Тут в работу включилась служба активных мероприятий в Москве. Специальный курьер привез в Токио слезное письмо , написанное от имени жены Беленко, в котором она умоляла своего заблудшего мужа вернуться и положить конец страданиям семьи. Левченко было порученр протолкнуть это письмо в японскую прессу и подкрепить тем самым старания советских дипломатов, направленные на то, чтобы убедить японцев передать Беленко советской стороне. Левченко удалось сделать это через молодого журналиста при американском информационном агентстве, который горел желанием попасть в штат агентства на сенсационной истории. Но советская акция не удалась. Состоялась холодная встреча Беленко с советским офицером безопасности - в присутствии представителей японских полицейских властей. Беленко отверг все приманки, которые, как он прекрасно понимал, представляли собой смертный приговор, украшенный ленточками и бантиками. На встрече он повторил свою просьбу о предоставлении ему политического убежища в США, и японские власти передали Беленко в руки ЦРУ.
Потеряв летчика, Центр направил свои усилия на возвращение самолета. Была задействована вся сеть КГБ в Японии. Через советских "агентов влияния" японское правительство старались убедить, что для Японии унизительно быть пешкой в американских руках и ставить под угрозу будущее японо-советских отношений. В конце концов японцы разрешили американцам разобрать самолет и осмотреть его по кусочку, но не удовлетворили просьбу американцев испытать машину в воздухе. Так что все активные мероприятия в этом вопросе привели к скромному успеху. Однако Левченко исполнил свою партию хорошо, одиозного Пронникова отозвали к этому времени в Москву, и теперь все больше и больше заданий осуществлялось через него. Весьма важным в его работе было руководство с агентом "Аресом" - журналистом, завербованным лет десять назад. Этот агент оказался важным приобретением резидентуры: у него были ценные источники в японской контрразведке.
Внешне дела у Левченко шли благополучно, соответственно увеличивались и нагрузки. В начале 1979 года его поздравили с присвоением звания майора. Истинная картина была несколько иной.
Всерьез о бегстве он начал думать после отпуска, проведенного в Москве. Его бегство представлено как чисто нравственный выбор, продиктованный растущим неприятием цинизма Советского Союза и разочарованием, что подтолкнуло Левченко искать успокоения в церкви. Заманив "Кинга" в сети КГБ, он, как говорили, пошел в единственный русский православный храм в Токио и помолился об отпуске ему прощения и за души свою и своей жертвы. Однако позже Левченко приглушает религиозный аспект, заявив, что "он никогда не был доминирующим". Как и в случае с многими другими перебежчиками, моральный фактор играл важную роль в его выборе. Он помнил рассказы о родственниках его жен, пострадавших от сталинского террора. Тем не менее это не остановило его от поступления на службу в КГБ и хорошо работать там. И так же, как и случаях в предшествовавшими ему перебежчиками на Запад, надо учесть и другие, более прозаические, чем идеология, факторы.
Начать с того, что его карьера в КГБ не была ни розовой, ни гарантированной, как можно подумать из сказанного. Его главный враг Пронников, с которым он не раз сталкивался по разным вопросам, был теперь полным полковником и был в Москве заместителем начальника в службе активных мероприятий. Полковник уже пару раз отвергал предложения Левченко из Токио и, несмотря на снисходительно дружеский прием с его стороны во время нахождения его бывшего подчиненного в отпуске, Левченко был уверен, что тот всегда встанет ему поперек пути, если Левченко будет продолжать заниматься той же работой. Конечно, можно было перейти в другой отдел, но Левченко стало тошнить от интриг, которыми сопровождалась карьера в КГБ, где ни служи. Главным притягательным мотивом была служба за границей, но она не вечна: Левченко знал, что осенью 1979 года ему предстоит возвращаться и служить в душной атмосфере московского Центра. Так почему бы не растянуть командировку на неопределенное время? Его могло ждать на Западе негарантированное будущее, но в одном он был уверен: только там он мог продолжить тот стиль жизни, к которому его приучило долгое пребывание в Токио. У него не было побуждения взять с собой Наталью, даже если бы она этого пожелала (их единственный сын в это время учился в московском вузе). Брак постепенно становился все более безрадостным, а Левченко был мужчиной, который недолго оставался без женского общества. Так что существовало много факторов, которые подталкивали его сделать последний шаг, и мало таких, которые удерживали бы его от этого шага.
