Литмир - Электронная Библиотека
A
A

"Ассистенты" действовали с феерической быстротой. Мужчины и дамы безропотно складывали на столы тостые бумажники, сверкающие кольца, брошки и портсигары. Кое-кто из кавалеров торопливо помогал своим дамам снимать серьги. Работа спорилась.

Миша, придя в себя, быстро вытащил из кармана бумажник и портсигар, аккуратно разложил их перед собой на столе.

- Ну, - хрипло произнёс он, - Катя, снимайте это... скорее...

- Что?.. - шёпотом спросила Катерина Ивановна.

- Это, - хрипел Миша, - это... как это называется?..

И он ткнул пальцем в её бриллиантовую брошь. Катерина Ивановна нервно засмеялась, но брошь сняла.

В этот момент их заметил Лёнька. Он улыбнулся и подошёл к столу.

- А, - сказал он, - юстиция... развлекается...

Миша вскочил и молитвенно протянул ему обе руки навстречу.

- Так рад, я так чрезвычайно рад, - пролепетал он. - Такая необыкновенная и такая приятная для меня встреча... Как вы себя чувствуете?..

- Вашими молитвами, - буркнул Лёнька и, не подавая руки, присел к столу.

Миша, не зная, что ему делать, продолжал стоять. Катерина Ивановна привычно оправила причёску и затем, как-то отчаянно махнув рукой, начала спешно пудриться.

- Садитесь, господин Плевако, - мирно сказал Лёнька, - но сначала представьте меня вашей даме.

- Э-это, - начал заикаться Миша, - охотно... Катя, э-э, Катерина

Ивановна... э-э-э, как это говорится, позвольте вам представить... моего,

моего... друга... гм-м...

- Очень приятно, - любезно сказала Катерина Ивановна и с большой готовностью протянула руку.

Лёнька поднялся, щёлкнул каблуками, ловко поцеловал её ручку, после чего опять сел. Миша Маснизон как-то жёстко и неуверенно примостился на кончик стула. Катерина Ивановна, наоборот, сразу почему-то обрела спокойствие и, кокетливо улыбаясь, смотрела на Лёньку.

- Какой вы молодой, - протянула она, - я представляла себе вас

другим...

Лёнька засмеялся и налил ей и себе вина.

- Давайте выпьем, - сказал он просто, - давайте выпьем за нашу

с вами молодость...

- Охотно, - весело произнесла Катерина Ивановна и чокнулась с Лёнькой.

- Э-э, да. Прелестный тост, - залебезил было Миша Маснизон, но Лёнька только тяжело на него посмотрел, и тот сразу же осел на месте.

- Ваш муж? - коротко спросил Лёнька, кивнув в сторону Миши.

- Нет, просто знакомый, - ответила Катерина Ивановна.

- Плевако, - продолжал Лёнька, - мастер язык чесать. Соловей. Меня защищал.

- Поверьте, от души, - произнес Миша, - от всего сердца, так сказать...

- Так и пел, так и пел, - продолжал Лёнька, не обращая на Мишу внимания. Потом, выдержав паузу, кивнул: - славно пел, да плохо сел. К расстрелу меня приговорили. Слыхали, верно?

- Позвольте, - опять вмешался Миша, - я ведь сделал всё, что мог... Всю душу вложил... Надеюсь, вы понимаете, что я здесь, так сказать, неповинен. Я сегодня даже в тюрьму к вам ездил, честное слово ездил - кассационную жалобу привозил. На подпись.

- Кассационную? - с интересом переспросил Лёнька. - Что ж, это всегда можно подписать. Давай сейчас подпишу.

- К сожалению, - как-то неуклюже и беспомощно заблеял Миша, - я её... э-э-э... не захватил с собой. Не учёл, так сказать, возможность встречи. Разрешите, я за ней домой сбегаю... Это тут рядом совсем...

Лёнька, прищурясь, посмотрел на него и весело сказал:

- Далеко пойдёшь. Далеко пойдёшь, Плевако. Но домой ты не побежишь сейчас. Ладно с ней, с жалобой. В другой раз подпишу... Верно, Катерина Ивановна?

- Вам виднее, - ответила девушка.

Лёнька посмотрел на неё и, взяв её руку, сказал с грустью:

- Красивая вы, Катерина. Очень красивая. Легко жить будете.

- Как знать, - почему-то вздохнула она.

- Факт! - настаивал Лёнька. - Факт! У меня слово и рука верные. Как я сказал, так и будет. Потом не раз вспомните...

"Ассистенты" между тем заканчивали свою работу.

Разделив зал на две половины, они быстро обходили столы. Потом оба подошли к Лёньке и молча вывалили на стол груду бумажников, часов, портсигаров, брошек и колец.

- Богат улов нынче, Леонид Пантелеевич, - почтительно сказал один из них. - Давно так не фартило.

- Да, очень благородно всё получилось, - произнёс другой. - И публика хорошего воспитания - ни один фраер даже не пикнул, честное слово...

- Чего удивляетесь, чижики? - ответил Лёнька. - Настоящей работы не видали? Сами знаете, с кем пришли...

- Орёл!.. Чистый орел! - восхищённо воскликнул один из "ассистентов", влюблённо глядя на Лёньку.

Самодовольно улыбаясь, Лёнька молча разглядывал груду драгоценностей. Потом он выбрал самое большое бриллиантовое колье и протянул его Катерине Ивановне.

- Вот, - тихо сказал он, - возьмите. Возьмите на память о Лёньке

Пантелееве, о нашей с вами встрече.

Катерина Ивановна густо и неуверенно покраснела.

- Что вы? Зачем? Это... это неудобно.

Миша Маснизон, страшно перепугавшийся, что её отказ рассердит Лёньку, вскочил и начал совать ей в руки колье.

- Возьмите, возьмите, - суетился он, - возьмите, это даже принято... Отказываться нельзя.

Вконец потерявшаяся Катерина Ивановна взяла колье.

- Мерси, - шепнула она испуганно.

- Ну вот и прекрасно, - обрадовался Миша.

- Идиот, - зло бросила ему Катерина Ивановна.

Лёнька залпом опрокинул бокал вина, встал, молча поцеловал девушке руку и быстро ушёл. Свалив награбленные вещи в мешок, "ассистенты" бросились вприпрыжку за ним.

Миша Маснизон быстрыми, трясущимися движениями запрятывал в карманы брюк не тронутые Лёнькой его портсигар и бумажник.

Минуту в ресторанном зале висела давящая, каменная тишина, потом за одним из столов вскочил немолодой полный мужчина в смокинге и, сорвав модное пенсне на золотой цепочке, истошно, отчаянно завопил с выпученными от напряжения глазами:

- Полицию! Полицию сюда... Эй, человек, звоните в полицию...

Седой официант почтительно к нему склонился и тихо, но

отчётливо произнёс:

- Седьмой год уж, как нет полиции, ваша милость. А в угрозыск я сейчас позвоню...

Спустя несколько дней, чёрной, глубокой ночью, в сыром и прогнившем насквозь подвале старого мрачного дома на Обводном канале Лёнька отстреливался от агентов ЧК, окруживших дом.

Тяжёлая дверь в подвал тупо трещала под напором чекистов, но не поддавалась. Лёнька понимал, что живым его брать не станут, и потому дрался страшно - он дрался с отчаянием и упорством обречённого на смерть зверя. Один из чекистов уже валялся на полу с простреленной головой, другой, раненый выстрелом в грудь, мучительно и тяжело дышал, сидя у холодной стены - но чекистов было много, а Лёнька оставался один.

4
{"b":"46678","o":1}