- Может быть, к первой сторожевой башне, - предположил Эскаргот.
- Хозяин окажет им весьма горячий прием, - добавил Профессор. - Ему не понравились даже мы с Джонатаном и Дули, когда проплывали мимо на полуразвалившемся плоту; воображаю, как ему понравится толпа гоблинов с факелами.
- С таким же успехом они могли отправиться к переправе Сноупа, сказал Эскаргот.
Джонатан усмехнулся:
- В таком случае они легко могут натолкнуться на компанию Сквайра, и как же им не повезет тогда!
- Будем надеяться, что они не натолкнутся ни на кого этой ночью, произнес Эскаргот. - Нет, парни, этих гоблинов слишком много для того, чтобы играть с ними в ладушки, и, кроме того, они способны не только на то, чтобы наливать мед в шляпы честных людей.
- Это просто беспрецедентно, - проговорил Профессор, зажигая трубку. Мне очень сильно не понравились эти гоблины.
- А почему? - поинтересовался Дули.
- Они занимаются плохими делишками, - объяснил ему Эскаргот, - и гадят самыми разными способами.
Джонатан представил себе, как сощурился Эскаргот, и понадеялся, что он на самом деле так же уверен в своих силах, как старается это показать. Этот трудный разговор, когда каждый храбрился, был нужен им до окончания путешествия.
Ночью они решили нести дежурство. Эскаргот вызвался дежурить первым и затем должен был разбудить Джонатана. Сыровар сам предпочел бы дежурить первым, но он целый день крутил педали колеса, и это вымотало его, поэтому он чувствовал себя уставшим, как после продолжительного купания. С другой стороны, проспав всего два часа, ему было бы трудно потом следить за окружающей обстановкой и не уснуть.
Но когда Джонатан проснулся, он увидел, как в окошко рубки бьет солнечный свет, а Эскаргот плещет себе на лицо водой из чашки - его плащ, уже вполне видимый, лежал на его спальном мешке. Чудесные запахи бекона и кофе наполняли рубку, и Профессор позвякивал двумя шипящими сковородками, стоящими на походном очаге, и помахивал вилкой над потрескивающим беконом.
- Сколько времени? - спросил Джонатан. - Я пропустил свое дежурство.
Он опустил негнущиеся ноги на пол. Его икры и бедра гудели так, словно он всю ночь крутил педали.
- А я пропустил свое, считай, на целую неделю, после того как продал одну вещицу, - произнес Эскаргот. - Солнечные часы, сделанные из кальмара, показывали время точнее, чем мои часы. Потом я обменял их на те карманные часы, о которых вы уже слышали. Но я сделал только хуже. От этих часов были одни несчастья. А избавление от этих часов было еще большей ошибкой. Но я готов исправить все это. Если бы я сохранил свои часы из кальмара, ничего бы не произошло. Вот подумайте, смогли бы вы увидеть всех этих эльфов, гномов, коротышек, гоблинов, и кто знает, кого еще, если бы я не обменял часы? Вряд ли. А часы из кальмара - это самая странная вещь на свете.
К этому времени Джонатан уже встал и разминал мышцы. Он прохаживался так, как делал это, должно быть, один из тех коротконогих троглодитов из музея в городке Твомбли, прежде чем превратиться в окаменелость. Джонатану пришло в голову, что, по всей вероятности, сильная физическая нагрузка и явилась причиной того, что троглодиты окаменели, - ваши конечности делаются с каждым днем все тверже и наконец в одно прекрасное утро вы просыпаетесь и обнаруживаете себя совершенно застывшим, после чего вам придется лишь выкатываться из своей постели. Но тут Джонатан заметил, что его конечности уже стали гибкими, а ведь прошло совсем немного времени. По-видимому, это произошло под влиянием запахов кофе и бекона.
- Кто-нибудь должен был разбудить меня ночью, - сказал Джонатан. - Сам я бы ни за что не проснулся.
Эскаргот натянул свой плащ и исчез из виду.
- Я весь день ничего не делал, только болтал. Если вы будете слишком много разговаривать, то сойдете с ума. Это уже доказано. Верно, Профессор?
Профессор кивнул, но Джонатану показалось, что он сделал это лишь из вежливости.
- Таким образом, - продолжал Эскаргот, - я решил, что если я просижу всю ночь, раздумывая о том о сем, то буду молчать, даже если слова попытаются сами вылезать из меня. У эльфов есть пословица на эту тему, они говорят, что молчание - золото. Они считают, что чем больше молчишь, тем мудрее становишься. Для того чтобы понять, насколько ценна философия, достаточно часок, не больше, пообщаться с эльфами. Да, кстати, вы знаете, что сказал этот Бламп, когда их корабль отправился на следующую ночь в плавание?
- Нет, - ответил Джонатан, - мне кажется, Бламп отплыл еще до того, как мы отправились в Гавань Дроздов.
- Ничего подобного, - заявил Эскаргот. - Они ждали меня. Ну и подарочек этот Бламп. Он, конечно, не семи пядей во лбу, как, например, Твикенгем, но сообразителен. Он был уже здесь, на борту, когда ставили парус на грот-мачте, и он закричал на меня, когда мы с Твикенгемом побежали в "Луну и Шляпу". Он кричал и махал все время Сквайру, чтобы привлечь его внимание. Он крикнул: "Почему этот коротышка такой неповоротливый и медлительный?" Твикенгем не расслышал его, но я услышал и пожал плечами. И тут он стал смеяться как сумасшедший и закричал: "У него может начаться трупное окоченение!" Он захохотал так, что свалился на эту проклятую палубу и двум эльфам пришлось помочь ему добраться до его экипажа. И все это время он с гиканьем выкрикивал что-то совершенно безумное. Вот вам и капитан эльфов.
- У нас просто недоразвитое чувство юмора, это точно, - сказал Профессор, - но мне кажется, что даже безумная веселость лучше никакой.
- Думаю, шутка была очень хорошей, - вставил Джонатан и несколько раз повторил ее про себя, чтобы потом не забыть так же подшутить над Гилроем Бэстейблом.
Дули, который вошел в рубку, чтобы позавтракать, спросил:
- А что могло бы начаться?
- Трупное окоченение, - объяснил Эскаргот.
- Что это такое?
Профессор начал было объяснять, но в результате шутка потеряла всю свою остроту. Наконец он бросил объяснения и сказал Дули, что совершенно неважно, что происходит с телом после смерти.
- Тогда мы должны были окоченеть прошлой ночью, - сказал Дули, потому что я не мог с трудом ходить.
Профессор сказал, что Дули выразился неправильно, что надо было сказать "я едва мог ходить", но раскрытие тайн грамматики увенчалось не большим успехом, чем научное объяснение сущности трупного окоченения. И во время завтрака все уже забыли об этом.
