8.

-...я сказал! И плевать между делом я хотел на твоего Плащевика!!! -Что ты сказал? - спросил Босх. Вкрадчиво так спросил. Кобольд съежился и замолк, нервно вцепившись волосатыми лапками в подлокотники своего кресла. Восемь пар глаз уставились на него с холодным осуждением, к которому к тому же примешивалось подозрение, а кое-где и откровенная злость. Он не знал, каким дурным ветром его занесло в эту компанию, где за одним столом собрались два его бывших недруга, от которых он кстати прыгал с пятого этажа, бывший же босс, которого он боялся больше всяких врагов, да полоумный сектант, каким то образом уцелевший в битве титанов на улице Центральной. Да этот Плащевик! Если бы Кобольд не был уверен, что только так можно пережить надвигающуюся гибель, ноги бы его тут не было. -Ты не прав, Кобольд. - Мягко и интеллигентно сказал Босх, это была обычная манера говорить бывшего главаря бывшей преступной группировки. Однако в сочетании с его гориллообразной внешностью, это производило эффект прямо противоположный, а именно устрашающий. Особенно для тех, кто знал, что таким же вот елейно покровительственным тоном он отправил на смерть не один десяток врагов, причем над некоторыми расправился лично, проведя перед этим воспитательную беседу. -Да как он может быть прав, тварь дрожащая! - бросил Пиночет, что сидел как раз напротив Кобольда и все время поглядывал на того ничего хорошего не обещающим взглядом. Босх коротко глянул на Васютко и тот тут же примолк. Плащевик Плащевиком, но кто спасет его, Николая, ежели бывший бандит вдруг разбушуется. Однако попал же тот в список спасенных. Ну чем он спрашивается это заслужил, жестокостью? А если бы Ангелайя остался в живых, тоже был бы здесь, за этим столом. Комната, в которой велась эта столь красноречивая беседа была довольно обширна, и формой - пропорциями очень сильно напоминала обыкновенный гроб, если бы этот утлый предмет увеличили раз так в двадцать пять. Потолок был каменный, неровный и бугристый, в затейливых извилистых трещинах. Сквозь трещины просачивалась влага и капала на пол, так похожий на потолок, словно комната стояла на исполинском зеркале. Дальше воде впитываться было некуда и она застаивалась вонючими лужицами. Стены кто-то в незапамятные времена обшил толстой кровельной доской, а позже задрапировал богатыми тканями, подбив ее трехгранными коваными гвоздями. С тех времен миновало столько лет, что от ткани остались лишь одни романтические воспоминания да цветные разводы на посеревших от воды досках. Тех в постоянной сырости перекрючило и изогнуло самым замысловатым образом, так что гвозди выпятились наружу как у больного водянкой ежа. В прогнившем дереве суетливо извивались белесые червеобразные создания, изредка показывая на свет свою белую тупую морду с двумя черными точками глаз. Пахло здесь не очень, а от застоявшейся воды в воздух неторопливо вздымались тягучие испарения. Голая стоваттная лампочка, висящая на мокром от влаги шнуре успешно проигрывала бой с полумраком. Однако Плащевик, когда пригласил их сюда, сказал, что эта убогое помещение всего лишь прихожая, или, если вам хочется лишнего пафоса - преддверие, перед чем-то большим. -Мне сказали что это коридор, - сказал Босх, входя, - но я то знаю, что это Чистилище. -А дальше ад? - спросил Стрый с дальнего конца стола. -Для кого ад, а для кого и рай, все зависит от того какую сторону ты держишь. И никто не прокомментировал это заявление однофамильца средневекового автора химерических гравюр. А безумный сектант при разговорах о чистилище помалкивал, да улыбался лишь про себя, иногда. Может быть он знал больше других? На него косились даже больше чем на Босха, так, что в конце-концов встреча стала напоминать высокую дипломатическую миссию по обмену шпионами, когда кажется что от неосторожного слова вот-вот вспыхнет воздух между сидящими. Уродливый антикварный стол стоял точно в центре комнаты и мрачно поблескивал своей полированной поверхностью. На нем лежало пять серебристых, отточенных до бритвенной остроты изящных