Мартина глубоко вздохнула.

— Но двенадцать месяцев назад я обнаружил, что он опять начал принимать наркотики. Это видно было по его внешнему виду. Пытаясь удержать его, я потребовал, чтобы он дал мне честное слово не притрагиваться к ним, и пригрозил, что, если я хоть раз увижу, что он не держит обещание, я отошлю его обратно к брату. В тот, второй, вечер, когда вы были у меня на ферме, позвонил один из очень преданных мне слуг, обнаруживший Джимми в его комнате во дворце ди Равенелли. Он потерял сознание от слишком большого количества выпитых таблеток. Мой человек вызвал доктора, моего друга, которому я могу доверять. Второй звонок был от самого доктора, требовавшего моего немедленного присутствия.

Мартина положила свои руки на его, чувствуя угрызения совести за то, что она подумала о нем, когда он уехал в тот вечер. Он обвил ее пальцы своими.

— Как мне не хотелось покидать вас в тот вечер! Когда я приехал, доктор сказал, что это был приступ, он спас его и посоветовал отправить его немедленно в госпиталь в Лондон, чтобы не было слишком поздно. Брат Джимми, к сожалению, был в это время на конференции в Штатах и должен был вернуться только через неделю. Я оставил ему сообщение, чтобы он немедленно связался со мной по возвращении. В то же время я принял некоторые меры, чтобы Джимми не мог пользоваться ни одним из моих автомобилей. В таком ненадежном состоянии он мог бы опять попасть в катастрофу, разбить и себя и машину. Меня никогда не оставляла мысль, что он искал именно такую смерть.

Она содрогнулась, и он крепче прижал ее к себе.

— Сегодня вечером мне позвонили из полиции. На автостраде произошла катастрофа. В одном из моих скоростных автомобилей находились Джимми и женщина.

Внезапно воцарилось молчание. У Мартины пересохло в горле, мечта испарилась мгновенно.

— То есть вы пришли сюда, чтобы убедиться, не я ли та женщина, потому что, если бы это была я, вы упрекали бы себя за то, что сразу не рассказали мне все о Джимми. И при виде меня вы пришли в такое состояние, что вам захотелось расцеловать меня.

Она повернулась в его руках. В мгновение ока Доминик сжал ее плечи. Его глаза проникновенно и напряженно смотрели на нее. У него был такой вид, что она задрожала.

— Итак, — угрожающе произнес он, держа ее, как в тисках, — вы подумали, что это было реакцией на несчастный случай с дорогим другом? — Он пристально смотрел на нее, смущая ее своим взглядом. — Если я правильно понял, вам тоже показалось с самого начала, что я либо сошел с ума, либо пьян. Да, вы правы в обоих предположениях. Я схожу с ума — от вас, от ваших жестов, походки, улыбки, от лучистых глаз, которые до сих пор смотрели только на Марко. Я люблю ваш нежный голос и такой соблазнительный смех. И я пьян от ваших поцелуев. И готов упиваться ими всю оставшуюся жизнь.

И он еще раз показал, что он имеет в виду. У Мартины закружилась голова, и она сама чувствовала себя более чем опьяневшей, когда он отпустил ее.

— Но… Майя? — прошептала она, обретя дыхание.

— А что с ней такое?

Она с трудом проглотила комок.

— Я прочитала объявление о ее браке с известным спортсменом, которого она знала еще до своего первого замужества. Я думала… — Вспомнив, какую боль причинило ей это сообщение, она не смогла продолжать.

— Что я ее избранник?

— Разве нет?

— Граф ди Савордери вызвал бы меня на дуэль, если бы я решился на это. Они были помолвлены с Майей, но между ними произошла ссора, и Майя вышла замуж за Паоло, брата Бруно. Ее друзья могут подтвердить, что она сделала это специально, назло Джорджио, который действительно очень переживал. А год спустя он женился на Майиной подруге Челли, умершей после рождения Бенито. Бракосочетание должно состояться в это воскресенье. Чтобы не привлекать внимания, Майя остановилась на моей ферме. Свадьбу отложили из-за Бенито. Граф решил подождать, пока мальчику станет лучше. — Он посмотрел на нее с таким выражением любви и страха. — Надеюсь, этот восторженный взгляд относится ко мне?