Что касается выбора времени, то он был подсказан ходом событий. В сентябре 1979 года ему приказали до отъезда в Москву, намеченного на конец октября, передать все свои связи другим сотрудникам резидентуры. А список был впечатляющий. Помимо политических "агентов влияния" во главе с Исидой и другими лидерами соцпартии там были Такуи Ямане, помощник редактора массовой консервативной газеты "Санкей", профессор Ямамото, возглавлявший группу агентов-интеллектуалов, а также множество "дружеских связей". "Активные мероприятия" запустили свои когти в японские медиа и академический мир, как и в японский парламент.
Но "Арес", журналист со связями в контрразведке, был наиболее ценной оперативной связью. Когда Левченко сказал тому, что уезжает, "Арес" сделал ему прощальный подарок - 700-страничный справочник с именами, адресами и номерами телефонов всех сотрудников службы безопасности. Левченко, в свою очередь, также решил сделать КГБ прощальный подарок. "Арес" мог держать в руках справочник в течение двух часов, и то ночью. Выбрали время с 1 часу ночи до 3 24 октября. Справочник как надо был передан - путем так называемой "моментальной передачи" возле Японо-французского культурного центра, затем Левченко с товарищами из резидентуры отвезли справочник в резидентуру, спешно пересняли, и в 1 час 40 минут Левченко передал справочник "Аресу". Эмоции взяли верх над конспирацией, и оба тепло попрощались. Утром, съев последний завтрак, который приготовила Наталья, Левченко занялся казалось бы рутинным делом - отправился в пресс-клуб, после в парламент, а затем - в долгий путь через книжные магазины и большие универмаги - убедиться, что за ним нет слежки. Как уже написано, день у Левченко закончился отнюдь не рутинным образом - подходом на коктейле в отеле "Санно" к незнакомому американскому морскому офицеру.
В Токио последний побег советского разведчика на Запад до этого имел место 20 лет назад подполковником МГБ Юрием Растворовым. Как и Растворову, майору Левченко пришлось провести неспокойное время в японском аэропорту, прежде чем его самолет повез его на Запад.
Тот морской офицер действовал молниеносно. Левченко беспрепятственно отвели в пустой номер отеля, из ниоткуда явились два американских военных полисмена, они заперли номер изнутри, а офицер бросился в находившееся неподалеку американское посольство. Вернулся он менее чем через полчаса со старшим сотрудником, который, задав пяток вопросов по составу советской резидентуры, убедился, что Левченко - настоящий. Человек из ЦРУ исчез, чтобы через 20 минут появиться с сотрудником посольства, который объявил Левченко, что ему предоставлено американское политическое убежище и он может выехать в Соединенные Штаты немедленно. Вся процедура заняла менее двух часов - налицо был большой прогресс по сравнению с неспешными действиями, с которыми пришлось столкнуться первым послевоенным перебежчикам.
Но отлет произошел отнюдь не немедленно. ЦРУ надеялось отправить его военным самолетом с базы в Ацуги, но Вашингтон не разрешил. На рассвете 25 октября после ночи, проведенной в безопасном месте, Левченко сказали, что он будет отправлен вечером нормальным рейсом компании "Панамерикэн" из токийского аэропорта "Нарита". Ему вручили билет первого класса и вернули паспорт, который взяли на ночь. Там стояла американская въездная виза. В аэропорту, чего и боялся Левченко, начались затруднения.