ножей, все остриями к центру стола. Каждый из ножей лежал подле своего владельца и диковато отсвечивал от тусклой лампочки. -Плащевик, он все знает. - Произнес с фанатичной уверенностью Николай. Видели бы вы его. -Да видел я его! - громко сказал Босх - Ну и что. Ханурик какой-то в плаще. Лица не видать. Плащевика Босх встретил сразу после бегства с места гибели своей армии, просто вороной "сааб" неожиданно подрезал его, вынудив резко оттормозится. От антрацитово - черной машины веяло чем-то таким нездешним и угрожающим, тем более что она была как новая и явно работала на бензине, что даже крутой норовом глава битой армии, не высказал никакого недовольства. Напротив, он внутренне содрогаясь, вышел из своего дырявого сразу в десяти местах броневика и на подгибающихся ногах подошел к замершему автомобилю, щуря глаза и пытаясь разглядеть хоть что-то за глухими тонированными стеклами. Тщетно, в полной безфонарной тьме, черной авто казалось порождением самой ночи, из темноты сотканное и состоящее. Только что-то красное помигивало в салоне, да остро пахло продуктам сгорания бензина, доказывая, что черный автомобиль не сон. Фары "сааба" тускло светились, освещая от силы два метра впереди автомобиля. С тихим, но неприятным, как шелест крыльев летучей мыши, шорохом скользнуло вниз стекло передней правой двери. За ним таилась тьма, из которой выскользнули негромкие слова: -Ну что же ты, Леша? -А? - спросил Босх, совершенно растерявшись. -Ты бежал, оставил всех верных тебе людей, умирать. Сбежал, спасая свою драгоценную шкуру. А они ведь погибли, все до единого мертвы. -Я... нет... - Пролепетал испуганно Босх - они... победят! За стеклом свистяще вздохнули, словно невидимый собеседник страдал астмой или экземой легких: -Леша-Леша, ты же прекрасно знаешь, что они не победят, как не победят сектанты. И ты знал это, отправляя своих людей в эту битву. Босх потрясенно отшатнулся, ему одновременно хотелось бежать, и остаться здесь, выслушивая страшные откровения. И это трогательное обращение, заставляющее его, всесильного Босха, вновь почувствовать себя семилетним мальчиком Лешей Каночкиным, который так боялся чужих людей: "Леша, где твой брат?" "Он... он на улице" "Как на улице? Ты что оставил его?!" "Я... не хотел... там подошли большие мальчики... они... напугали меня!!!" "И ты бросил своего пятилетнего брата?! Который меньше и слабее тебя?" "Аааа! Я не хотел, мама, не хотел!!!" "Маленький трус! Ты никогда не станешь храбрым! Потому что маленький трус всегда превращается в большого труса!!!" "Мааамааа, нееет!!" В одном мать оказалась не права, большим трусом он не стал, приобретя вместо трусости запредельную жестокость, то и дело самоутверждаясь за счет других, как это свойственно тем, у кого страх перерастает в агрессию. Эти качества и позволили ему занять место главы городской бандитской группировки, до которого он дошел буквально по головам. Он и сам забыл, сколько народу собственноручно отправил в страну вечной охоты. Да и не нужно это было, к тому же ночными кошмарами Босх не мучился. Одного он, правда, так и не обрел, а именно нести ответственность за вверенных ему людей. И он снова кинул их, не так ли? А теперь этот странный тип из не менее странной шведской машины отчитывает его как в глубоком детстве отчитывала мать. Но, как ни странно, это не вызывало агрессии, нет, скорее хотелось заплакать. Босх чуть так и не сделал, отступив на шаг от машины и закрыв лицо руками. -Ну-ну, - шепнули из "сааба", - не все так плохо. Знаешь, нам нужны люди вроде тебя. Люди без принципов, которые в любом случае уцелеют, и спасут самого себя. Поэтому тебе очень повезло, Леша, тебя выбрали для ответственной миссии. И нормальное ее выполнение позволит тебе остаться в живых после Исхода. -Исхода? - спросил Босх ошеломленно, не укладывалось сказанное у него в голове. Позади в ярких дымных взрывах гибли последние его соратники. -Да, Исхода. Потому что Исход переживут лишь немногие. Избранные. Большая часть их, - за окном что-то шевельнулось, может быть