"Да здравствует Сталин!", "Да здравствует коммунизм!" Рассказ Ворошилова запомнили, передавали из уст в уста в командовании Красной Армии. Маршалы и генералы, поносившие Жукова в 1957 году, могли не знать о механизме работы ОГПУ-НКВД в двадцатые и тридцатые годы, но о предсмертных возгласах убитых в залитых кровью застенках знали.
Едва ли кто-нибудь из них рвался драть горло в таких обстоятельствах и получить посмертную эпитафию, произнесенную А. И. Тодорским по поводу поведения Тухачевского и других во время казни: "Сейчас, когда эти неподкупные люди полностью реабилитированы в советском и партийном порядке, мы видим, что даже перед лицом неотвратимой незаслуженной смерти они нашли в себе силу духа гордо заявить, что умирают коммунистами". Хулители Жукова на высоких постах в Вооруженных Силах также обнаружили силу духа, они не последовали внушениям Хрущева и остереглись содействовать запуску механизма, который в конечном итоге мог погубить и их. Боязнь за собственную шкуру, а не порядочность останавливала их у роковой черты.
Физически Г. К. Жуков уцелел. Политически - уничтожен. Он был изгнан не только из Президиума, но из членов ЦК КПСС. По тогдашним понятиям, политическая смерть, за ней, если угодно, гражданская казнь над бесправным в глазах номенклатуры. Хрущев перещеголял Сталина, нарушил статус воинского звания "Маршал Советского Союза". Георгия Константиновича уволили в отставку, хотя по статусу этой меры не предусматривалось. Военачальников, имевших звания генерала армии и маршала, зачисляли в группу генеральных инспекторов Министерства обороны. Единственное исключение - Г. К. Жуков. Ему было суждено коротать оставшиеся годы жизни в одиночестве, в густом лесу на даче в Сосновке под Москвой. Но под "колпаком" КГБ. О любом высказывании Жукова, нелояльном, по мнению знатоков из КГБ, немедленно докладывалось Хрущеву.
19 августа 1959 года певица Л. А. Русланова справляла поминки по случаю кончины своего мужа, генерал-лейтенанта В. В. Крюкова. Стукачи сигнализировали, а председатель КГБ Шелепин донес Хрущеву 7 сентября: Жуков на них-де сказал: "Красная звезда" изо дня в день зовет "поднимать и укреплять авторитет политработников и критиковать командиров. В результате такой политики армия будет разложена". Жуков неодобрительно отозвался о новом законе о пенсиях военнослужащим. "Заявления Жукова по этому вопросу были поддержаны тов. Буденным". Шелепин утверждал, что большинство офицеров "правильно восприняло" закон о пенсиях (ухудшавших их положение!), но отмечаются "отдельные" случаи "нездорового реагирования". Он привел около двух десятков таких суждений старших офицеров. Например:
"Сейчас приравнивают к одной мерке - и тех, кто воевал, и тех, кто торговал газированной водой", "вся армия разбежится", "в Египте плотину строим, Ирану помогаем, а у себя ремни подтягиваем. Кто обжирается, а кому теперь жрать нечего будет".
Президиум ЦК КПСС поручил товарищам Кириченко, Брежневу, Суслову "принять необходимые меры" в связи с изложенным. Они сунулись объясняться с Буденным. Старик ответил: на поминках не был, Жукова видел 5-10 минут во дворе дачи Руслановой, тот "ни о чем подобном не говорил". Сорвалось! Но нашли другой донос. Жуков-де во время похорон Крюкова во 2-м доме МО СССР не дал "отпора" в разговоре с генерал-майором В. А. Ревякиным, когда тот заявил: "Обижать нас, стариков, стали, и теперь тяжеловато будет с новой пенсией". И даже "поддержал этот непартийный разговор". Маршала и генерала вызвали в Комитет партийного контроля, обсудили их (члена КПСС с 1918 года т. Ревякина В. А. и члена КПСС с 1919 года т. Жукова Г. К.). В результате "т. Жуков дал правильную оценку своему поведению", как и "т. Ревякин". Об этом и донес 27 ноября 1959 года в ЦК КПСС председатель КПК Шверник.
