Как бы то ни было, но Д. Орловская написала новый вариант для этой стихотворной загадки. На этот раз она ориентировала его на возможность ответа. В этом виде оно и вошло в издание 1967 г. и включено в настоящий том {См. с. 219.}.

Возможно, наибольшую трудность для переводчика представляют нонсенсы Кэрролла. Порой их называют по-русски "бессмыслицами"; впрочем, это вряд ли точно передает специфику жанра.

Связанные со старинной английской традицией, уходящей в глубь фольклорного творчества, нонсенсы воспринимаются англичанами как неотделимая часть национального самосознания, как естественная форма образного мышления. Переводчику здесь приходится иметь дело с трудностями двоякого рода литературными и, пожалуй, в еще большей степени, психологическими, - ибо он во многом лишен внутреннего ориентира на родноязычные образцы; у него нет подлинной опоры ни в собственной практике, ни в практике своей аудитории.

"They told me you had been to her,

And mentioned me to him:

She gave me a good character,

But said I could not swim.

He sent them word I had not gone

(We know it to be true):

If she should push the matter on.

What would become of you?

I gave her one, they gave him two,

You gave us three or more;

They all returned from him to yon,

Though they were mine before.

If I or she should chance to be

Involved in this affair,

He trusts to you to set them free,

Exactly as we were.

My notion was that you had been

(Before she had this fit)

An obstacle that came between

Him, and ourselves, and it.

Don't let him know she liked them best,

For this must ever be

A secret, kept from all the rest,

Between yourself and me".

Эти стихи читает в качестве обвинения Белый Кролик в сцене суда (гл. XII "Страны чудес", "Алиса дает показания"). При всей четкости грамматической конструкции, использовании простейших слов и прозрачном построении фразы стихи эти остаются на удивление "темными" по смыслу. Английская лексика, вообще говоря, гораздо нейтральнее по тону, в большей степени лишена эмоциональной окраски по сравнению с русской. Для передачи особого, "аналитического" духа этого стишка переводчику требуется немалое мастерство.

Д. Орловская, как нам кажется, нашла удачное решение, переводы ее в должной мере "безличны" и в то же время точны при общей "абстрактности" смысла. Они лишены каких бы то ни было "дополнительных", привнесенных интонаций. При этом в них словно брезжит какой-то смысл, словно проглядывает какой-то намек, который так и остается намеком, не получая никакого логического или рационального завершения.

Самый известный из всех нонсенсов Кэрролла - "Jabberwocky" - вызвал к жизни целую литературу. Не будем повторять сказанного - сошлемся лишь на статью М. В. Панова, посвященную специальному разбору русских переводов этой баллады.

При переводе стихотворных гротесков Кэрролла задача поэта, и без того нелегкая, усугубляется необходимостью принимать во внимание еще один немаловажный фактор, необходимостью прочно увязывать их с последующим прозаическим текстом. Ведь в сказках Кэрролла многие слова, какими бы незначительными они ни казались, служат отправным моментом для последующих эпизодов. Приведу лишь один пример. Д. Орловская остроумно перевела стихотворный нонсенс, который зачитывается Валету в качестве обвинения в знаменитой сцене суда. Перевод предпоследней строфы этого обвинения обусловлен последующим судебным разбирательством:

Она, конечно, горяча,

Не спорь со мной напрасно.

Да, видишь ли, рубить сплеча

Не так уж безопасно.

"Рубить сплеча" появилось в переводе не сразу. Король, перебирая строку за строкой стихотворного текста, доходит, наконец, и до этой строфы. Между ним и Королевой происходит следующий диалог:

"- "_Она, конечно, горяча_..." - пробормотал он и взглянул на Королеву. - Ты разве _горяча_, душечка?

- Ну что ты, я необычайно сдержанна, - ответила Королева и швырнула чернильницу в Крошку Билля. (Бедняга было бросил писать по доске пальцем, обнаружив, что не оставляет на доске никакого следа, однако теперь поспешил начать писать снова, обмакнув палец в чернила, стекавшие у него с лица).

- "_Рубить сплеча_..." - прочитал Король и снова взглянул на Королеву. - Разве ты когда-нибудь рубишь _сплеча_, душечка?

- Никогда, - сказала Королева.

И, отвернувшись, закричала, указывая пальцем на бедного Билля:

- Рубите ему голову! Голову с плеч!

- А-а, понимаю, - произнес Король. - Ты рубишь _с плеч_, а не _сплеча_!

И он с улыбкой огляделся. Все молчали.

- Это каламбур! - закричал сердито Король.

И все засмеялись".

Предпоследняя строфа приняла ее теперешний вид лишь после того, как мы перепробовали несколько вариантов "каламбуров" в последующей прозаической сцене.

О стихах в сказках Кэрролла и принципе их перевода можно было бы написать еще многое. Ограничив себя одним основным планом - планом "транспонирования", "переключения" того, что не поддается прямому переводу, - остановимся лишь еще на одном примере.

Вторую сказку Кэрролла, а тем самым всю дилогию об Алисе, венчает стихотворное заключение, написанное в форме акростиха:

A boat, beneath a sunny sky

Lingering onward dreamily

In an evening of July

Children three that nestle near.

Eager eye and willing ear,

Pleased a simple tale to hear

Long has paled that sunny sky:

Echoes fade and memories die:

Autumn frosts have slain July.

Still she haunts me, phantomwise,

Alice moving under skies

Never seen by waking eyes.

Children yet, the tale to hear,

Eager eye and willing ear,

Lovingly shall nestle near.

In a Wonderland they lie,

Dreaming as the days go by,

Dreaming as the summers die:

Ever drifting down the stream

Lingering in the golden gleam

Life, what is it but a dream?

В переводе Д. Орловской из первых букв стихотворных строк возникает имя, столь много значившее для Кэрролла. Поставив перед собой нелегкую задачу сохранить форму акростиха, Д. Орловская сознательно пошла на некоторую потерю "информации", вписывая в избранный Кэрроллом метр более, длинные, по сравнению с английскими, русские слова. И все же, несмотря на Это, перевод Д. Орловской удивительно верно передает подлинник. Перечитайте его в конце настоящего издания - и перед вами зазвучит кэрролловский прощальный аккорд.

* * *

"...Начни с начала и продолжай, пока не дойдешь до конца. Как дойдешь, кончай!". Порой нелегко бывает соблюсти этот принцип, так хорошо сформулированный Королем Червей. И потому, что многое еще можно было бы (и следовало бы) сказать, и потому, что конца все не видно... "Алиса" по-русски живет и будет, мы уверены, продолжать свою жизнь, вновь и вновь рождаясь по мере того, как будут развиваться наши представления об английской литературе, о детях, о собственном языке и науке. И потому мы ставим точку здесь, хотя до конца еще далеко.