Миша: – Сколько стоит цзинь абрикосов?
Продавец: – Пять мао. (мао – это десятая часть юаня)
Миша: – А четыре цзиня?
Продавец: – Два юаня.
Миша: – Давай четыре цзиня за юань и пять мао!
Продавец: – Нет, давай за юань и семь мао!
Миша: (от волнения слегка забывая счет) – Нет, давай за юань и восемь!
Продавец бледнеет, он понимает, что это какой-то неслыханной хитрости коммерческий ход, и под грозным мишкиным взглядом отдает за полтора юаня. Под всеобщее хихиканье Миша с достоинством удаляется с абрикосами, гордо озирая китайцев с высоты голубиного налета.
Были среди продавцов наши или А.М. уже давние знакомые, не первый год работающие здесь. Они всегда делали нам скидки и вообще относились очень дружелюбно. К тому же дружба с лаоваями явно делала рекламу их бизнесу и потому была им на руку. Возвращаясь домой после тренировки, можно было взять арбуз в кредит – деньги отдать завтра или по частям.
По дороге домой усаживаемся на каменный парапет передохнуть минутку в теньке, вполглаза поглядывая на проходящих мимо китайских девчонок – группа туристов, они направляются на экскурсию в храм, все в одинаковых ярко-желтых бейсболках – чтобы не растеряться в толпе таких же идентично-черноволосых земляков. Да, здесь у китайцев и других монголоидов большие проблемы: ведь девяносто девять процентов из них – жгучие брюнеты, и выделиться в толпе непросто. Встречаются рыжеватые китайцы, но крайне редко. Как выход, сейчас модно краситься – в рыжий, красный, желтый, порой даже фиолетовый оттенок. Кроме того, в отличии от России, принято или допустимо одеваться весьма ярко – ядовито-зеленые майки, ярко-желтые или почти фосфоресцирующе-розовые штаны; у женщин, конечно, выбор средств богаче – цветастые платья, мелированные волосы, всякие платочки-сумочки цвета колибри и так далее… У нас неизменно вызывали смех носки у некоторых мужчин – создавалось впечатление, что их сделали из женских подследников, лишь подтянули на голень. Но самих китайцев это не волновало – летний вариант, практично.
Бывают и редкие, запоминающиеся встречи. Однажды сидим около нашего завсегдашнего ресторанчика, дожидаемся запаздывающих членов группы. Подходит дедуля, лет семьдесят, седенький и тощенький, в потрепанной одежде и с котомкой за плечами. Что его привлекло в нас – непонятно, в Шаолине иностранцев немало. Тем не менее завязался разговор, выяснилось, что по молодости он пел в Пекинской опере, профессиональный артист. Когда мы поинтересовались, какие именно роли он исполнял – ведь в пекинской опере у каждого артиста строго определенное амплуа, причем в древности все женские роли исполнялись мужчинами – дедок просто отложил рюкзачок и тут же, посреди бредущей толпы туристов и праздных зевак, завел высоким голосом какую-то традиционную мелодию, пританцовывая и подыгрывая себе руками, и делал это весьма умело. Из текста мы не поняли почти ничего – поэтический вэньянь, язык поэтов и философов, почти так же сложен, как древний санскрит – но были зачарованы искусной сменой тонов и неожиданно тонким звонким голосом старого артиста. Допел до конца, подхватил котомку и пошел своей дорогой, подарив нам на прощание щербатую улыбку. Собравшаяся было поглазеть кучка прохожих автоматически рассосалась…
Вечером, когда тысячи звезд рассыпаются по черному небу над горами Суншань, когда лягушки практикуются в вокале и свежий ветерок разгоняет воспоминания о полуденном мареве, мы собираемся в одной из комнат попить чайку, подвести итоги дня и поделиться впечатлениями. У каждого накопилось масса наблюдений за китайской жизнью, кто-то приобрел новые знакомства, кто-то обнаружил магазинчик, где ушуистские кеды на юань дешевле, чем везде… Почти всегда на компанию покупался арбуз, как всегда в Китае – большой и сладкий; но иногда отрабатывались и другие варианты – например, помидоры с луком. Да, это сочетание, как ни странно, оказалось весьма плодотворным для нашего интернационального вкуса: огромные спелые помидоры (а-ля минусинские) и столь же крупный розовый, совершенно сладкий и не едкий лук головками – вместе с пресной лепешкой и солью (оставшейся еще с поезда) создавали нам ностальгическое ощущение родины в этом экзотическом краю. Конечно, никто не порывался сыграть на балалайке, но поймите правильно, за несколько дней непрерывно-экстремального общения с чужой культурой на чужом языке хотелось хотя бы на часик почувствовать себя дома, где нет необходимости быть в каждый момент готовым ринуться по жаре с рюкзаком из пункта А в пункт Б, по пути внятно объясняя продавцам и таксистам, что именно ты от них хочешь.