— Доминик, вы понимаете! — вскричала Мартина, чувствуя себя на седьмом небе. — У Марко будет отец, которого он обожает и который тоже любит его. Только вчера он сказал мне, что был бы счастлив быть его сыном. Он будет старшим из детей, и его никто не сможет задирать. — Она искренне засмеялась при мысли об этом. — Мне кажется, Фелиция будет не очень рада этому. — И она рассказала ему про игру в дожей.

Доминик откровенно рассмеялся, затем снова посерьезнел.

— Хватит о Марко, — произнес он своим обычным тоном, который теперь она бесконечно любила. Поцеловав ее в щеку, он продолжал:

— Мне хотелось бы иметь адрес ваших родителей, чтобы сообщить им о своем намерении взять в жены их неукротимую дочь, которой следует усвоить, что муж — это гораздо более важное дело, чем маленькие мальчики, за которыми надо присматривать.

Мартина счастливо засмеялась.

— Мои родители будут здесь в конце месяца вместе с братом Руаном, чтобы провести неделю всем вместе.

— Хорошо, они как раз успеют на нашу свадьбу, — довольный, заметил он.

— Доминик! — воскликнула она. — Так скоро! Он сердито взглянул на нее.

— Что вы имеете в виду, говоря «так скоро»? Нужно ждать целых три дня, чтобы получить специальное разрешение. У меня терпения хватит только до конца месяца, и то только потому, что, знаю, вам хотелось бы, чтобы родители присутствовали при этом.

Она поцеловала хмурую складку между бровями, вспомнила вдруг про остывший кофе и подумала, что он может уйти, ничего не поев. Только через несколько минут она собралась с силами, чтобы произнести:

— Кофе… уже, наверное, остыл.

Но дело было не в кофе. Вошла Эмилия, с улыбкой глядя на Доминика, обнимающего Мартину за талию, когда они переходили с балкона в комнату.

— Scusa, signorina, — произнесла она. — Только что приехали синьор и синьора Вортолини. Они прошли в свои комнаты и скоро спустятся вниз.

— Это означает, — властно заметил Доминик, когда Эмилия вышла, — что я смогу вас похитить завтра на целый день, и мы поедем на маленький остров, который, мне кажется, вам хорошо знаком, где мы сможем спокойно провести время.

Мартина не могла представить, что она может чувствовать себя спокойно в присутствии Доминика. Она знала только одно: что она всегда будет любить его, тянуться к нему. Но даже сейчас она не могла забыть о Марко.

— А как же Марко?

— За ним скоро приедет Майя. Она уже практически пришла в себя. Паоло знал, что она никогда не любила его так, как Джорджио, и Майю мучили угрызения совести за то, что Паоло таким образом дал ей свободу.

— Бедный Паоло, — вздохнула Мартина.

— Не надо жалеть его. Он хотел получить Майю любой ценой и добился своего.

— Когда же вы впервые решили, что я нравлюсь вам? — спросила Мартина.

— Что полюбил вас, — тут же поправил ее Доминик. Он помолчал, сделавшись серьезным. — С того самого момента, когда вы вошли в гостиную в доме Бруно, гневно глядя на меня. Я понял, что вы слышали все, что я говорил об учителе для Марко, но я вкладывал в свои слова гораздо больший смысл, чем это понимал Бруно. Одна только мысль о том, что вы будете с ребенком, вместо того чтобы быть со мной, приводила меня в ярость.

Он привлек ее к себе и прижался своей прохладной щекой к ее теплому лицу.

— Мне хотелось быть с вами, без устали ходить вместе, обедать, любить вас в гондоле при свете луны.

— А как же Кэй Янг? — спросила Мартина. — Вы с таким удовольствием говорили с ней, когда она позвонила вам.

Он усмехнулся.

— Я притворялся, потому что не был уверен в ваших чувствах ко мне. Мне казалось, что я неприятен вам.

— Это была только самозащита. Я, наверное, полюбила вас тоже с самого начала, вы действовали на меня так необычно. И особенно я ревновала вас к Майе на портрете Луки Августы, на который вы смотрели с таким обожанием.

Он поднял голову с испуганным видом.

— С обожанием? — повторил он. — Я лишь любовался мастерством художника, который в этом портрете выразил как раз то, что я думал о Майе, познакомившись с нею много лет назад. Избалованный ребенок, требующий больше, чем может дать взамен. По всей вероятности, только Джорджио ди Савордери способен более, чем кто-либо, дать ей счастье. Она хочет только его.