Впрочем, успокоить себя Лиз так и не удалось. Из всех противных девиц всех стран и народов Феба Кендал — самая отвратительная жаба.

— Не печальтесь, — подошел к ней сзади Бобо. Взял ее под локоть. — Я для вас придумал кое-что получше. — И указал подбородком на дверь. Они тихо вышли, меж тем как музыканты и техники продолжали упиваться своим успехом.

Но ускользнуть незамеченными агентам не удалось — остроглазый Майкл Скотт заметил, что они направляются к двери, и выскочил вслед за ними в холл.

— Подождите, — окликнул он. Лиз остановилась. В ее сердце затеплилась надежда. Майкл, нагнав их в два прыжка, широко улыбнулся.

— От этих невеж благодарности ждать не стоит, но я вам хочу сказать спасибо. Вы были просто великолепны. Точнее, вы — чудо.

— Таковы наши обязанности, сэр, — сухо проговорила Лиз, все еще обижаясь на безразличие Фи.

— Умоляю, Лиз, больше не зовите меня «сэром», — воскликнул Майкл со своей коронной полуулыбочкой, за которую Лиз в него и влюбилась. В лучах светильников его волосы казались золотистым нимбом. — Для вас я Майкл. Отныне и навеки. С Фи общаться тяжелее, чем воду возить… кстати, мне страшно любопытно, откуда вы ее так хорошо знаете… — но мы ее любим. Как ни крути, она особенная. Она нам очень дорога — а вы оба ее спасли.

— Спасибо, — отозвался Бобо. — Всегда рады помочь.

— Дайте-ка мне ваши визитки. Приходите на любой наш концерт, на любой площадке, в любое время — я вас приглашаю. Конечно, если после вчерашнего у вас не возникла аллергия на «Изумруд».

— С удовольствием приду! — вскричала Лиз, заново влюбившись в Майкла в эту минуту. — Этим концертом мне было как-то недосуг наслаждаться…

— Если бы не вы, он бы вообще не состоялся, — решительно заявил Майкл. — А я бы сейчас вас не благодарил — потому что меня бы и в живых не было. Возможно, как-нибудь нам удастся повидаться и поговорить о том, что произошло. О том, что произошло на самом деле. Ну, я пойду. Благослови вас Бог.

Майкл чмокнул Лиз в щеку, пожал руку Бобо и вернулся в бар. Лиз показалось что после его ухода в холле немного стемнело.

Лиз вздохнула. Оказывается, порой добрые дела агентов спецслужб вознаграждаются…

Безутешный Аугустус Кингстон, еле переставляя ноги, скитался по развалинам «Студии Один». Стены устояли, но в потолке зияла дыра, а на полу валялись осколки звуконепроницаемых плиток. Итак, телевизионная станция, гордость Кингстона, лежит в руинах. А вместе с ней обратились в прах и его планы по завоеванию власти над всем миром.

Еще вчера Кингстон не сомневался: место в Совете ему обеспечено. Когда прибыли члены Совета в алых шелковых одеяниях, небрежно наброшенных на деловые костюмы из лучших бутиков, Кингстон проводил их в любовно обставленную студию и самодовольно обозрел тщательно подобранный реквизит. На алтаре в форме свиньи — том самом, который использовался в ток-шоу, — горели тринадцать черных свечей, вытопленных, между прочим, из натурального человеческого жира. На подсвечники пошли черепа ритуально умерщвленных крыс. Словом, все было как положено. Кингстон собирался заснять всю церемонию на «Бетакам»…

Члены Совета застыли, ожидая назначенного часа. Сердце Кингстона под его буро-красной кандидатской рясой из верблюжьей шерсти нетерпеливо билось. Стрелка суперсовременного приемника отклонялась по шкале все дальше и дальше, пока наконец не перескочила за отметку максимума. И тут в студию хлынула энергия.

Члены Совета ожидали, что на них ливнем прольется злодать — этот дьявольский аналог благодати, — а вместо этого попали, казалось, под град огненных метеоритов. Искры сыпались сплошным потоком, поджигая бесценный реквизит: алтарь и черные шелковые драпировки, плакаты и, самое ужасное, табло, где значилось, сколько в ходе телемарафона собрано денег на дело Сатаны. Перед глазами Кингстона доселе стояли недоумевающие лица членов Совета, ощутивших исходящий от энергии запах — неистребимый запах торжествующей доброты. Вдобавок объем поступившей энергии троекратно превышал ожидаемый. Люди в алых одеяниях тщетно пытались отряхнуть с себя нестерпимо прилипчивое чистосердечие. Но ощущение счастья и любви ко всему человечеству было непреоборимо. И вот все эти могущественные черные маги против своей воли завертелись волчком. Некоторые вознеслись к потолку, преследуемые ослепительно сияющими силуэтами животных — улыбчивых зайчиков, задорных белочек, кротких голубок. Да, Совет получил обещанную энергию, но ни капли — пригодной для злодеяний.