невидимый собеседник указала в сторону красочной канонады. - Не пережила бы. Босх молчал, позади небо окрасилось в дымно оранжевый цвет, свойственный закатам накануне больших потрясений. -Даже так, Леша. Так как, ты согласен выполнить условие. Это ведь даже не условие, так - условность... Тем более, что подобную работу ты только и выполнял последние десять лет. -Постой-постой, - в голове Алексея Каночкина все смешалось: какой то Исход, пламя и смерть брошенных на гибель людей, ненавистный, хоть и мертвый Ангелайя, эта страшная машина с багровым огнем внутри (почему-то представилось что внутренности у нее оббиты красным бархатом, по цвету так похожим на кровь). Босх встряхнул головой, тяжело глянул на черное глянцевое стекло, похожее на нефтяную пленку над речной водой. -Условие, гришь?! - спросил Босх, злобно - А ты кто такой, чтобы ставить мне условия?! Засел в тачке, как в танке! Выйди, покажи морду свою! -Ты напрасно хорохоришься, - ответили ему усталым тоном опытного воспитателя капризному пятилетнему ребенку, - Проблема ведь очень проста и выбор твой не велик. Соглашаешься - живешь, нет - до встречи по ту сторону. Но если ты настаиваешь, я покажусь. Блестящий, отражающий алое зарево, борт машины рассекла длинная ровная трещина - открылась передняя дверь, и стала распахиваться дальше с режущим уши ржавым скрипом, абсолютно не приличествующим дорогостоящей с виду машине. Босх попятился еще дальше, неотрывно глядя в темное нутро открывающегося проема. На лбу бывшего главаря выступил пот, крупные капли текли по лицу, и казалось, что Каночкин плачем. Он не понимал, не мог понять, почему так боится этих ночных пришельцев, но страх был, темные суеверный страх, родом прямиком из детства, когда вполне верится, что в темной комнате тебя ждет монстр, а под лестницей бледной костистое создание только и ждет, чтобы ухватить тебя за ногу. Потом из тьмы вышел человек. Алексей Каночкин так и не заметил, как он поднялся с сидения машины. Вот только что была распахнутая дверь за которой царит темнота, а вот перед ним кто-то стоит. Тип этот сделал еще шаг и до половины оказался освещен фарами своей машины, так что стало видно, что одет он в поношенный плащ, тоскливого бежевого цвета, с ясно видимой заплатой. Плащ к тому же был заляпан сероватой подсохшей грязью, что образовывала на ткани уродливые, похожие на грибок разводы. Голова так и осталась в непроглядной тьме, что наверное, даже зоркие кошачьи глаза не смогли бы разглядеть черты его лица. -Ну? - спросил обладатель плаща, - легче стало? -Кто ты? -Они зовут меня Плащевик, хотя и не все. Можешь звать так же. -Из-за плаща? В темноте усмехнулись: -Может быть. Важно совсем не это, тут вопрос идет скорее о жизни и смерти. Твоей, Леша жизни и смерти, чтобы ты не обольщался. Это место скоро кардинально измениться и не таким как ты его спасать. Да и не нужно это, скорее вредно. -Кто это "они"? -Твои соратники, Босх, - Плащевик впервые назвал Алексея приобретенной со временем кличкой, - Ты ведь привык руководить? Я дам тебе эту возможность, если ты, конечно согласишься. Это и решило все колебания осторожного Босха. Привыкший к неограниченной власти, сродни пожалуй той, что обладали в свое время монархи, он с трудом представлял, что будет делать дальше. А тут, пожалуйте, сразу новые, взамен сгибших, поданные. -Я согласен, - сказал Алексей Каночкин, - Согласен с тобой. Стоящий подле машины снова усмехнулся, красное зарево потихоньку сходило на нет, пропорционально утихающему буйству пламени подле Арены. Полностью оно так и не исчезло - десяток квартир полыхали всю ночь, и даже на бледном дневной небе пытались отметиться розовые сполохи. А потом Босх услышал адрес и день, в который стоило этот адрес навестить. То, что место сие находится на территории медленно ветшающего завода его совсем не удивило. Потустороннему - потустороннее, так ведь. Да он не удивился бы, назвать Плащевик встречу на городском кладбище, или в жутком провале на территории дачного хозяйства. В руки ему вручили