Аркадий Аверченко

Ложь

Трудно понять китайцев и женщин.

Я знал китайцев, которые два-три года терпеливо просиживали над кусочком слоновой кости величиной с орех. Из этого бесформенного куска китаец с помощью целой армии крохотных ножичков и пилочек вырезывал корабль -- чудо хитроумия и терпения: корабль имел все снасти, паруса, нес на себе соответствующее количество команды, причем каждый из матросов был величиной с маковое зерно, а канаты были так тонки, что даже не отбрасывали тени -- и все это было ни к чему... Не говоря уже о том, что на таком судне нельзя было сделать самой незначительной поездки -- сам корабль был настолько хрупок и непрочен, что одно легкое нажатие ладони уничтожало сатанинский труд глупого китайца.

Женская ложь часто напоминает мне китайский корабль величиной с орех -масса терпения, хитрости-- и все это совершенно бесцельно, безрезультатно, все гибнет от простого прикосновения.

x x x

Чтение пьесы было назначаю в 12 часов ночи. Я приехал немного раньше и, куря сигару, убивал ленивое время в болтовне с хозяином дома адвокатом Лязговым.

Вскоре послеменя в кабинет, где мы сидели, влетела розовая, оживленная жена Лязгова, которую час тому назад я мельком видел в театре сидящей рядом с нашей общей знакомой Таней Черножуковой.

-- Что же это,-- весело вскричала жена Лязгова.-- Около двенадцати, а публики еще нет?!

-- Подойдут,-- сказал Лязгов.-- Откуда ты, Симочка?

-- Я... была на катке, что на Бассейной, с сестрой Тарского.

Медленно, осторожно повернулся я в кресле и посмотрел в лицо Серафимы Петровны.

Зачем она солгала? Что это значит?

Я задумался.

Зачем она солгала? Трудно предположить, что здесь бьш замешан любовник... В театре она все время сидела с Таней Черножуковой и из театра, судя по времени, прямо поехала домой. Значит, она хотела скрыть или свое пребывание в театре, или -- встречу с Таней Черножуковой.

Тут же я вспомнил, что Лязгов раза два-три при мне просил жену реже встречаться с Черножуковой, которая, по его словам, была глупой, напыщенной дурой и имела на жену дурное влияние.- И тут же я подивился: какая пустяковая, ничтожная причина может иногда заставить женщину солгать...

x x x

Приехал студент Конякин. Поздоровавшись с нами, он обернулся к жене Лязгова и спросил:

-- Ну, как сегодняшняя пьеса в театре... Интересна? Серафима Петровна удивленно вскинула плечами.

-- С чего вы взяли, что я знаю об этом? Я же не была в театре.

-- Как же не были? А я заезжал к Черножуковым -- мне сказали, что вы с Татьяной Викторовной уехали в театр.

Серафима Петровна опустила голову и, разглаживая юбку на коленях, усмехнулась:

-- В таком случае я не виновата, что Таня такая глупая; когда она уезжала из дому, то могла солгать как-нибудь иначе... Лязгов, заинтересованный, взглянул на жену.

-- Почему она должна была солгать?

-- Неужели ты не догадаваешься? Наверное, поехала к своему поэту!

Студент Конякин живо обернулся к Серафиме Петровне.

-- К поэту? К Гагарову? Но этого не может быть! Гагаров на днях уехал в Москву, и я сам его провожал.

Серафима Петровна упрямо качнула головой и, с видом человека, прыгающего в пропасть, сказала:

-- А он все-таки здесь!

-- Не понимаю...-- пожал плечами студент Конякин.-- Мы с Гагаровым друзья, и он, если бы вернулся. первым долгом известил бы меня.

-- Он, кажется, скрывается,-- постукивая носком ботинка о ковер, сообщила Серафима Петровна.-- За ним следят.

Последняя фраза, очевидно, была сказана просто так, чтобы прекратить скользкий разговор о Гагарове.

Но студент Конякин забеспокоился.

-- Следят??! Кто следит?

-- Эти, вот... Сыщики.

-- Позвольте, Серафима Петровна... Вы говорите что-то странное: с какой стати сыщикам следить за Гагаровым, когда он не революционер и политикой никогда не занимался?!

Серафима Петровна окинула студента враждебным взглядом и, проведя языком по запекшимся губам, раздельно ответила:

-- Не занимался, а теперь занимается. Впрочем, что мы все:

Гагаров, да Гагаров. Хотите, господа, чаю?

x x x

Пришел еще один гость-- газетный рецензент Блюхин.

-- Мороз,-- заявил он,-- а хорошо! Холодно до гадости. Я сейчас часа два на коньках катался. Прекрасный на Бассейной каток.

-- А жена тоже сейчас только оттуда,-- прихлебывая чай из стакана, сообщил Лязгов.-- Встретились?

-- Что вы говорите?!-- изумился Блюхин.-- Я все время катался и вас, Серафима Петровна, не видел. Серафима Петровна улыбнулась.

-- Однако я там была. С Марьей Александровной Шемшуриной.

-- Удивительно... Ни вас, ни ее я не видел. Это тем более странно, что каток ведь крошечный,-- все, как на ладони.

-- Мы больше сидели все... около музыки,-- сказала Серафима Петровна.-У меня винт на коньке расшатался.

-- Ах, так! Хотите, я вам сейчас исправлю? Я мастер на эти дела. Где он у вас?

Нога нервно застучала по ковру.

-- Я уже отдала его слесарю.

-- Как же это ты ухитрилась отдать слесарю, когда теперь ночь? -спросил Лязгов.

Серафима Петровна рассердилась.

-- Так и отдала! Что ты пристал? Слесарная, по случаю срочной работы, была открыта. Я и отдала. Слесаря Матвеем зовут.

x x x

Наконец, явился давно ожидаемый драматург Селиванский с пьесой, свернутой в трубку и перевязанной ленточкой.

-- Извиняюсь, что опоздал, -раскланялся он.-Задержал прекрасный пол.

-- На драматурга большой спрос,- улыбнулся Лязгов.-- Кто же это тебя задержал?

-- Шемшурина, Марья Александровна. Читал ей пьесу. Лязгов захлопал в ладоши.

-- Соврал, соврал драматург! Драматург скрывает свои любовные похождения! Никакой Шемшуриной ты не мог читать пьесу!

-- Как не читал?-- обводя компанию недоуменным, подозрительным взглядом, вскричал Селиванский.-- Читал! Именно ей читал.

-- Ха-ха!-- засмеялся Лязгов.-- Скажи же ему, Симочка, что он попался с поличным: ведь Шемшурина была с тобой на катке.

-- Да, она со мной была,-- кивнула головой Серафима Петровна, осматривая всех нас холодным взглядом.

-- Когда?! Я с половины девятого до двенадцати сидел у нее и читал свою "Комету".

-- Вы что-нибудь спутали,-- пожала плечами Серафима Петровна.

-- Что? Что я мог спутать? Часы я мог спутать, Шемшурину мог спутать с кем-нибудь или свою пьесу с отрывным календарем?! Как так-- спутать?