- Мой фюрер! Я высиживаю кур для окруженных героев. Ко-ко-ко...
- Я награждаю вас Железным крестом, генерал! - произносит возвышенно фюрер. - Продолжайте сидеть!
- Хайль Гитлер! - закричал было в ответ генерал, но, вспомнив, что он не человек, а наседка, во весь дух закудахтал и замахал руками, как крыльями. Гитлер куда-то исчез, двор вместе с курами растворился в каком-то молочном тумане, и до слуха донесся чей-то удивительно знакомый голос:
- Господин генерал! Мой генерал! Да очнитесь же! Очнитесь! Что с вами?
Генерал встрепенулся, потряс головой, открыл глаза. Перед ним стоял перепуганный адъютант.
- Что со мной было? - спросил генерал, грустно глядя на пустые бутылки, которые так предательски подвели, и все еще не веря, что он снова на этом свете, в тех же цепких лапах забот о замерзающих, завшивевших и голодных окруженных.
- Вы очень крепко уснули, господин генерал, - ответил адъютант. - Я вас полчаса никак не мог разбудить. Вы кричали "хайль Гитлер!" и... и, извините, помахивая руками, кудахтали наседкой.
- Фу, какая мерзость! - выругался генерал и, потирая виски, потребовал: Чаю мне! Крепкого чаю!
- Слушаюсь, мой генерал! Чай сейчас же будет подан, и смею доложить, к вам на прием прибыл господин Гуляйбабка.
- Отлично! Давайте чай и Гуляйбабку.
Личный представитель президента вошел в кабинет с бодрой улыбкой на лице. В душе генерала мелькнула надежда, и он впервые после того, как очнулся, поблагодарил судьбу за то, что она не прикончила его и дала возможность надеяться.
Гуляйбабка меж тем снял шапку и, слегка поклонясь, заговорил:
- Господин генерал! Движимый высоким чувством к рейху и лично к вам и проведя ночь в глубоком раздумье, я, смею сообщить вам, нашел тропку к решению вашей тягчайшей петушиной проблемы. Я не знаю, господин генерал, примете ли вы мое скромное предложение, удобно ли оно будет вам, но иного выхода из вашего тупика я, к глубочайшему сожалению, не вижу.
- И... и какой же выход вы предлагаете?
- Вас, господин генерал, могут спасти только эрзац-куры.
Генерал выпучил глаза:
- Не понимаю...
- Имею честь пояснить, господин генерал. Под эрзац-курами я подразумеваю весьма неглупых и весьма распространенных на европейском континенте птиц, а именно тех самых, которые кричат "кра-кра" и каждое утро летают на свалку.
Мертвенно-бледное, обрюзгшее от перепоя лицо генерала Шпица оживилось:
- Так, так... слушаю вас. Продолжайте, наш друг. И что же вы предлагаете делать с этими "кра-кра"?
- Я предлагаю, господин генерал, вместо французских петухов вручить окруженным героям этих "кра-кра", то есть жареных русских ворон.
- Ворон? Солдатам рейха? Да вы в своем ли уме? Какой же идиот нам поверит, что это французские куры? Да за эти штучки, господин Гуляйбабка, мы с вами в два счета угодим в гестапо.
- Напрасное беспокойство, господин генерал. Зачем называть вещи своими именами, если слова-синонимы есть.
Мы назовем этих паршивых ворон не так грубо, а изысканней, изящнее, ну, скажем, жареные рябчики от фюрера! Или белые куропатки от фюрера! Уверяю вас, что солдат, получивший такой подарок, из кожи вон полезет, чтоб отблагодарить фюрера. В огонь кинется с криком:
"Хайль рябчик фюрера!" Так что решайте, господин генерал, пока тучи ворон не улетели со свалки.
- Решаю и утверждаю! - сказал генерал. - Именем фюрера, огонь по воронам!
26. ОКРУЖЕННЫЕ ГЕРОИ РЕЙХА ПОЛУЧАЮТ ПОДАРОК ФЮРЕРА
Транспортный самолет со свастикой и продырявленными боками шел на посадку. Два других, нагруженных подарками фюрера, рухнули еще на подходе к Демянскому котлу. Третьему, охраняемому четырьмя "мессершмиттами", удалось благополучно коснуться колесами Демянского аэродрома. И едва самолет остановился, заглушив моторы, и распахнулась дверь дырявого фюзеляжа, как грянул военный оркестр и по заснеженному полю прокатилась команда:
- Па-рад-д, выстроенный для торжественной встречи делегации с подарками фюрера, смирр-но-о! Равнение на самолет!
Длинная зеленая шеренга, прекратив толкотню и чесание, враз застыла. Высокий худющий генерал в кожаном пальто с черным меховым воротником и тесных лакированных сапогах, явно не по погоде, выхватив из ножен саблю, чеканя шаг, двинулся к самолету. Однако, пройдя несколько шагов, генерал вдруг остановился и так, не спуская поднятую выше носа саблю, застыл. В бомбовой воронке, припорошенной снегом, два укутанных в шали, посиневших на лютом холоде солдата пилили большой пилой убитую мерзлую лошадь. Они уже напилили себе полный мешок и теперь отрезали передние ноги.
- Встать! Смирно! - гаркнул генерал. - Вам что тут надо?
- Так что ноги, господин генерал, на холодец! - выпалил один из посиневших.
- Идиоты! Ослы! Политические олухи! - закричал генерал. - В такой торжественный момент пилят кобылу, С какого полка? Какой дивизии?
- У нас нет ни того, ни другого, господин генерал. Мы осиротели.
- Что значит осиротели?
- Так что мы ничейные, господин генерал! Бесприютные. Наш полк и дивизия, господин генерал, разбиты.
- За расхищение продукции и мародерство я обязан сдать вас под суд военного трибунала, - выпалил генерал. - Но, учитывая торжественность момента и то, что вы остались без командиров, приказываю; мешок конины немедля сдать на гарнизонную кухню, две задние булдыги отнести в мою машину, переднюю часть вместе с копытами разрешаю взять вам и шагом марш ко всем чертям!
Солдаты подхватили мешок с продукцией, а генерал, вскинув еще выше саблю, зашагал к самолету, к которому аэродромная команда уже подкатила трап.
Из самолета между тем вышли генерал Шпиц, Гуляйбабка, увешанный фотоаппаратами личный корреспондент доктора Геббельса и несколько сопровождающих высокое начальство офицеров. На Шпице было зеленое зимнее пальто на искусственном меху. На Гуляйбабке красовалась белая дубленая шуба, серые валенки выше колен и пышная шапка из зайца-русака.
Плечом к плечу (так пожелало начальство) Шпиц и Гуляйбабка двинулись по расчищенной дорожке полевого аэродрома навстречу начальнику окруженного демянского гарнизона. В трех шагах от него остановились, выкинули руки в приветствии: "Хайль!"
