В конце-то концов - это было лестно. Лаймер Несс никогда не считался плейбоем. В шестьдесят его трудно было назвать даже симпатичным: брюзгливая ухмылка на бульдожьем лице. "пивной" животик. Но кто думает о внешности при таких-то миллионах? Знаменитый банкир имел роскошные поместья, одно из которых - на берегу Боденского озера - привез свою новую жену.
Для Агнес начался период блистательной светской жизни. Кругосветные путешествия, лучшие отели, яхты, автомобили, драгоценности, поклонники. Бесконечные коктейли, приемы, ужины, балы... Бедняжка Лаймер был так занят, что даже на сорокапятилетие супруги, которое она отмечала в Венеции, прислал своего личного секретаря с футляром, в котором скрывалось бриллиантовое колье.
Агнес с обновленной косметологами шеей и отлично "подтянутым" личиком появилась на обложке журнала. В сногсшибательном декольте блистали музейные бриллианты.
- Слушай, Эн, она могла бы забрать дочь. Ведь детей-то больше у неё не было?
- Естественно. Агнес и не думала рожать Лаймеру наследников. Но и о Веронике вспомнила не надолго. Как-то взгрустнула, проведя одинокий вечер в августовском Сорренто, подумала о старости и срочно связалась со своим адвокатом. Тот сообщил, что девочку усыновили сразу же весьма достойные люди и что в соответствии с договором, Агнес не должна пытаться восстановить свои права на ребенка. "Судебный процесс получит скандальную известность и вряд ли десятилетняя девочка будет способна воспылать любовью к бросившей её матери", - предупредил адвокат.
Тем временем воровской поступью подкрадывалась старость и Агнес торопилась поймать пока не поздно последние лучи женского счастья. В Мексике в неё пылко влюбился двадцатипятилетний танцор. Но после того, как Агнес устроила его карьеру, повел себя крайне неблагодарно - пустился в приключения с новой фотомоделью прямо под объективами папарацци.
...Печальная весть застала Агнес на французской Ривьере. Тщательно продумав туалет, она срочно вернулась в имение. Там вовсю орудовали полицейские и журналисты. В великолепном кабинете Лаймера на толстом персидском ковре ещё было заметно бурое пятно и отмеченный мелом силуэт с неловко раскинутыми руками.
Супермагнат Лаймер Несс выстрелил себе в рот из дамского пистолета. Перед самоубийством он тщательно побрился и надел новый светлый костюм. Не забыл оставить и письмо, в котором признавал себя виновным в растрате колоссальных средств из фонда корпорации.
Агнес охотно и много фотографировали, в свете смаковали подробности трагедии и подсчитывали капиталы несчастной вдовы. Однако, к финалу судебного процесса выяснилось, что Агнес получит лишь ни крохи. Почти все, что осталось от состояния Несса в результате выплаты долгов, отошло его детям от первых браков.
Продав свой венский дом, Агнес купила уютную квартиру в старом районе Брюсселя. Она выбрала своим местом пребывание Бельгию, поскольку здесь слава Агнес Петти давно покрылась мраком забвения и можно было, избежав фальшивого сострадания, превратиться в пожилую одинокую даму, с весьма неуживчивым характером.
Агнес умудрилась не поладить даже с соседками - одна из них слишком громко включала телевизор, другая вытряхивала из окна ванной коврик прямо на цветник Агнес.
Лишь толстяк-булочник, имевший некогда кондитерскую в Вене, выскакивал всякий раз из-за прилавка, завидев худую стройную даму с котом на плече. Он галантно изгибал полный стан, целуя ей ручку и вздыхал: "Какой голос, мадам Петти! Теперь таких нет. Божественный голос!"
- Так Агнес завела кота? Она способна любить животное? - удивилась Ди.
- Этот кот любил Агнес. Может, в пятнистого зеленоглазого бедолагу переселилась душа одного из поклонников Петти, успевшего к тому времени покинуть мир, но зверек души не чаял в своей хозяйке. Агнес привычно принимала поклонение. Но любить...
Она по-прежнему следила за жизнью кулис, не одаряя кого-либо из молодых звезд своей благосклонностью и, вроде, никому не завидуя. Никто не знал, что творится за окнами её квартиры, всегда зашторенными плотным шелком.