толстый, хрустящий лист качественной бумаги, после чего чрево "сааба" раскрылось, и впустило в себя человека в плаще. Босх все стоял, сжимая листок в руках. Тихо работающий двигатель иномарки, вдруг взревел на истерических повышенных тонах, фары вспыхнули во всю мощь, высветив улицу вплоть до ее пересечения с Большой Зеленовской С визгом шин и в облаке стремительно испаряющейся влаги "сааб" пролетел мимо Алексея и рванул вниз по улице. Из хромированной выхлопной трубы стелился удушливый высокооктановый выхлоп, который жутко наложился на запах пороха и горелого доносящийся с площади. Босх закашлялся, замахал руками, и прибывал в ошеломленно - подавленном состоянии вплоть до нынешнего визита, когда они начал хорохорится, высказываясь перед новоявленными слугами. -И плащ у него в дерьмище каком-то! - высказал он очередное мнение, покоробившее Николая - Пиночета до глубины души. Но он теперь ничего и не сказал, понимая, что Босх, не Кобольд, с этим спорить бесполезно. Стрый поигрывал табельным ножичком. Вещица казалась ему угрожающей и потенциально опасной, как неразорвавшийся фугас, так что носить с собой его не хотелось, но... Плащевик не поймет, чем-то дороги ему эти ножи. Зато высказался сектант: -А я вообще не пойму, о каком Плащевике вы треплетесь, - сказал Рамена с ленцой, после резни в укрывище Ангелайи он сильно себя зауважал, - Он что, слуга Ворона? -Какого еще ворона? - спросил Николай - Почему Плащевик должен быть слугой какой то птицы. -Не просто птицы, а Птицы Тьмы, - назидательно сказал Пономаренко - Ворон он всегда с нами. Да вон же он, смотрит на нас! - и уверенно ткнул пальцем в верхний правый угол комнаты, откуда на него пялились красные глаза Священной Птицы. -Где? - нервно обернулся Кобольд, и вперившись в указанный угол с облегчение заметил, - Да нет там ничего, пустой, даже паутины нет... - и добавил еле слышно, - чертовы сектанты... Босх снова кинул на него мрачный взгляд, он то хорошо помнил, где погиб его собственный ходок. -Ну там действительно ничего нет, - произнес Николай - а ты не бредишь, случаем, а, брат сектант? -То что вы не видите Ворона, - надменно сказал брат Рамена, - лишний раз доказывает, что вы не достойны его увидеть. Может быть вы и Избранные, но явно Избранные младшего ранга, - помолчав он добавил, - вполне возможно, что вам не увидеть Гнездовья. -Да иди ты со своим Гнездовьем! - начал на повышенных тонах Кобольд, психопат! -Молчать!! - рявкнул Босх, - Кобольд, еще раз пасть свою откроешь, не посмотрю, что Избранный, заткну!! Бывший драгдиллер сверкнул глазами и заткнул пасть. Сам он попал сюда очень прозаическим образом и никакого Плащевика в глаза не видел. -А почему он про какого-то ворона речь ведет, а? - сказал он тихо, - никто никакого ворона в глаза не видел. Я и Плащевика то не видел. Может и нет его. -Но "сааб" то ты видел? - спросил Николай. -Видел... - признал Кобольд, - черный, как уголь, и ездит словно у него табун под капотом. С ним не церемонились, с Кобольдом то. Он даже еще не успел залечить боевые раны, полученные в прыжке с пятого этажа собственного дома (одна рука оказалась сломана, плюс гнусное растяжение связок на левой ноге), как напасти продолжились. Два дня спустя, когда он шел с бидоном воды в одну из пустых квартир, которую использовал теперь как дом, его сбил все тот же "сааб", не убил и даже не покалечил. Речь из нутра машины была краткой и жесткой и напоминала ультиматум. Ты, Кобольд, избран, а если не хочешь быть Избранным, то жизненный путь твой закончится здесь, на сыром асфальте. С малых лет обладающий недюжинной волей к жизни и повышенным чувством самосохранения Кобольд тут же согласился, и получил адрес первой явки, куда и пришел. И вот теперь, сидя в этом каменном склепе, он до сих пор не был полностью уверен, что все происходящее не есть гнусный спектакль, разыгранный для собственного удовольствия всесильным Босхом, который отличался очень своеобразным чувством юмора. Это ли не садизм: поместить беднягу в компанию двух его злейших врагов, чокнутого сектанта