– А, генерал… – Д. взглянул в указанную сторону. – Да, неожиданно. Где я только его не видел. А что?

– Показалось, что он исчез. Постойте, – Клеммен спохватился. – Какой ещё генерал? В такой-то одежде? Бросьте разыгрывать.

– Это не розыгрыш, – Чёрточка надел очки, обвёл взглядом помещение. Дым стоял коромыслом. – Генерал, верно… А зовут его…

– Гин-Уарант, – ответил Д. вполголоса.

Аталлан Веарт, «Вечерний Туман», – произнёс внутренний голос в голове у Клеммена – как всегда, ответ давался либо сразу, либо никогда. «Наэрта почитателей оружия, самая малочисленная, но самая опасная…» Приставка «Гин» означает «тот самый», «всем известный». Иными словами, генерал этот чем-то очень знаменит. Надо же! И почему я не знаю всего? Как его полное имя? Уарант Менавесс анс Аталлан. Вроде был у него брат, но умер, давно уже. Есть ещё… супруга не супруга, но дети у них есть. Ольтийка, одного с генералом возраста, во времена Войн Башен командовала отрядом специального назначения, кодовое имя – «Росомаха». Живёт в фамильном владении генерала. Сам он живёт в Венллене.

– Интересное имя, – отметил Клеммен. – Родом с островов?

– А ты его неплохо натаскал, – покачал головой монах. – Верно, с островов. Как-нибудь расскажу про него.

– Но зачем маскарад?

– Как зачем? – Д. налил себе вина, удивлённо приподняв брови. – Ах да, про это я ещё не рассказывал. Не в настроении я лекции читать. Чё… У-Цзин, может быть, ты?

Монах испепелил Д. взглядом и, откинувшись в кресле, некоторое время размышлял.

– Я мало в этом смыслю, – ответил он наконец. – Это что-то вроде традиции. Или привычки. Или вид развлечений. В общем, для разнообразия. Живут ольты подолгу, иногда меняют профессию. Образ жизни.

– В следопыты – после генерала? – удивился молодой ненгор. – Трудно представить.

– Мне тоже. Я видел и более удивительные случаи. Из градоправителя – в мусорщики, в простые солдаты, в торговцы. Диву даёшься. Да, совсем забыл: то, что он сейчас егерь, не помешает ему вернуться к обязанностям генерала. Подлинная профессия – одна. Остальное… пьеса. Только не в театре, а в жизни.

– Так я и думал, – задумчиво произнёс Клеммен, отпивая из своего стакана. – А жрецы – они что, тоже?

– Не вполне, – вмешался Д. – Там выбор ограничен. Хотя человек с фантазией… – он махнул рукой.

– Не вздумай его «узнавать», – предупредил монах. – Сейчас он не генерал и известен, скорее всего, под другим именем. Называть прежним – весьма бестактно.

– Ясно, – юноша не смог сдержать улыбку. – Насчёт бестактности мне полгода твердили.

– Да, – монах поставил стакан на стол. – Так что случилось?

– Сквозь очки его не видно. Скажите, Ч… Тьфу! – Клеммен осёкся, Д. ухмыльнулся, а монах поперхнулся вином – Простите, уважаемый У-Цзин. Это не может быть иллюзией?

Опешивший поначалу монах снисходительно улыбнулся.

– Да нет, что вы. Сюда под иллюзией не войти. Наверное, вам показалось. В этих очках всякое может мерещиться, поначалу

«Поначалу всякое мерещится», повторил про себя Клеммен, ощутив, что слова вселяют в него беспокойство.

Разговор сам собой перешёл на погоду, на охоту, на состязания и на многое другое. Поразительно, но к утру оба соседа Клеммена по столику казались не уставшими, а наоборот, отдохнувшими и посвежевшими. Как и сам Клеммен.

Подумав, юноша решил, что во всём этом – заслуга вина.

– Разумеется, я дам только самые общие указания, – Чёрточка критически глядел на нового ученика. – Подлинное обучение – образ жизни. Я помогу сделать первый шаг, далее – ваш выбор.

Клеммен, ощущавший себя на редкость неуютно в напоминавшей халат тренировочной одежде, принялся неуклюже изображать нападение и оборону. Невольно вспоминая показательные выступления, проходившие здесь чуть менее недели назад.