Кингстон рванулся выключать приемопередатчик, но был отброшен к стене энергетическим потоком. Тогда великий магистр повелел членам Совета излить на агрегат всю их темную магическую силу, дабы перенаправить энергетические струи куда-нибудь еще. Этой перегрузки оборудование не выдержало. Из вентиляционных щелей у основания приемопередатчика посыпались искры; а затем он на манер ракеты умчался в небо, пробив потолок. Сверху посыпались обломки. Энергия Огня сожгла все декорации, а энергия Воды затопила пепел. Вся техника сломалась, не выдержав накала доброты. Камеры взорвались одна за другой. Кингстону едва не выпустил кишки телеобъектив: этот снаряд, просвистев в нескольких миллиметрах от его тела, вылетел через стену в холл.

Спустя несколько минут все было кончено. Не сказав ни слова, члены Совета, облепленные ошметками бумаги, стеклянной крошкой и осколками плитки, выскользнули за двери и растаяли в ночи. Последним ушел Элдредж Лунн, на прощание едва не испепелив Кингстона взглядом.

Посмотрев утренний выпуск новостей, Кингстон даже невольно пожалел, что уцелел в катастрофе. Фионна Кенмар оказалась жива и здорова. По всей видимости, с ней не произошло ровно ничего экстраординарного.

«Изумруд в огне» совершенно покорил публику Нового Орлеана. В особенности репортера очаровали спецэффекты. «Просто волшебство какое-то!» — выразился он.

Три миллиона долларов коту под хвост. А ведь Кингстон все так хорошо продумал! Почему же план сорвался? Что, ангел подери, стряслось с этими двоими — его основным агентом и с медиумом?

Из дыры в стене раздался тихий голосок секретарши (система внутренней связи погибла вместе со всем остальным оборудованием).

— Мистер Кингстон, вас к телефону. Дрожащей рукой Кингстон взял трубку:

— Здравствуйте, Элдредж. Да, да, я ждал вашего звонка. Нет, я сам в полном недоумении. Позвольте, я-то чем виноват? Я подготовил все в точном соответствии с нашими планами… Все бы сработало, если бы… Нет, использовать ее еще раз было бы нецелесообразно. Что толку? Мне самому очень горько, но надо смотреть фактам в лицо: теперь эта тема вряд ли заинтересует даже моих постоянных зрителей — ведь с этой девицей ничего не случилось. Они просто решат, что все случившееся было предусмотрено сценарием шоу. Теперь ее популярность так подскочит, что любое нападение на нее увеличит ее могущество, а нам повредит. Что ж, найдем другую жертву. Мы еще возьмем свое. Могу ли я рассчитывать на членство в Совете?

— Да вы, верно, спятили! — взревел Лунн. Кингстон с болезненной гримасой отвел трубку от уха. — И больше мне не звоните!

Послышались короткие гудки. Кингстон поймал себя на том, что обреченно созерцает телефон.

— Ну и скатертью дорога! — вскричал он. — Катитесь-ка в свою преисподнюю!

Его бесподобный замысел, подлинный шедевр, злодеяние века обернулось крахом всех мечтаний. Кингстон обвел взглядом разгромленную студию, не понимая даже, с чего начать уборку.

И как, ангелы-архангелы-в-душу-божью, теперь быть с утренним эфиром?

Лиз выскребла из глубокой тарелки остатки сладкого абрикосового соуса.

— Большое тебе спасибо, — сказала она Бобо, который сидел напротив нее за накрытым белоснежной скатертью столом. В приглушенно-элегантном интерьере этого ресторана, в зале, обитом почерневшими от времени дубовыми панелями, отрепья Бобо выглядели еще неказистее, чем обычно. — Даже я слышала, что сливки общества завтракают у «Бреннана». Удивительно, как нас сюда пустили, хотя ты даже не заказывал столик. Здесь же яблоку негде упасть.