Наконец, в послании должно быть сказано, как власть видит угрозы, перед которыми оказалась РФ. Люди чувствуют, что над нами навис целый ряд совершенно новых, неосвоенных в исторической памяти угроз. Власть должна выложить «карту угроз» и сказать, какими силами мы располагаем, чтобы эти угрозы отвести. Речь, в частности, идет и об угрозе «оранжевой» революции.
Как известно, В.В.Путин нисколько не изменил тип своего Послания и не коснулся угрозы «оранжевой» революции ни словом, ни намеком. Таким образом, власть решила игнорировать очевидное. Начиная с 2000 г. по новой (“постграмшианской”) теории революции и по схеме, предположительно предложенной Соросом, было проведено свержение поздних советских (почти антисоветских ) или квази-советских режимов в Сербии и ряде бывших республик СССР. Часть “освобожденной” территории невнятно обещают принять в ЕС, другая часть реально превращается в безгосударственное контролируемое Западом периферийное пространство. Эта программа пока не выполняется в «авторитарных» республиках с сильным влиянием культуры ислама, а в европейской части произошел сбой в Белоруссии из-за успешного контрнаступления национального государства, быстро построившего систему защиты.
В настоящее время осталось лишь одно крупное постсоветское европейское государство, не вполне интегрированное в контролируемую периферию Запада – Российская Федерация. Инфраструктура для какой-то разновидности “оранжевой” революции здесь быстро создается, хотя ее технологическое оформление, видимо, будет иным, чем в Грузии и на Украине.
То, что администрация президента РФ, единственная минимально дееспособная властная структура, делает вид, что не замечает этих процессов, является тревожным признаком. А.Чадаев пишет: “Нет ничего более опасного, чем обманываться заклинаниями вроде “Россия не Украина” – точно так же за полгода до оранжевой революции в Киеве все, кому не лень, говорили, что “Украина не Грузия”. Гораздо прагматичнее будет ошибиться в обратную сторону: признав возможность революции, тем самым уничтожить её неизбежность”356 .
Р.Шайхутдинов отмечает опять же очевидный факт: “Власть ни на Украине, ни в России не действует как современная власть, способная конкурировать на мировой арене с созданными за последние годы технологиями власти… Оппозиция на Украине выигрывает – это четверть беды; однотипные оппозиции выигрывают раз за разом в зоне исторического влияния России – это полбеды; но настоящий кризис, подлинная беда в том, что никто не видит, за счёт чего это делается… Украина – лишь один из плацдармов проводимой стратегии на распространение новой империи. И ни одно государство постсоветского пространства не может ничего противопоставить этому распространению”357 .
Важным фактором, объясняющим неразумное поведение власти, является присущий ей аномальный тип сознания, в котором соединились обрывки советского исторического материализма с его уверенностью в стабильности политической системы, если «нет признаков революционной ситуации», с деформированными за последние двадцать лет нормами рационального мышления, подавившими интуицию и здравый смысл. Политолог В. Гущин пишет: «У государственных руководителей, вышедших из советской партийно-аппаратной среды, инстинкт самосохранения давно атрофировался. Им до самой последней минуты казалось, что их властные политические позиции непоколебимы, а все желаемое, собственно, и есть действительность, от которой они танцевали. Эту генетическую особенность очень точно подметил один из телекомментаторов: „События в Грузии, на Украине и в Киргизии наглядно продемонстрировали, что распад Советского Союза происходит как бы во второй раз. Теперь психологический. Трудно поверить, что этот процесс минует Россию“358 .
То, что пытается противопоставить импорту «оранжевой» революции нынешняя власть, говорит о полной неадекватности господствующих во властной верхушке представлений о природе этой революции. Иным объяснением было бы признание верным предположения о намерении власти совершить «самоубийство».
Первое объяснение кажется более правдоподобным, потому что «бригада чекистов» и их политтехнологов по своему типу мышления является типичным постсоветским образованием. Это мышление – продукт советской «номенклатурно-диссидентской» интеллектуальной традиции. Номенклатура, преданная советскому строю, не поняла природы ведущейся против него информационно-психологической войны и строила его оборону исключительно с помощью танков и ракет.
Уже говорилось, что как “технология” перестройки была использована теория революции Антонио Грамши. Казалось бы, сведения о принятии ее на вооружение антисоветизмом должны были быть восприняты с полной серьезностью. А посмотрите, как пишет об этом историк, специалист по ЦРУ проф. Н. Н. Яковлев: “Для ЦРУ Поремский [деятель антисоветской эмигрантской организации Народно-трудовой союз – НТС] сочинил “молекулярную” теорию революции. НТС вручил ЦРУ наскоро перелицованное старье – “молекулярную доктрину”, с которой Поремский носился еще на рубеже сороковых и пятидесятых годов. Под крылом ЦРУ Поремский раздул ее значение до явного абсурда… Этот вздор, адресованный Западу, конечно, поднимается на смех руководителями НТС, которые в своем кругу язвят: “у нас завелась одна революционная молекула, да и то пьяная”359 .
Н. Н. Яковлев приводит доклад об этой доктрине, сделанный в НТС в 1972 г. и точно отражающий ее суть,– и издевается над ним. Какая, мол, чушь! Издевается в 1985 г., когда “молекулярная агрессия” продолжалась уже десять лет.
Диссидентская часть, составляющая интеллектуальный костяк постсоветской власти, также не поняла природы этой войны, хотя и приняла в ней активное участие на стороне противника СССР. Это видно по тому замешательству, в которое пришли искренние диссиденты (и западники, и патриоты) при виде того, к каким результатам для России привела их деятельность. Большая идеологическая кампания по празднованию 60-летия Победы поражает своим «расщеплением». Власть явно стремилась консолидировать общество, обращаясь к его патриотическим архетипам, а телевидение и пресса под прикрытием «ура-патриотической» ширмы вели подрыв символа Отечественной войны как главного актуального устоя национального сознания.
