Во время одного из таких налетов пуля угодила в бутылку с коктейлем Молотова, которая висела на поясе у отца Кейла. Обгоревшее тело осторожно положили в могилу и засыпали землей, но до сих пор Кейл не мог забыть сладковатого, тошнотворного запаха жареного человеческого мяса. Когда сгорел Таноко, его там же вывернуло наизнанку, и единственное, за что он был благодарен сержанту, так это за то, что он не напоминал ему об этом впоследствии.

Мир распался на части, которые становились все меньше и меньше. Вымирали от голода горожане, и вместе с ними исчезало государство. Выживали только фермеры и те, кто их грабил. Крупные банды создавали что-то вроде феодального княжества, но их влияние не простиралось далеко. Солнечные лучи с трудом пробивались сквозь мощный облачный покров, и уже появлялись дети, которые никогда не видели чистого неба. Радиация сделала свое дело, и каждый второй из рождавшихся имел значительные генетические отклонения. Как и положено мутациям, подавляющее большинство из них были неудачными и резко понижали шансы к выживанию особи. Сработал человеческий инстинкт сохранения стабильности вида, и большинство банд ввело закон, по которому дети, с явно выраженными отклонениями, умерщвлялись. Но во многих закрытых областях общины оставляли мутантов в живых, и у них начали появляться дети. Бандиты, поймав мутантов, жгли их на кострах, вешали на деревьях или, вспоров живот, оставляли умирать на дороге. Но, несмотря ни на что, даже после снижения радиационного фона мутанты продолжали появляться и цепляться за существования всеми возможными способами.

Одними из важнейших ценностей оставались бензин и оружие. Наиболее развитые очаги восстанавливающейся цивилизации образовались в нефтедобывающих районах. Оружия было достаточно много, но оно не было вечным, и вскоре в наиболее организованных районах началось серийное производство собственных образцов вооружения. Одним из больших шагов вперед были гидропонные плантации. При минимальных затратах ресурсов и труда получалась достаточно питательная, хотя и невкусная хлорельная масса. На евразийском континенте довольно быстро восстановилась центральная власть. Города, покинутые и заброшенные, снова наполнялись людьми. Но теперь не национальный признак объединял людей. Их объединяло одно-ненависть к тем, кто покинул Землю, и сознание того, что они вернутся. Высший Совет планеты сформировал семь Легионов, официально для того, чтобы противостоять Нашествию, но на самом деле для подавления возможных бунтов и ускорению привлечения в свое лоно диких фермеров и еще более диких бандитов. Легионы-вначале небольшие, плохо вооруженные отряды — вскоре разрослись, обзавелись тяжелым вооружением, авиацией и флотом и стали играть важную роль в политической жизни планеты. Последним был сформирован Седьмой Легион. Он действовал на Североамериканском континенте (который больше всех пострадал от ядерных ударов) и медленно преодолевал сопротивление местных жителей. Никто в правительстве уже не верил в возможность возвращения кораблей с давними врагами, и вера в это стала считаться суеверием для простолюдинов. За два столетия память о предательстве начала стираться. Но они вернулись…

Вялая перестрелка затихла. Штурмовики лежали в окопах, напрягшись, выставив стволы винтовок в сторону фермы. С минуты на минуту должна была начаться атака. Кейл оценивал на глаз расстояние до изгороди и прикидывал, где будет лучше залечь, если огонь будет слишком сильным. Залечь было негде. Пыльная земля, поросшая жесткой редкой травой, заметных углублений не имела. Внезапно тишину разорвали слабые взрывы и приглушенные звуки очередей: группа, зашедшая в тыл противнику, начала действовать. В наушниках мобильных раций разорвалась команда:

— В атаку!

Земля вокруг дрогнула и зашевелилась.

Есть такой момент в ожидании атаки, когда что-то внутри опускается от страха и животного ужаса. Нервы не выдерживают ожидания, и тогда ты встаешь и бежишь вперед, крича что-то нечленораздельное, и со страшной быстротой приближаются к тебе чужие, искаженные таким же ужасом лица. В такой момент забываешь об автомате в руках и, столкнувшись с человеческим существом, но в чужой форме, вцепляешься в него руками и падаешь на землю, где вы, хрипя, рвете друг друга, пока один не затихнет. Ветераны идут в атаку молча. Часто падают на землю, переползают и одними из последних врываются в окопы. Быть может, благодаря такой тактике они и смогли дожить до звания ветеранов.

