– В чем был Уолдо? – спросил я.
– Он был… это было похоже на костюм, но без пиджака и галстука.
– Вы куда-нибудь выходили в тот день?
– Через некоторое время Уолдо сказал: "Я знаю, что мы будем делать" – и вскочил, но не сказал мне что. Он пошел в другую комнату и переоделся.
– Ты пошел с ним?
– Нет, но он был в соседней комнате и оставил дверь открытой.
Томми выглядел смущенным.
– Что он надел?
– Шорты и рубашку.
– И что было дальше?
– Мы сели в машину и поехали. Уолдо знал другой дом, не очень далеко, с бассейном.
– Там был кто-то еще?
– Нет. На доме висела табличка, что он продается.
– Обстановка внутри была такая же, как в первом доме?
– О нет, – сказал Томми.
Конечно, Остин не хотел вступать с ним в половые отношения в спартанской обстановке пустого дома, с ободранными стенами и старым диваном. Томми все еще с восхищением описывал тот дом.
– Такой красивый! Там были золотые светильники, стеклянные столы, и занавески, и бассейн.
– Это дом обвиняемого?
– Не думаю. Мы больше никогда туда не возвращались.
– Но он знал, где что находится.
– О да. Он налил себе выпить, а мне колы, а потом мы немного походили по дому.
– А потом что вы делали?
Томми колебался. Я не давил на него. Его взгляд скользнул мимо меня, но он не остановился на Остине. Томми закусил губу.
– Он сказал, что мы можем искупаться. Я ответил, что у меня нет с собой плавок, но Уолдо возразил, что в этом нет ничего страшного, потому что мы одни.
– И?
– Он вышел и стал раздеваться, потом остановился и посмотрел на меня, словно хотел спросить: "В чем дело?", и я тоже снял одежду. – Он скрестил руки. – Было как-то неловко вот так стоять голышом на улице.
– Там были соседи?
– Вокруг дома была высокая ограда.
Я кивнул.
– Вы купались?
– Да.
– Тебе понравилось?
Томми посмотрел на меня, будто вопрос был неожиданным или ответ вызывал неловкость. Я бросил на него все тот же прямой взгляд, который не менял с тех пор, как занял прокурорское место.
– Да, – наконец сказал он, потупив взгляд. – Мы плавали и лежали на надувных матрасах, играли в догонялки и в подводную лодку.
– Он касался тебя в воде?
– Да.
Томми не совсем так рассказывал мне в первый раз. Остину приходилось соблазнять Томми при каждой встрече, может, это и привлекало в сексе с детьми? Как только ребенок становился податливым и уставал, пора было сматывать удочки. В тот момент, когда больше не требовалось прилагать усилий, не надо было преодолевать сопротивление, Остин покинул Томми.
– Ты пугался, когда он касался тебя?
– Сначала это было похоже на случайность.
– Что произошло потом?
– Я лежал на надувном матрасе.
– На спине или на животе?
– На спине.
– Где был Остин?
– Он плавал около меня. Нырял под матрас и выныривал с другой стороны. А потом он подплыл, как будто очень устал, и положил голову и руки на матрас.
– Это был очень большой матрас? – спросил я. Мой голос был ровным, как будто все ответы были правильными и ничто меня не удивляло.
Томми показал ширину руками.
– Так значит, он дотронулся до тебя, – сказал я.
Томми кивнул.
– Его голова лежала у моей ноги, а руки сверху.
– Сверху где, Томми?
Он сглотнул.
– Одна на ногах, а вторая около пояса.
– Ты все еще был без одежды?
– Да.
– Так значит, его голова и одна рука лежали недалеко от твоего пениса?
Элиот выдвинул протест, сформулировав это как подсказку. Судья Хернандес принял протест. Я хотел сказать это первым, чтобы Томми было легче.
– И что произошло? – спросил я.
Я думал, Томми замкнется. Он сжал губы так, что они побелели. Я слышал, как он скреб ногтями перегородку. Я же собирался задать следующий вопрос, когда он отозвался:
– Он повернул голову, посмотрел на меня и улыбнулся, позвал меня по имени, и, глядя на него, я чувствовал, как его рука ползет к моей ноге, и потом он задержал ее там, прямо на… прямо наверху.
