- Неужели жена царя - ведьма?

Никос вновь понизил голос:

- Она жрица древней богини, поклоняется змеям и всякой нечисти. И еще волшебница, вот так. А как иначе объяснить это? Когда Филипп согнал своего брата с трона, я уже был достаточно большим и помогал отцу пасти стадо. Тогда все племена, что окружали Македонию, отхватывали от нее жирные куски. Не только мы, иллирийцы, но и пэонийцы, словом, все. Их грабили каждый год.

- И Филипп остановил набеги?

- Словно мановением своего единственного ока. А теперь все племена служат ему. Должно быть, наворожила его молосская сука, иначе не объяснишь.

Я смущенно посмотрел на других мужчин, сидевших вокруг костра.

Никос расхохотался.

- Не беспокойся. Я не могу сказать о ведьме ничего такого, чего не говорил бы сам одноглазый старик. Он ненавидит ее.

- Ненавидит свою жену?

Воины закивали, заухмылялись.

- Не будь она матерью его сына и наследника, царь давным-давно отослал бы ведьму назад в Эпир.

- Царь не посмеет сделать это, - возразил кто-то. - Он боится ее.

- Она умеет насылать чары.

- И никакие не чары: она травит людей.

- Травит, но не ядом, а магией.

- А что она сделала с другим сыном царя... с тем, что от фессалийки?

- С Арридайосом? С идиотом?

- Он был здоровым ребенком. Ведьма дала ему яд, и он стал слабоумным.

- А может, наколдовала, чтобы ее собственный сын стал наследником Филиппа, хотя Александр на два года моложе.

Мужи углубились в спор о том, является ли жена царя отравительницей или же, напротив, волшебницей.

Я слушал невнимательно. Окружавшие меня люди, свежие воспоминания о битве, прохладная темная ночь под черной чашей небес, украшенной бриллиантами звезд, - все казалось мне странным и новым. Ведь я не помнил своего прошлого до нынешнего утра. У всех здесь была семья, клан или племя; каждый мог назвать своего царя, обратиться к истории минувших поколений своего народа.

Но у меня... не было никаких воспоминаний. Люди называли имена богов, которые ничего не говорили мне, пока один из воинов не упомянул Афину, богиню-воительницу, покровительницу Афин.

- Эта богиня не только воительница, - говорил Никос. - Она богиня мудрости. По крайней мере, так полагают афиняне.

- Они правы, - сказал один из воинов. - Ведь это она подарила оливу этому городу, так ведь?

- И прялку.

Афина. Облик ее возник в моей памяти. Высокая, стройная и невероятно прекрасная, с пышными черными волосами и грустными глубокими серыми глазами.

- Все мы игрушки богов, - проговорил Никос. - Они дергают за веревочки, а мы прыгаем.

- А я не верю в это, - сказал воин, сидевший возле него. - Я живу собственной жизнью, и никто не дергает меня за какие-то там веревочки.

"Нет, все мы исполняем волю богов", - подумал я, имея в виду главным образом самого себя. Я был в этом уверен. И все же чего именно боги ждут от меня? Кто я такой и почему здесь оказался? Я не находил ответа, и вестник богов не торопился просветить меня.

Огонь угасал, воины заворачивались в плащи или одеяла и укладывались на ночлег.

Но у меня не было ничего, кроме грязного и короткого, к тому же запятнанного кровью, хитона. Бронзовый панцирь, поножи и шлем я сложил на земле возле себя. Ощутив ночную прохладу, я замедлил периферийное кровообращение, увеличил частоту сокращений сердца, чтобы повысить температуру тела и таким образом согреться.

Я сделал это почти не думая. Но потом удивился своему умению управлять собственным телом. И тому, что во всех подробностях понимаю, что делаю. И еще я почему-то знал, что подобное выходит за пределы возможностей человека. В ужасном кровопролитном сражении я не получил даже царапины. Чужие движения казались мне замедленными, я всегда опережал своих противников.

"Кто я? - вопрошал я себя, укладываясь на твердую почву и закрывая глаза. - Откуда я родом?"

Несколько часов я, пытаясь заснуть, пролежал на спине, разглядывал мерцающие звезды, величественно сиявшие надо мной. Я узнал оба ковша, Кассиопею на троне, а рядом дочь ее Андромеду, прикованную к скале, и Персей уже был возле нее. Мое собственное созвездие, Орион, оставалось за горизонтом. Но я видел, что звезды Гончих Псов горели сапфирами как раз над кромкой холмов.

Наконец я смежил веки, но спал ли я? Меня словно перенесли в иное место: в мир, далекий от поля битвы вблизи городских стен Перинфа.

"Это сон", - говорил я себе, не веря своим глазам. Я стоял на склоне холма, покрытого травой и усеянного дикими цветами, озаряемый теплым летним солнцем. Внизу подо мной разогретый воздух мерцал над изысканными башнями и величественными монументами, высившимися вдоль широких проспектов. За городом ослепительно голубело море, отливавшее зеленью в ярком солнечном свете. Волны, не зная устали, разбивались о белый песок. Жители или погибли, или покинули город, и все же он сохранил все свое великолепие. Я припомнил, что едва заметное дрожание воздуха показывает границу защитного купола, укрывавшего город тонким, как стенка мыльного пузыря, слоем чистой энергии.

Вся моя жизнь была связана с чудесным городом, я знал это с абсолютной уверенностью. И все же не мог вспомнить подробностей. Ничего, кроме уверенности в том, что жизнь моя началась здесь. Как любовь к женщине и богине, любившей меня, которая тоже имела отношение к заброшенному мертвому городу. Попытавшись шагнуть, я обнаружил, что ноги не повинуются мне. Стоя на месте, я услышал дальний, слабый, едва различимый смех. Но он был так горек, что я подумал: уж не плач ли до меня доносится?..

"Смех умирающего от горя человека" - так подумалось мне; впрочем, я не знал, с человеческих ли уст слетали эти звуки.

Собрав все силы, я попытался вырваться из оков, что держали меня на месте, и спуститься вниз по склону к городу... и проснулся на лишенной травы каменистой почве, на поле вчерашнего боя возле Перинфа, под первыми лучами солнца, блеснувшими над горбами холмов.

"Кто я? - гремело в моем сознании, и отголоском звенел вопрос: - Почему я здесь оказался?"

3

Наутро мы отправились к Перинфу, возле стен которого стояли основные силы Филиппа. Увы, царю хватило небольшой части своей армии, чтобы победить наемников. Большая часть македонского войска осаждала Перинф, другая же быстро приближалась к Бизантиону, расположенному на берегу узкого пролива, отделявшего Европу от Азии.