Между тем, Агнес слушала музыку и писала мемуары, которые решила завещать музыкальному обществу для издания после её смерти. Агнес надеялась, что её откровенные и звучные некогда имена близких ей людей, произведут сенсацию. Но Агнес не хотела замечать жизни, идущей за стенами её дома, а эта жизнь бежала вперед, оставляя в прошлом "великолепную Петти" с её запоздалыми признаниями, вполне невинными авантюрами и до смешного приличными романами.
- А что она написала про дочь?
- Агнес решила оставить для истории трогательную версию, в соответствии с которой её ребенок умер в младенчестве.
- Да что ей, собственно, оставалось? - Неодобрительно вздохнула Ди.
О пятидесятилетнем юбилее Агнес знали не многие - ведь она всегда сомневалась, глядя на календарный листок, что родилась так давно и не стремилась напомнить другим об этом. Но вот принесли телеграмму: "Я все ещё жив и пока не в маразме. Апплодирую, горжусь, люблю. Крестный отец господин Кляпсентух".
Агнес улыбнулась - такую фамилию забыть трудно. Человек, придумавший псевдоним рвущейся к славе девчонке, тридцать лет следил за карьерой звезды и помнил о ней до сих пор. При этом он ни разу ни о чем не попросил её редкое бескорыстие!
Она получила ещё один подарок и долго смотрела на него в полном недоумении. На бронзовой виноградной лозе, державшей лампу, висела гроздь из бледно-зеленого оникса. Похожая лампа была у Карла Фитцнера, которого теперь вспоминали во всех учебниках вокала. Подарок Карузо! Но как она попала сюда? Сопроводительной записки в коробке не было.
Агнес села и, подперев руками подбородок, уставилась на виноград. Уж если и возможно на этом свете чудо, то оно по плечу только королю. Пусть даже и свергнутому. Николос мог бы превратить её оставшуюся жизнь в праздник всего тремя словами: "Помню, люблю. Прости.".
Но такого послания Агнес не получила. Единственный мужчина, которого позволила себе полюбить Агнес Палони, предал её.
Монархию в той стране так и не восстановили, хотя народ бурно приветствовал посетившего родину Караджича. Иногда Агнес воображала, как случайно встретится где-нибудь с Николосом и расскажет ему, что родила ребенка, а потом отреклась от него. Она нашла в себе силы растоптать память о предателе. Эта воображаемая сцена хоть как-то утоляла боль от обиды, так и не завершившейся справедливой местью.
Как-то Агнес получила письмо. Несколько раз прочла его и долго сидела, уронив листок на колени. Многое вдруг прояснилось, высветив, словно лучом прожектора, эпизоды её прошлого. Но изменить что-либо было уже поздно.
...Так проходили годы. И вот три дня назад на тумбочке в спальне Агнес зазвонил телефон. Она зажгла лампу под расшитым бисером розовым абажуром и посмотрела на часы - слишком поздно для звонка из химчистки или от дантиста, у которого Агнес делала ужасно дорогой протез. Рядом со стаканом минеральной воды лежали таблетки снотворного, из книги с глянцевой обложкой торчали очки.
- Агнес, это я. Ты все ещё дуешься?.. Разбудил? Извини.
Она не могла говорить, горло сжал спазм - голос Пита совсем не изменился. Он звучал так, словно с тех пор, как они расстались, прошла неделя и ссора слишком затянулась.
- Ты где? - Она задрожала от нетерпения: увидеть его вот что ей так давно было необходимо! Выплакать на груди Тихони все обиды и горечи, смотреть в глаза, полные обожания. - Пит! Приезжай скорее.
- Я в Брюгге. Совсем рядом. Но для путешествия сейчас поздновато. Лучше я назначу тебе свидание.
- Свидание, Пит? - Агнес только сейчас поняла, что прошло тридцать лет и пробежала кончиками пальцев по своему лицу. - Ты меня не узнаешь...
- Это невозможно. Помнишь кафе на набережной в Остэнде, недалеко от казино?
- Там, где меня стошнило, а ты в туалете замывал мою пелерину?
- Прекрасные воспоминания. Не думал, что ты пронесешь их через целых три десятилетия.