– Вот, прекрасное место, – Д. оценил достоинства и недостатки выбранного места. Соревнования проводились на большой, идеально ровной площадке рядом с монастырём. Зрители рассаживались либо на склоне – там самые удобные места – либо где придётся. Хоть до начала было более двух часов, склон давно не пустовал.

– Испечёмся мы тут, – с сомнением произнесла Кинисс, и Д. протянул ей один из припасённых солнечных зонтиков. Клеммен быстро оценил достоинства этой защиты и попросил такой же.

– Кто обычно побеждает? – поинтересовался Клеммен, краем уха слышавший явно приукрашенные рассказы о прошлогодних соревнованиях.

– Здешние монахи, – ответил Д. – Есть несколько упражнений, где до аборигенов им не дотянуться, но таких мало.

– Что за аборигены?

– Зельар-Тона, – ответила Кинисс. – Дальний запад, три крохотных острова. Одни из немногих Людей, которых до сих пор считают дикарями. Но в боевых искусствах им нет равных.

– Почему их считают дикарями?

– Любят использовать луки, копья, – Д. устроился поудобнее, любуясь окрестностями. – Наука, магия и прогресс в нашем понимании им неинтересны. Я бы не стал считать их за это дикарями.

Клеммен промолчал. Дома его учили прямо противоположному. Правда, то было дома.

– Представляю, – произнёс он мечтательно, – сколько лет надо всему этому учиться, чтобы решиться выступить здесь.

– Не забудь, – Д. помахал кому-то рукой – кому, не было видно. – Всё показное отличается от того, что используется в жизни. Ну, как рыцарский кодекс. Всё зависит от подлинной цели.

– Какая ещё может быть цель у боя? – удивился Клеммен. – По-моему, цель только одна.

– И он ещё рассуждает про дикарей, – вздохнул Д., а Клеммен тут же вспыхнул. – Почитай книги. Про дикую природу. Мы не так далеко ушли от животных, как кажется. Иногда достаточно показать силу, устрашить. Физическое устранение соперника не обязательно.

– Начинать войну для того, чтобы произвести впечатление? – Клеммен пожал плечами. – Глупо.

– Начинать войну всегда глупо, – Д. с сожалением посмотрел на своего ученика. – Это признак слабости. К несчастью, так думают не все. Правда, речь не о войне, а о бое. О поединке. Если бы всякое поражение означало только смерть, мир был бы гораздо более жестоким.

Некоторое время Клеммен пытался подыскать возражение, но не смог. Фразы «меня учили другому», в счёт не идут. Мало ли кого чему учили.

– Подумай, подумай, – Д. благожелательно посмотрел на нахмурившегося Клеммена. – Это непростой вопрос. Не ты первый над ним задумываешься. Надеюсь, после сегодняшнего представления ты изменишь мнение о боевых искусствах.

– А кто сегодня выступает?

– Все, кому интересно. Иногда одного дня не хватает. В этом году не все успели подготовить свои команды, к вечеру всё и закончится. О, Чёрточка! Славно, славно… Значит, скоро начало.

– Он тоже выступает?

– А как же! Это один из лучших мастеров…

При этих словах Кинисс пошевелилась, словно собиралась возразить. Но промолчала.

– Неплохо, неплохо, – приговаривал У-Цзин, глядя, как Клеммен, красный, словно рак, в очередной раз летит кубарем, не сумев увернуться от фантастически быстрого удара. Само собой, удары были условными. – Очень хорошо.

– Мне… так не кажется, – выдохнул юноша, с трудом поднимаясь на ноги. Ему казалось, что по нему прошёлся полк солдат. В полном походном снаряжении. – Мне кажется, что я ни на что не способен.

– Я говорю не о настоящем, – уточнил монах, жестом объявляя перерыв, – я говорю о будущем. Научиться вы можете очень многому, но потребуется воля, время, выносливость. – Лицо Клеммена вытянулось. Чёрточка поднял палец и произнёс поучительно. – Д. должен был сказать: чтобы стать мастером, надо потратить на обучение жизнь. Иногда не одну. И главное: никогда нельзя сворачивать с пути. Каким бы неудачным ни был выбор. Я помогу в пути, но первый шаг каждый делает сам. Только сам.

– Я согласен, – ответил Клеммен после долгого раздумья и вскорости понял, что, возможно, поторопился с принятием решения.