16
После бани она решила прогуляться по Александровке. Хозяйки ее не удерживали.
-Сходите,- любезно согласилась Аграфена.- Прохладитесь. Вы же с нами в снегу не купались... А потом чаю попьем, с шанежками. Там еще всякого начать и кончить осталось...
Было студено и с каждым часом морозило все сильнее. Она вышла из ворот. Избы двумя черными рядами выстроились вдоль уличного пробела. Сзади послышался стук и перезвон посуды: хозяйки присоединились к кухонным помощницам, и мытье пошло вдвое быстрее прежнего. Во дворе стоял теперь только газик хозяина. Дом, который днем высился и красовался у всех на виду, теперь скрадывался в сумерках - сама яичная желтизна его темнела и постепенно сливалась с черной синевой неба. Настроение ее пошло на поправку: баня ведь, как писали старые авторы, не только здоровит тело и прочищает кожные поры, но и сообщает духу крепость и успокоение. Она вознамерилась пройтись по Александровке, чтоб познакомиться с ней поближе, и только двинулась в сторону противоположную той, откуда приехала, как от забора напротив отделилась старая женщина, закутанная в шаль до колен и похожая на великовозрастную сироту. До этого она стояла неподвижно, не обращая внимания ни на брызжущий светом и гремящий посудой дом, ни на саму Ирину Сергеевну: та решила, что она ждет здесь кого-то. Так оно и вышло, но оказалось, что она имела к этому самое непосредственное отношение. Женщина пошла к ней и обратилась шепотом, странно звучащим среди пустынной улицы; лицо ее было со всех сторон закутано шалью, оставлявшей посреди узкий морщинистый треугольник.
-Вы детская докторша будете?
-Да. А что так неслышно говорите?
-Внук заболел,- не отвечая на лишние вопросы, сказала та.- Не подойдете?..- и глянула просительно и настоятельно разом.- Дочка хотела очень... Может, найдете время? Мы благодарны будем, не сомневайтесь..
Теперь Ирина Сергеевна пропустила мимо ушей ненужные заверения в благодарности.
-Где дом ваш?
Та неожиданно сробела:
-Прямо сейчас?.. Потом, может?
-Почему?
-Вы ж в гостях?
Ирина Сергеевна начала испытывать нетерпение: была сыта по горло своею гостьбою.
-Не очень болен?
-Хуже не бывает.
-А чего ждать тогда?..
Бабка помялась, признала ее правоту, уступила и ей, и зову собственного сердца, повела к себе, соблюдая при этом непонятные для Ирины Сергеевны меры предосторожности: шла впереди, в нескольких шагах от нее, не оборачивалась и как бы указывала дорогу закутанным в шерстяную шаль туловищем...
Изба, куда она ее привела, была нищая, как многие другие здесь: Ирина Сергеевна уже к этому привыкла - но опрятная и чистая. Их встретил старик, молча вышедший из полутьмы жилища и столь же безгласно потом в ней растворившийся. Молодая мать, с виду потерянная, беспомощная и тоже словно немая, провела их к ребенку. Тот лежал в глубине избы, в духоте и сумраке, считавшихся здесь полезными для здоровья: из завешанной тряпками кроватки слышалось частое и прерывистое дыхание.
-Живем так,- извинилась бабка, представляя таким образом и избу, и ее обитателей; она успела смотать с себя платок, и лицо ее из треугольного стало обычным, овальным.- У нее муж сидит,- сообщила она, во избежание прочих объяснений.- Год дали за хулиганство. Перебиваемся, как можем. Ему еще посылки надо посылать. Не кормят их там, что ли?
-Сын ваш?
-Зять, милая, зять - какая разница? Все - одна семья, другой не будет. Вылечи его, а то эта руки на себя наложит...
Молодая, занятая в эту минуту распеленыванием ребенка, заметно дрогнула.
-Дайте!- потребовала Ирина Сергеевна: в ней вдруг начало закипать глухое раздражение, обычно ей не свойственное,- видно, она напрасно пила за обедом водку.- Разверните его!..
У нее не было с собой трубки, она слушала ухом, но и без нее было ясно, что у ребенка тяжелая пневмония.
-Надо в больницу везти,- не допускающим возражений голосом (хотя никто с ней не спорил) сказала она, и бабка, которая принимала решения в этой семье, вначале усомнилась в правильности выбора, но, заглянув в ее каменное лицо, пошла на попятную:
-Надо так надо.
-Надо бы сбегать к Софрону вашему, машину сюда пригнать, но, боюсь, быстрей будет на руках отнести - здесь рядом. Оттуда уже поедем... Оденьте его...
Мать стала покорно облачать ребенка в теплое, бабка - кутаться в шаль, а Ирина Сергеевна воспользовалась мгновением, чтоб еще раз оглядеться. Странная мысль пришла ей тут в голову: отчего ей так трудно давался тот дом, блестящий и преуспевающий, и так легко было в этом, затерянном среди других и терпящем бедствие... Но в следующую же минуту она, занятая делом, забыла праздные сомнения, и вопрос этот (роковой для российской интеллигенции, которую, как известно, сердце тянет в одну сторону, а ноги несут в другую) так и остался не отвеченным, повис в спертом, душном воздухе...
Они подошли вчетвером: с бабкой, матерью и ребенком - к дому Софрона, вызвали Ивана Александровича. Тот успел домыться, после этого снова выпить и, распаренный, с красным лицом, в приподнятом, с дурашинкой, настроении, предстал перед ней на нетвердых ногах, в распахнутом тулупе, с болтающимися в разные стороны наушниками меховой шапки.
-Куда ты делась? Тебя здесь все хватились...
Это была заведомая ложь, и она посмотрела на него иными, новыми глазами.
-Надо в больницу везти,- и показала на мать, державшую ребенка: ее он не заметил, сосредоточившись на одной Ирине Сергеевне.- Пневмония тяжелая.
-А завтра нельзя? Выпил сильно,- повинился и раскаялся он, ведя себя как напроказивший школьник, и она в эту минуту представила себе его отношения с женою.
-Я б подождала - он не может.
Он, по-прежнему не глядя в сторону больного: не то верил ей на слово, не то не интересовался им,- склонился, однако, перед ее логикой:
-Сегодня так сегодня... В Анютино поедем. До Петровского не доберусь, а там врачебный пункт есть с койками...- и встретив непонимание с ее стороны, добавил:- Не слыхала про него? Его мало кто знает... Используют не по назначению...
Но сначала он сходил в сени и вынес оттуда две картонные коробки.
-Тут тебе прислали всякого. Сало, пироги...- и полез в багажник укладывать поклажу.Это переполнило чашу ее терпения.
-Которая из них моя?- спросила она.
-Какая разница?
-Дайте.
-Зачем?
-Отдам по назначению.- Он не понял, помешкал, отдал ей, на всякий случай, меньшую из картонок. Она передала ее бабке.- Все равно не ем жирного.
-Что это?- не поняла та и насторожилась: их предыдущий разговор она не слушала, заранее зная, что он не имеет к ней отношения.
-Посылка от председателя. Или кто он тут у вас? Зятю пошлете: скажете, Софрон прислал,- и, торопя события, устроила мать с ребенком на заднем сидении, сама села и сказала Пирогову, чтоб трогался.
-Чтоб мне Софрон посылку послал?- не поверила бабка, захотела вернуть чужое, но машина уже взяла разгон и выехала со двора, а бабка так и осталась стоять у ворот - поплелась потом домой с коробкой, странно оттопыривающейся у нее сбоку...
-Ну и ну!- сказал только протрезвевший от неожиданности Пирогов и поглядел сбоку и с почтительной насмешкой на нахохлившуюся Ирину Сергеевну.-Характерец у тебя... Тебе это попомнят... Что с тобой делать вообще?...- Но она не думала отвечать ему - взглядывала только время от времени на закутанное личико больного, боясь не довезти его до сомнительного Анютина, в котором, видно, жила когда-то памятно веселая женщина...
Дорога петляла, Иван Александрович вилял вдвое, съезжал со скользкой колеи проселка и вновь на нее забирался, две женщины и с ними больной ребенок, сидевшие сзади, повторяли его виражи, подскакивали на колдобинах и мотались из стороны в сторону...
17
Врачебный пункт в Анютине располагался на окраине леса. Это был, собственно, не врачебный пункт, а фельдшерский, и повысился он в звании благодаря доктору Самсонову, который был страстный рыболов и охотник и ни о каком другом месте работы не хотел и думать. Ветхий флигель с пятью койками работал при нем не как медицинское учреждение, а больше как заезжий двор или охотничий домик, навещаемый, с одной стороны, постреливающими начальниками, с другой - сомнительными бродягами: тоже с ружьями и тоже называвшими себя охотниками. Начальников Самсонов терпел по необходимости, к бродягам же питал неизъяснимое родство душ и симпатию. Пирогов в его дела не вмешивался: во-первых, далеко, во-вторых, без толку, в-третьих... Впрочем, и первых двух пунктов было ему достаточно...