Единственная лампочка тускло освещает комнату, где расположились все одиннадцать участников поездки, жутко скрипит вентилятор, с видимым радикулитом поворачиваясь на подставке и обдавая нас волнами теплого воздуха, под потолком танцуют безумный танец мухи и мотыльки, изредка шмыгает под ногами шпионка-многоножка… К счастью, в центральном Китае напрочь отсутствуют комары и москиты, иначе спать было бы невозможно. На маленьком столике с трудом теснятся чашки с чаем, термоса с кипятком, арбузные корки и дары местного кондитер-прома: вяленые финики, мармелад из соепродуктов, печенье-галеты. Посреди всего этого гордо топорщится только что открытая баночка назаровской сгущенки (пробовали угощать местных – вежливо кивают головой, но от добавки всячески отказываются – слишком сладко на хэнаньский вкус). Беседа вьется вокруг наболевшего – кому сколько раз сегодня старик Фу съездил по мордасам на тренировке, у кого насколько отнимаются ноженьки после марафона до пещеры Дамо, почем нынче прямые мечи-цзиэни и почему некоторые архаты в Зале Тысячи Архатов зеленого цвета. Позеленели от времени? Питались крапивой, как великий тибетский йог Миларепа? Остатки прежней, доледниковой расы? Инопланетяне? Кто-то из девчонок высказывается в том смысле, что еще пара тренировок при тридцатиградусной жаре, и они сами станут такими же… Речь заходит о различиях в строении тазовых костей европейцев и китайцев. Предлагается сложить Роберта пополам, чтобы убедиться, что он при этом достает зубами до носочков ног. Роберт горячо возражает против этого акта вандализма.
Неожиданно на пороге комнаты возникают два полицейских с не очень-то приветливыми лицами. В чем дело? Проверка документов. Понятно – скоро присоединение Гонконга, ожидаются массовые празднества, а где массовые гулянья, там могут быть и массовые беспорядки. Строго говоря, в Шаолине, как и в других туристических местах, официально не одобряется проживание иностранцев в таких захолустных постоялых дворах, как наш; однако, если хозяин ловкий малый и имеет знакомства среди чиновников, то на это смотрят сквозь пальцы. А.М. показывает наши паспорта и визу, нас пересчитывают и этим удовлетворяются. Вообще в Китае людей в форме гораздо больше, чем в России – кто-то же должен следить за порядком среди полутора миллиардов граждан; кроме того, на службе тебе гарантированно платят, часто еще одевают и кормят – как в армии – а это большая ценность в Китае, где слои бедноты все еще велики, и найти работу нелегко – высока конкуренция. Много военных, много полицейских, много всяких «промежуточных» служб типа почты, охраны, персонала гостиниц и ресторанов и т.п. и т.д. Форма дает человеку власть, она поднимает его на полголовы выше общей массы прохожих – что еще нужно простому китайцу, черты индивидуальности которого и так голографически продублированы на десятки тысяч живущих рядом земляков?!