– А потом?
– А потом он сказал что-то вроде: "Ой, что это?" И я посмотрел туда, куда смотрел он, – на мой пенис. – Томми не замялся, прежде чем сказать это слово, он проговорил его быстро, на одном дыхании. – Он уставился на него, как будто никогда раньше не видел.
Я задавал вопросы, только когда Томми прерывался, и после моего вопроса он начинал торопиться, как будто его подгоняли.
– Он дотронулся до него? – спросил я.
– Сначала он просто смотрел, и мне стало очень… неловко, я начал прикрываться, но он остановил меня и потом посмотрел мне в лицо и перестал улыбаться, он казался очень серьезным, и потом он сказал: "Все хорошо. Тебе нечего стыдиться". Что-то в этом роде, а я спросил: "Что ты имеешь в виду?" Он ответил: "Возбуждение. Этого нечего стыдиться, это происходит со всеми".
– Ты знал, о чем он говорил?
– Нет, тогда еще нет. Но я… но, знаете, я знал, куда он смотрит. Так что я догадывался. Затем он сказал: "Это очень здорово". Не просто хорошо, а очень здорово. Потом он сказал…
Он замолчал. Томми ни на кого больше не смотрел, он почти совсем не поднимал глаз. Иногда он впивался взглядом мне в лицо, как будто не мог оторваться, а затем уносился прочь, его взгляд блуждал по залу.
– Что? – спросил я.
– Он спросил: "Можно, я его потрогаю?"
– А ты что ответил?
– Не помню, чтобы я что-то говорил, но, может, я кивнул или что-то в этом роде, потому что он повел себя так, будто я разрешил. Он поднял руку, очень осторожно, словно хотел кого-то поймать, а потом опустил ее и накрыл ею мой пенис.
– Накрыл его?
– Так что его больше не было видно. Его ладонь просто закрыла его. Потом он…
– Что, Томми?
– Он просто дышал. Просто… дышал. Я слышал его дыхание. Это было все, что я слышал.
Мне показалось, что зал перестал дышать. В обязанности Бекки входило наблюдение за присяжными, но тут я сам бросил взгляд в их сторону, когда Томми упомянул о том, как дышал преступник. Один мужчина уставился в пол, будто желал провалиться сквозь землю. Двое или трое других приложили руку к губам.
– Что было дальше, Томми?
– Он убрал руку, как будто снова хотел взглянуть, и улыбнулся. Он сказал мне, что все в порядке. Потом он… он поцеловал его.
Мальчик почти шепотом это произнес, и я испугался, что не все присяжные расслышат его слова. Мне не хотелось подливать масла в огонь, но пришлось переспросить, чтобы все слышали.
– Что поцеловал, Томми?
– Мой пенис.
Томми смотрел на свои сцепленные пальцы.
Я не позволил ему отвлечься.
– И что произошло потом?
Томми поднял голову, явно обрадованный тем, что сумел одолеть свое смущение.
– Потом он встал, улыбнулся и начал подтаскивать матрас к краю бассейна.
– Что ты тогда чувствовал, Томми?
– Я был рад, что все кончилось. Я чувствовал себя очень странно.
– Как это "странно"?
– Как будто не знал, что произойдет в следующий момент. Я был рад, когда он прекратил.
Я не мог заставить его сказать, что он боялся. Я ждал, но Томми не добавил. Он продолжил.
– Он подтащил матрас к мелкой части бассейна, и я решил, что пора вылезать, а за мной Уолдо поднялся по лесенке.
Томми замолчал. Он был охвачен противоречивыми чувствами; на его лице отразилось превосходство, столь знакомое мне по предыдущим встречам, но внутри зрело возбуждение, которое готово было выплеснуться наружу, и тогда уже справиться с ним не будет никакой возможности. Он заговорил, и меня охватила жуть, я услышал точную копию тона Остина.
– И он сказал: "Видишь? Я же говорил тебе, что это случается с каждым".
– О чем он говорил, Томми?
Я думал, что мне придется задавать наводящие вопросы, но, когда он заговорил, из его уст полилась плавная речь: