- Я здесь чужак, всего лишь телохранитель царя, к тому же не из знатных, - сказал я.
- Я слышал об этом, - сказал мальчик с легким разочарованием.
"Честолюбив, - подумал я. - Этот юнец найдет себе кого-нибудь получше меня".
Царица отдыхала в небольшой гостиной, окно которой выходило в дворцовый двор. Тонкий серпик луны едва поднялся над темными громадами гор. На небе мерцали звезды.
Комнату освещала единственная лампа, стоявшая на столе возле царицы. Александр, видимо, сидел возле матери и поднялся на ноги, когда посыльный открыл двери.
- Входи, Орион, - сказала Олимпиада и бросила мальчику: - Ты можешь идти.
Он закрыл за мной дверь, но я не расслышал звука его шагов. Однако я не стал гадать, подслушивает он или нет, - проводник мой был легок и босоног.
Александр разглядывал меня с явным смущением, сожалея, что его застали за беседой с матерью. Кто мог знать, какой яд вливала она в его уши?
Олимпиада казалась довольной тем, что я остался в дверях. Не обращая на меня внимания, она прикоснулась к руке сына.
- Давай садись, - сказала она, - мы еще не окончили разговор.
Александр помедлил, но после недолгих колебаний уселся все-таки на пол. На мгновение мне показалось, что он положит голову матери на колени.
- Итак, это верно? - спросил он, заглядывая в ее холодное прекрасное лицо.
Олимпиада снова кивнула:
- Столь же несомненно, как и неистощима похоть этого человека. Царь женится на ней.
- Но что это сулит тебе, мать?
- Лучше спроси, чем это грозит тебе, Александр.
- Царь не может отказаться от меня или забыть про мое существование.
- Он очень умный человек.
- Но вся армия видела меня при Херонее. Теперь я полководец, равный Пармениону и остальным.
- Орион, - обратилась она ко мне. - Как по-твоему, если бы войско сегодня голосовало за нового царя, оно выбрало бы Александра?
Так вот зачем я понадобился ей! Чтобы проверить на мне свое мнение.
- Все восхищаются царевичем, - сказал я.
- Но ему еще нет девятнадцати лет, - возразила царица.
- Все мужи верят ему. При Херонее...
- Отвечай мне. Если бы выборы состоялись сегодня ночью, кого избрало бы войско - девятнадцатилетнего Александра или Пармениона? Или, быть может, Антипатра? Помни, что оба они происходят из семейств столь же древних и благородных, как и род Филиппа... Словом, все они были конокрадами лишь поколение назад.
- По-моему, царем выбрали бы Александра, - отвечал я, не кривя душой. Разве что придали бы ему в регенты Пармениона на год или больше.
- Вот видишь? - сказала она сыну. - Ты получишь лишь титул царя, но не власть. Они постараются лишить тебя истинной самостоятельности.
- Но зачем ты говоришь об этом? - спросил я. - Неужели с царем что-то случилось?
- Филипп решил жениться на племяннице Аттала Клеопатре, той, которую он зовет Эвридикой!
- Жениться?
- Царь может иметь несколько жен, - пояснил Александр.
- Филипп уже заключил несколько политических браков, - сказала Олимпиада. - Наш, например, укрепил его союз с молоссянами.
- Он полюбил тебя, - сказал я.
- Это была обычная похоть, которую он испытывает к любой девке, если у нее выросли волосы на лобке. А ведь еще есть и мальчишки.
- Нет, мать, для меня это не проблема. Но для тебя это пощечина.
- Неужели ты думаешь, что его поступки имеют в моих глазах какое-то значение?
Я подумал, что имеют, и еще какое, но промолчал.
- Он хочет причинить тебе боль, - сказал Александр.
- И унизить тебя, - сказала она, опуская руку на плечо сына. - Царь рассчитывает, что я в гневе возвращусь в Эпир, город своего отца, иначе он просто разведется со мной. Та маленькая шлюшка, на которой он собрался жениться, стремится стать его единственной законной женой - таков план Аттала.
- А это значит, что если у нее родится сын... - наконец-то понял Александр.
- У тебя появится соперник. Аттал будет поддерживать сына своей племянницы, желая еще больше приблизиться к трону.
- Это будет еще не скоро, - напомнил я.
Олимпиада одарила меня злобным взглядом.
- Мальчишка может родиться через какой-нибудь год. И тогда моего сына отодвинут в сторону; царь объявит, что никогда не был твоим отцом, Александр, я уверена.
- Ты же сама убеждала меня в этом, - сказал Александр громко.
- Да, я говорила ему, что ты рожден от Зевса, - ответила она. - Но Филипп всегда настаивал на том, что ты его сын.
- До сих пор.
- Хитроумный лис еще воспользуется твоим божественным происхождением в собственных интересах. Назовет меня распутной женой, а тебя незаконным ребенком. Подожди - и увидишь.
- Все это предположения, - вновь вмешался я. - Филипп еще даже не объявил о том, что женится.
- Он это сделает.
- Но если он женится, быть может, пройдут годы, прежде чем родится сын. Александр достигнет зрелости и без всякого противодействия займет трон после смерти отца.
- Или у него вовсе не будет сына, - заметил Александр.
- Да, - сказала Олимпиада. - Если он умрет прежде, чем сумеет зачать нового наследника.
18
Проводив сына, Олимпиада меня не отпустила. Подобно рабу я последовал за ней в спальню и до рассвета тешил ее любовь на ложе, среди шуршавших и шипевших змей.
В ту ночь ей не потребовались специальные средства, которые прежде впрыскивали в меня ее гадюки... Я был услужливым, покорным, как раб, пылким любовником. На теле моем в этот раз не осталось новых отметин от змеиных клыков, хотя Олимпиада не один раз запускала когти в мою плоть.
- Ты хочешь убить Филиппа, - сказал я ей, когда, отдыхая, мы лежали рядом.
- Это вопрос? - спросила она лениво.
- Нет. Вывод.
- Ты предупредишь царя, не так ли?
- Я верен Филиппу, - проговорил я.
- А не мне?
- Ты можешь принудить меня выполнять твои желания, но верности не добьешься.
Она расхохоталась в предутренней тьме:
- Орион, Орион! Разве можешь ты искренне утверждать, что тебя не радуют наши совместные развлечения?
- Тело мое безусловно радуется им.
- А твой ум?
Я колебался, не желая пробуждать в ней гнев. Но все-таки сказал, едва ли не против воли:
- Теперь я понимаю, как чувствует себя ученый медведь, когда его заставляют плясать.
