бы делать? Жить на морском дне? Ему пришлось бы вернуться в Твомбли и наняться к Бизлу мойщиком витрин. Однако гном выказал неподдельное изумление. Он сумел-таки под конец подмигнуть Эскарготу, но ему потребовалось немало времени, чтобы прийти в себя.

Конечно, все это значило, что гном не ожидал такого гостя и что Эскаргот натолкнулся на некое фантастическое стечение обстоятельств. В целом это было к лучшему. На протяжении многих недель Эскаргот находился (или так казалось) во власти дядюшки Хелстрома, вынудившего его бежать из Твомбли и гонявшегося за ним по Городу-на-Побережье. А теперь сам Эскаргот вдруг появился перед гномом невесть откуда. Наверное, Хелстром здорово растерялся, когда обернулся и увидел Эскаргота, направляющегося к нему. Проклятье! Если бы он только имел в ту минуту решительный вид! Если бы только сам не обнаружил явного удивления при виде гнома! Если бы сумел подмигнуть первым, черт возьми! Но он не сумел.

Безусловно, на этом дело не кончалось. События продолжали развиваться. Представлялось очевидным, что дядюшка Хелстром прибыл в Бэламнию не просто на выходные и что история с агатовыми шариками и ведьмой в переулке является частью некоей грандиозной, таинственной истории. Куда делась Лета? Она сидела на погребальном костре и вдруг в мгновение ока исчезла. И здесь находится дядюшка Хелстром, верно? Да, события продолжали развиваться, и Эскаргот, поставив крест на торговле водорослями, чувствовал потребность следить за ними. Больше ему ничего не оставалось делать. Он пересек Королевскую улицу, завидев открытое кафе напротив, сел за столик в тени и потратил последние деньги Креслоу на кружку эля.