Сержант Лидан, делая огромные прыжки, бежал первым. Кейл и Шано за ним. Сзади тяжело топали сапогами штурмовики. За изгородью зашевелились и начали бешено стрелять. Сержант вдруг споткнулся на ровном месте, медленно-медленно пошел в сторону, согнулся пополам и ткнулся головой в землю. Шано упал рядом, перевернул его на спину и, посмотрев секунду, вскочил и снова побежал вперед. Кто-то сзади ударил из капсульного огнемета. В бассейне позади изгороди вспыхнуло пламя, и очереди застучали еще чаще. Штурмовики дрогнули и залегли. До цели оставалось еще метров семьдесят. Избранные начали бить из гранатометов по залегшим штурмовикам. Те еще сильнее вжались в землю, кто-то бежал назад и падал, скошенный пулями. Около Кейла с грохотом взметнулась земля, и он сразу же скатился в образовавшуюся воронку. Через минуту туда же приполз и Шано. Он оскалил зубы в нервной улыбке и крикнул:

— Там ад, мать их! Всем нам конец! — потом сплюнул и снова заорал:

— Повезло сержанту, он лежит далеко отсюда.

— Как повезло? — удивился Кейл. — Его же убило.

— Хрен его убило. Бронежилет пуля не пробила, так ребра помяло, да внутри все отшибло. Через два дня будет, как огурчик.

— Чего о нас не скажешь, — крикнул Кейл и осторожно выглянул. Огонь стихал. Вокруг лежали неподвижные черные фигуры. Рация снова прохрипела:

— В атаку!

Больше половины батальона не поднялось. Кто-то стонал и пытался встать, опираясь на локти. Потом выпрямились и побежали вперед. За изгородью не стреляли. Откуда-то сбоку из оврага вынырнул X-5 c обугленной броней и, ревя, помчался к ферме, стреляя на ходу. Добежав до изгороди, Кейл и Шано залегли за ней. Избранные отступали не отстреливаясь, в панике. Группа, зашедшая в тыл, наконец, сломила сопротивление Избранных, и они отходили под угрозой окружения к оврагам. Кейл поймал в прицел бегущую фигурку и плавно нажал спусковой крючок. Винтовка задергалась в руках, и вражеский пехотинец полетел кувырком через голову, вскочил, пробежал несколько шагов и снова упал. Кейл дал еще несколько очередей по по нему. Не попал. Выругался и сменил магазин.

Из зарослей в оврагах выскочили запасные батальоны Седьмого легиона и танки. Избранные в отчаянии кинулись назад, оставив для прикрытия несоколько десятков тяжелых пехотинцев. Танки сбивали их с ног, давили гусеницами, а пехота добивала, засовывая между пластинами брони гранаты и отбегая в сторону. Несмотря на это, тяжелые пехотинцы все-таки подожгли два танка и превратили несколько десятков штурмовиков в истошно вопящие огненные куклы.

Избранные уже просто бежали, бросая цинки с патронами и тяжелое вооружение. Тяжелые пехотинцы отставали, и почти все они погибли. Около трехсот Избранных прорвались за берег небольшой речки и, встретив там отряд из группы оцепления, состоящий практически из одних мутантов, разнесли его буквально за несколько минут. Потом поспешно ушли вниз по течению.

Бой был окончен. Шано ушел к сержанту, а Кейл подошел к Избранному, подстреленному им. Лицо у него было бледное, искаженное от боли. Руками он вцепился в клочок высохшей травы и тяжело дышал, выкатывая глаза и с шумом сглатывая слюну. Сбоку расплывалось пятно, откуда толчками выбрасывало кровь, которая скатывалась по непромокаемой ткани униформы на землю, где застывала пыльными шариками. Подошел штурмовик и тронул Избранного ногой.

— Жив, гадюка? — лениво растягивая слова, спросил он и, не дождавшись ответа, достал штык и, воткнув в рану, дернул вбок, распоров живот. Раненый задергался и застонал, на губах у него выступила кровавая пена. Штурмовик усмехнулся, вытащил штык, обтер его о землю и пошел прочь. Кейл помедлил несколько секунд, до боли сжал зубы, передернул затвор и выстрелил в Избранного. Потом бил очередями еще и еще, пока не опустошил магазин. Штурмовик с удивлением оглянулся, потом спросил: