Егор, оправившись от морской болезни, вылез наверх, подумав, что, быть может, понадобится и его помощь. Крепко вцепившись в штормовой канат, он стоял возле грот-мачты, готовый выполнить любой приказ капитана. Услышав крик "человек за бортом!", он встревожился. У него мелькнула мысль, что вот теперь настал момент, когда он, не занятый работой у парусов, может помочь в спасении несчастного моряка. Он глянул на матросов. Они работали, и все были заняты. Тогда Егор крикнул: - Спасать надо! К шлюпке! Перехватываясь по тросу, он кинулся к правому борту, где была закреплена одна из шлюпок. - Эй, сюда! Шлюпку надо спустить! Но боцман Ли, которого капитан послал одернуть вахтенного, чтобы тот не сеял паники, заметил Егора у шлюпки и, подбежав к нему, отшвырнул его в сторону. Егор упал, больно ударившись коленом о скользкую палубу. Набежавшая волна накрыла его, когда он пытался встать на ноги. В последний момент Егор уцепился за канат, и его не смыло за борт. Боцман уже бежал обратно от вахтенного, которому дал изрядную затрещину. Он сурово глянул на Егора и рявкнул: - Какого дьявола вертишься тут? Марш в кубрик! Он занес над парнем огромный кулачище, но Егор уклонился от удара и, прихрамывая, побежал к трапу в кубрик. Там он некоторое время сидел на койке, переводя дух и морщась от боли в ушибленном колене... "Вот и делай доброе дело! - досадовал он. - Человек-то теперь уж погиб! А они и не думали спасать его..." Он вздохнул и лег на койку, думая о погибшем товарище. Матроса, конечно, не спасли, даже не предприняли к тому попытки. Команда потеряла одного из "зашанхаенных" в Капштадте голландцев - Ван-Мея. Во время гонок не принято было заботиться о судьбе человека, упавшего за борт. Важно было победить в состязании, а победителей не судят...

Когда шторм улегся, Егора вызвали к капитану. Паренек вошел в каюту и молча стал у порога. - Подойди поближе, - сказал Кинг. Егор подошел и замер, не спуская глаз с капитана. Выражение лица Кинга было неприступно суровым я холодным. Он спросил: - Кто разрешил тебе выйти из кубрика? И зачем ты побежал к шлюпке? Егор, робея, ответил: - Я, сэр, думал, что... - Ты не должен думать! - резко оборвал Кинг. - Думает капитан, а ты должен исполнять только его приказы! - Но я, сэр, хотел спасать человека... - Каким образом? - Ну, спустить шлюпку... Кинг некоторое время молчал, потом сказал уже мягче: - Приказа спускать шлюпку я не отдавал. И не потому, что мне наплевать на голландца. Вовсе нет! В такой момент спустить шлюпку значило погубить и ее экипаж. Понятно? - У нас в России говорят, господин капитан: "Сам погибай, а товарища выручай!" Русские матросы не бросили бы человека в беде. Кинг наклонился над столом, стараясь получше рассмотреть и расслышать Егора. Он, кажется, понял, что там говорит этот Пойндексер. - Ну что там у вас в России, я не знаю... А здесь свои правила. На все надо смотреть трезво. - Кинг помедлил, посмотрел на Егора повнимательней. - Я ценю твою доброту и готовность помочь товарищу. Но впредь помни: без приказа ты не должен ничего делать. Понял? - Понял, сэр. Капитан махнул рукой. Егор повернулся и вышел. "Как же так? - думал он, возвращаясь в кубрик. - Выходит, на человека ему наплевать?" Сомнения не оставляли Егора. В кубрике его поджидал Майкл. Он поинтересовался: - Ну, что тебе сказал капитан? Егор передал ему разговор. Майкл недовольно хмыкнул: - Матрос для капитана - только работник. Если матрос хорошо работает капитан доволен. Попал матрос в беду - сам и в ответе. А, впрочем, штормина был зверский. Шлюпку спускать было рискованно... Да и голландец сразу хлебнул воды и пошел ко дну... Майкл тяжело вздохнул и, положив руку на плечо Егора, счел нужным ободрить его: - Не унывай. Такое в море случается частенько. Лучше береги себя.

3

Пока дела у капитана Кинга обстояли не так уж плохо. Клипер под свежим ветром от норда уже шел Южно-Китайским морем. Здесь корабль опять попал в шторм, но для Кинга штормов, казалось, не существовало. Верный своим твердым правилам, он держал парусность на пределе, и "Поймай ветер", как первоклассный иноходец с опытным жокеем в седле, при сильной килевой качке мчался по волнам все вперед и вперед. "Меченый Мавр" и "Капитан Кук" остались далеко позади, и это радовало всех матросов, которые заразились от своего капитана небывалым азартом гонки. Дэниэлу Кингу, скажем прямо, везло. Но везение - не удел ли храбрецов и умельцев? Если не считать опечалившего матросов, но отнюдь не капитана, случая с голландским моряком, упавшим в море в Тайваньском проливе, на корабле было все в порядке. Мачты целы до самой последней стеньги, реи тоже; правда, иногда лопались тросы и шкоты, но их быстро заменяли; имелся запас воды и продуктов. Матросы здоровы и послушны. Словом все, как говорится, о'кэй. Ночью возле острова Батан при выходе в Южно-Китайское море корабль опять настиг шторм, но и из этой борьбы со стихией "Поймай ветер" вышел победителем. Теперь держали путь к Маниле, что на острове Лусон, на Филиппинах. Узнав про Лусон, Егор подумал, что это название он слышал где-то раньше. Он вспомнил, как моряки вечером на узкой портовой улочке в Лондоне пели песенку:

Малайские красотки Стройны, как стеньги. Плывем к Лусону, Плывем к Лусону...

Так вот где этот остров! Егор, закончив приборку на баке, стоял у борта и смотрел на шумное море. Ему хотелось увидеть остров Лусон, но ничего, кроме бесконечных волн да облачного сизоватого неба, он не заметил, как ни вглядывался в даль... Лусон с портом Манилой остался слева по курсу. Капитан не собирался заходить на Филиппины. И вообще на обратном пути он не будет отдавать якорь в портах. Он, да не только он, а и весь экипаж корабля стремился лишь вперед. Клипер бежал к Зондскому проливу между островами Суматра и Ява. Часов в десять утра матрос с салинга заметил впереди маленький островок Тоти, что располагался в Южно-Китайском море перед островом Банка. Островок был попутным ориентиром. Перед вечером клипер, оставив справа Тоти, пошел к Банке. К нему приблизились ночью и вдоль восточного побережья, каждый час промеряя глубину, поплыли дальше, на юг, к проливу. У Банки капитан, скрепя сердце, распорядился убрать половину парусов, потому что идти на полном ходу вдоль побережья, усеянного мелями и рифами, было опасно. Еще днем помощник боцмана Фред дал Егору лот и велел с ним хорошенько освоиться. Майкл стал объяснять Егору устройство лота и научил им пользоваться. Ручной лот, прибор для измерения глубины моря, состоял из свинцовой конусообразной гири весом до семи-восьми фунтов17, прикрепленной к лотлиню - прочному пеньковому плетеному шнуру. На дне гири имелась выемка, заполненная салом с толченым мелом, к этой смеси прилипали частицы грунта со дна. Лотлинь разбит на сажени и футы, обозначенные разной формы и величины кожаными, вплетенными в линь метками-марками. По этим маркам и определял матрос - лотовый морскую глубину. Дело было нехитрое, однако требовало зоркости глаза и точности броска. Хорошо бросать лот - настоящее искусство. Сначала груз следовало раскрутить в воздухе и забросить его вперед, против хода судна. Заметить деление надо было в тот момент, когда груз опустится на дно, а лотлинь примет вертикальное положение. Егор попрактиковался днем в бросании лота. Некоторую трудность для него представлял английский счет, но он освоился и с этим. Матросы отдыхали в кубрике. С утра им опять предстояла жаркая работа у парусов. На палубе были только вахтенные, рулевой, капитан и помощник боцмана Фред да два лотовых по бортам, один из них - Егор. Корабль шел вдоль берега острова Банка. Капитан молча стоял у фальшборта и смотрел в синеву южной ночи. Вдали у горизонта блеснул огонь, должно быть, опознавательный, с малайского рыбацкого суденышка. Егор дежурил в носу и тоже смотрел в загадочную синеву. Внизу тихо плескались волны. Корабль, темно-синее небо и белая пена у борта - больше ничего. Опять вспомнилась Егору лондонская песенка:

Плывем к Лусону, Плывем к Лусону...