и страдающего садизмом бандитского лидера. -Ладно, - сказал упомянутый лидер, - Замолкли. Теперь о деле. Все в сборе. -Да кто еще то? - спросил Пиночет, - я, Стрый, Рамена, Кобольд-паршивец все. -Ну был еще один, или даже два... - вставил Стрый - Плащевик говорил... -Это тот, который полуволк? - произнес Рамена-нулла, - Ворон говорил... его звали... Мартиков, да? -Плащевик сказал что он наш и придет, но он не пришел... -Полуволки... отродья. Жаль, Стрый, мы своего не замочили. -Плевать что полуволк. Кто сказал, что полуволк не может быть Избран? -Чтоб его Исход взял, блохастого! Значит переметнулся. -Переметнулся... куда? -У меня список, - молвил Босх, - И он вплотную нас касается, потому что нам все дали понять, что не выполнив задания, мы не переживем Исход. И... не попадем туда, - он кивнул в сторону закрытой двери, которая в отличие от выхода, судя по всему вела куда то в вечность. -Ну я бы не стал зарекаться! - сказал Рамена, - я знаю тут есть такие, кто не раз и не два провалил данным им задания. Так ведь? Читай дальше. Босх смерил сектанта тяжелым, доброжелательным как каток взглядом, но тот был надежно упакован в заботу своего Ворона, а вернее просто находился под внушением и свято верил в потустороннюю защиту. -Задача простая. Тут есть список людей, которые мешают Плащевику, а значит нам. Их надо убить. Он выдержал паузу, и увидел, как Избранные скучающе кивнули. Стрый изучал потолок, Кобольд - стол, брат Рамена - угол, в котором ему виделся Ворон. -Тут фамилии, - добавил Босх менее уверенно, его новые подопечные, отреагировали на известие со спокойствием киллеров со стажем. Что ж, в принципе, так даже лучше, решил новоявленный глава Избранных, меньше проблем, меньше колебаний. И зачитал фамилии, благо их было немного. -Стоп! - заорал Пиночет, - Это же нам уже предлагалось! Стрый, журналиста же мы уже пытались мочить! Стрый кинул нож, который загрохотал по столу, отчего все вздрогнули: -И малолетка с ними, что ж он, выжил, получается? -Бить надо было точнее, - ответил ему Николай, злобно. -Журналист? - спросил Рамена, оторвавшись от созерцания угла, - Тот, что на Школьной живет? -Да он, вообще, тут один похоже! -Смотрите-ка, Мельников! Тот самый, гад бомжующий. Он меня убить пытался, живучий как кот дворовый! А этот, сопляк, я ж его тоже прирезать хотел, только он вывернулся! -Что и ты тоже? - спросил Николай. Избранные уставились друг на друга. Тишину нарушил Босх, сказавший елейным тоном: -Ба, знакомые все лица... Это ж, тут и Севрюк есть, колдунишко! -Что же, получается, - сказал Николай Васютко - мы все за одними и теми же гонялись, что ли? -И не одного не убили, заметьте, - произнес Рамена, - даже пацан пятилетний, и тот ускользнул. А спас его кто? Журналист. Босх грохнул ладонями по столу, дабы восстановить пошатнувшуюся тишину. Скуку с сидящих как ветром сдуло, и на смену ему пришла нездоровая оживленность. -Так вот что я думаю, - негромко сказал Каночкин, оглядывая своих солдат, - Вас тут собрали для того, чтобы вы, проштрафившиеся, вместе могли справится с теми, с кем не справились по одиночке. Умно, умно поступил Плащевик. Я не знаю чем эти, - он похлопал по списку для наглядности, - ему подгадили, да только убить их, видно, не так просто. -Чистые демоны! - сказал Рамена громко, - У одного нож был заговорен, чуть меня раньше времени в Исход не спровадил. -Ладно, - произнес Босх, - жить хотят все, потому откладывать не будем. Оружие я вам дам, бронники тоже. Проблем не возникнет. Четверо Избранных протянули руки к столу и каждый взял свой нож, замерев на секунду, любуясь блестящим, испещренным рунами лезвием. С этими ножами, они как будто утратили индивидуальную внешность и действительно казались солдатами, одинаковыми рядовыми исполнителями чужой, сокрушительно мощной воли. -Я знал, - тихо и плаксиво проскулили Кобольд, держа свой нож так, словно он был ядовитой змеей, обращаться с которой полагается крайне осторожно, - Эта секта, новая секта... -И хорошо, если только у нас, - молвил брат Рамена-нулла.