Барон Карл фон Ботмер

королевский прусский майор в отставке,

до выхода в отставку офицер генерального штаба армии,

в свое время представитель Верховного главнокомандования

при немецкой дипломатической миссии в Москве

С графом Мирбахом в Москве

Дневниковые записи и

документы за период

с 19 апреля по 22 октября 1918 г.

перевод с немецкого

под редакцией доктора исторических наук

Ю. Г. Фельштинского

ОГЛАВЛЕНИЕ

Ю. Фельштинский. Предисловие. Брестский мир

К. Ботмер. Дневниковые записи

Документы

Приложения:

О. Чернин. Брест-Литовск

К. Гельферих. Моя московская миссия

6-е заседание Всероссийского Центрального исполнительного комитета 5-го созыва

Ю. Фельштинский

Брестский мир

Московский дневник Ботмера наряду с документами МИДа Германии, включенными автором в книгу, являются важнейшими источниками по истории советстко-германских отношений 1918 года. Дневник был опубликован в 1922 году издательством книжного магазина Озиандера в Тюбингене. Оригинал рукописи находился все это время у супруги барона Ботмера баронессы Рут фон Ботмер. Много позже известный немецкий историк Винфрид Баумгарт провел сверку изданного текста и сохранившегося оригинала. По его мнению, сравнение оригинала с опубликованным вариантом выявило существенные различия. Так, в опубликованном варианте, с одной стороны, кое-что было выпущено; с другой --сделаны некоторые дополнения. Примечательно было и тактичное отношение к тем, кто оставался в живых к моменту публикации дневника. Иначе, например, была дана характеристика советника посольства доктора Рицлера, одного из ведущих дипломатов германской миссии в Москве. В опубликованном дневнике о нем говорится, что он, безусловно, был "широко образованный талантливый человек, гораздо выше среднего уровня". В оригинале сказано иначе:

"Рицлер... политический либерал, недостаточно ухаживающий за собой, ревнивый и опасающийся, что мы будем проводить солдатскую политику... Вообще, все дипломаты именно такие, какими их себе представляешь. Отчасти, исключением является Рицлер. Что касается физической культуры и образа жизни, его можно было принять за кого угодно, но только не за тайного советника посольства. Скорее, за журналиста, купца средней руки и т. д. [...] Этот человек малосимпатичен и очень непривлекателен".

Кроме этих редких и вполне понятных "смягчений" по отношению к жившим тогда политическим деятелям, Ботмер провел общую редакцию дневника, следы которой заметны в тексте. Однако в целом издание соответствует оригиналу. И дневник Ботмера сегодня должен быть интересен всем, кого интересует история отечества в самый смутный период его существования.

Ссылки на дневник Ботмера имелись во многих иностранных исследованиях. Стыдливо ссылались на эту книгу и советские авторы, избегая пространного цитирования и частых сносок. Причины, по которым это важное мемуарное свидетельство не было переведено на русский и опубликовано в СССР, понятны: очевиден в целом антибольшевистский настрой автора мемуаров, к тому же не принявшего общепринятую в СССР и за рубежом концепцию о непричастности большевиков к убийству германского посла графа Мирбаха 6 июля 1918 года.

Если допустимо утверждение, что мемуары бывают объективны, записи Ботмера следует отнести к таковым, хотя и с оговорками. Читатель должен простить Ботмеру, немецкому майору, делающие записи во время Мировой войны, его прогерманскую и антиантантовскую позицию. Нельзя без улыбки воспринимать и обличительное послесловие, упрекающее Англию за признание советского правительство и руководствование принципом "бизнес есть бизнес" в том самое время, когда Германия, еще не успевшая раскаятся за подаренную Ленину (и себе) Брестскую передышку, спешит подписать Раппальское соглашение 1922 года.

Ботмер субъективен и в еще одном вопросе: извечном конфликте германских военных и МИДа. В неправильной политике Вильгельмштрассе он видит чуть ли не основную причину гибели германской империи, освобождая военных от какой-либо ответственности за трагедию, постигшую германский народ. Как очевидцу русской революции, как офицеру и немцу, ощущающему себя представителем германской нации, Ботмеру не чужд и мягкий антисемитизм, во многом спровоцированный событиями 1917-18 годов в России, Германии и Венгрии. В контексте происходящего размышления Ботмера о роли евреев в революции следует назвать отражением широко распространенного в те дни мнения современников.

Мемуарная часть дневника самим Ботмером дополнена документами, которые, как и воспоминания, на русском языке публикуются впервые. Кроме того нами даны три приложения. Приложение No 1 -- реферат, составленный и переведенный с немецкого меньшевиком Ю. Денике по книге воспоминаний министра иностранных дел Австро-Венгрии графа О. Чернина "Im Weltkrige" (Берлин--Вена, 1919).1 Русский перевод мемуаров был издан Госиздатом в 1923 году: О. Чернин. В дни мировой войны. Мемуары. Пер. с нем. М. Константиновой. Пред. М. Павловича, М.-Пг., 296 с. Приложение No 2 -- глава из третьего тома мемуаров упоминаемого Ботмером преемника убитого Мирбаха, Карла Гельфериха: "Der Weltkrieg" (Берлин, 1919), также переведенная и подготовдленная к изданию Ю. Денике.2 На русском языке отрывки из мемуаров К. Гельфериха вышли 1922 г. в Петрограде под названием "Из воспоминаний" и в 1924 г. в Москве под названием "Накануне мировой войны". Ставшие библиографической редкостью, русские издания Чернина и Гельфериха сегодня недоступны читателю, что позволило нам дать переводы Денике в виде приложений к дневникам Ботмера. Наконец, как приложение No 3 дан стенографический отчет 6-го заседания ВЦИК Советов 5-го созыва,3 состоявшегося 3 октября 1918 г. и упоминаемого в документе No 9.

* * *

Ботмер начинает свои записи 19 апреля 1918 года. К этому дню советско-германские отношения имели уже свою историю. В октября 1917 года, прорвавшись из швейцарского небытия и молниеносно захватив власть в России, Ленин показал своим многочисленным противникам, как недооценивали они этого уникального человека -- лидера немногочисленной экстремистской секты. Большевизм не только захватил власть в России, но создал реальный и единственный плацдарм для наступления мировой революции, для организации коммунистического переворота в той самой Германии, от которой, как всеми предполагалось, будет зависеть конечная победа социализма в мире. Германская революция отходила для Ленина на второй план перед победившей революцией в России. Более того: Ленин не должен был торопиться с победой революции в Германии, поскольку в этом случае центр тяжести коммунистического мира перемещался в индустриальный Запад и Ленин оставался всего лишь главой правительства "неразвитой", "отсталой" и "некультурной" страны.

В свете изменившихся взглядов Ленина на революцию в Германии и необходимо рассматривать всю историю Брест-Литовских переговоров декабря 1917 -- марта 1918 года, закончившуюся подписанием мира с Германией и другими странами Четверного союза. Позиция Ленина на этих переговорах --отстаивание им "тильзитского мира" ради "передышки" в войне с Германией --кажется настолько разумной, что только и не перестаешь удивляться авантюризму, наивности и беспечному идеализму всех его противников -- от левых коммунистов, возглавляемых Бухариным, до Троцкого с его формулой "ни война, ни мир". Правда, позиция Ленина кажется правильной прежде всего потому, что апеллирует к привычным для большинства людей понятиям: слабая армия не может воевать против сильной; если невозможно сопротивляться, нужно подписывать ультимативный мир. Но это была психология обывателя, а не революционера. С такой психологией нельзя было бы захватить власть в октябре 1917 и удержать ее против блока социалистических партий, как удержал Ленин в ноябрьские дни с помощью Троцкого. С такой психологией вообще нельзя было быть революционером. По каким-то причинам, кроме Ленина, весь актив партии был против подписания Брестского мира, причем большая часть партийных функционеров поддерживала "демагогическую" формулу Троцкого. И никто не смотрел на состояние дел столь пессимистично, как Ленин. Да ведь чем-то руководствовались все эти люди? На что они рассчитывали?