За пределами стен, где орудовали партийные и чекистские инквизиторы, почиталось обязательным умалчивать о том, что великий полководец жив, он был вычеркнут из числа живых. Иные из недавних соратников по оружию перевыполняли план глумления над Г. К. Жуковым. Лавры первенства в забеге хулителей попытался приобрести адмирал Н. Г. Кузнецов, который в бытность Жукова министром обороны был освобожден от должности и понижен в звании. Кузнецов затаил великое недовольство министром. Узнав о его снятии, Кузнецов (по собственным словам!) засуетился: "Я был убежден, что об этом не знал Президиум ЦК КПСС. 8 ноября 1957 года я счел своим долгом в изменившейся обстановке изложить Президиуму ЦК КПСС свою точку зрения на обвинения, брошенные мне Жуковым". Посему адмирал настрочил пространный донос на маршала.
Подумать только, жаловался обиженный, Жуков заявил-де ему при увольнении: "Вообще начальство вами очень недовольно, и на флотах вы никаким авторитетом не пользуетесь". "Так как этот вопрос больше не разъяснялся и не уточнялся, негодовал Кузнецов, - я не мог понять, что конкретно имеется в виду, не могу ничего сказать и сейчас". Адмирал трудился совершенно напрасно, хрущевцы не оценили его творческих усилий, оставив обращение без ответа. Им бы материал о "заговоре", а Кузнецов просил Президиум ЦК КПСС восстановить его авторитет на флотах.
Как ни тужились недоброжелатели Жукова в рядах Вооруженных Сил, поклепы, возводившиеся ими, были смехотворны, хотя и преисполнены злобы, в этом случае синонима зависти. Типичный пример. В 1962 году генерал армии, дважды Герой Советского Союза П. И. Батов отметил вступление на пост начальника штаба Объединенными вооруженными силами стран-участниц Варшавского договора мемуарами "В походах и боях". С высоты нового поста он вздорно, скандально поведал о том, как представитель Ставки Г. К. Жуков притеснял его в бытность командующим 65-й армией на 1-м Белорусском фронте в дни великого наступления, операции "Багратион" летом 1944 года. Нанес такие обиды, что он все расчесывал их шрамы спустя два десятилетия.
Тогда, в победоносном июне 1944 года, Жуков побывал в одной из дивизий, нашел непорядки. По словам Батова, ее командир, "встречая маршала, несколько растерялся. Сбивчиво доложил обстановку". Это перед боем! Жуков якобы в машине, где "сидел рядом с шофером, ни оборачиваясь ко мне, приказал" комкора снять, комдива в штрафную роту. С помощью Рокоссовского наказание-де было смягчено - командиру корпуса выговор, комдива сместили с должности. Последнее, наверное, правильно, а вот в отношении первого я с пристрастием допросил свидетеля А. Н. Бучина, возившего тогда Жукова. Александр Николаевич твердо сказал - никогда Батов в машину маршала не подсаживался, он "ездил на своей". Да и разговоров о таких деликатных делах, как смещение старших офицеров и генералов, Георгий Константинович в машине не вел. Они решались за закрытыми дверями в штабе, уверенно закончил А. Н. Бучин.
Ужасный, ужасный человек маршал Жуков, сокрушается Батов. Вот командование 65-й армии в своем штабе занято туалетом, как вдруг появляется Жуков. И с порога:
"- Бреетесь?.. Одеколонитесь?.. Почему не взяты Барановичи?
Кое-как увели Жукова в избу. Там он продолжал разнос. ...Эта невыносимая сцена закончилась тем, что Жуков приказал Радецкому (члену Военного совета, сунувшемуся было с объяснениями. - Н. Я.) выехать в Барановичи и не возвращаться, пока город не будет взят. Отшвырнув ногой табурет, Жуков вышел, с шумом закрыв дверь.
Тяжелое молчание.
- Что ты убиваешься, Павел Иванович, - сказал Радецкий. - Кому мы служим Жукову или Советской власти?.. Давай-ка поужинаем... Это все чепуха. Но меня интересует, отчего он взбеленился?
Мне, право, было не до анализа. Радецкий продолжал:
- Василевский-то под Вильнюсом? Вот Жуков и устраивает состязание, кто раньше в Ставку о победе донесет". С чем Батов согласился.
Только политработник, привыкший "рапортовать" к той или иной дате, мог приписать Г. К. Жукову столь суетные мотивы при руководстве боевыми действиями. Тем не менее Батов согласился с этим. Почему? Воениздат в издательской аннотации разъяснил: "Советские люди знают генерала Батова и как общественного деятеля. 18 марта 1962 года народ избрал его, уже в пятый раз, депутатом Верховного Совета СССР. Армейские коммунисты оказали ему высокое доверие, избрав его своим делегатом на XVIII, XIX, XX, XXI и XXII съезды нашей партии".
