- Она тебя бросила?
- Моя огненная Аделия оказалась ведьмой... Однажды, когда мы были уже готовы приступить к необязательной программе музыкального обучения, мою учительницу навестил некто. Застегивая на груди блузку, она поспешно выпроводила меня в спальню. Я затаился, боясь шелохнуться, но из комнаты доносились непонятные звуки. Никто не говорил, но шумно двигали мебель. На цыпочках я подошел к двери и прильнул к щели. Увиденное потрясло меня. Здоровенный мужик смуглой масти трахал на столе задыхающуюся от возбуждения женщину. Его спина, плечи, ноги, густо поросшие кудрявыми волосами, странно контрастировали с полным белым, обмякшим как тесто телом. Голова Адели свисала, белесые кудряшки прилипли ко лбу, глаза закатились в истоме. Но она увидела меня и позвала задыхающимся голосом: "Иди сюда, детка... Иди, посмотри, что он со мной делает... Вот, вот, вот как надо..." Она захлебывалась и, наконец, закричала...
Я не помню, как выскочил из спальни и всадил в плечо гиганта свой маленький и тупой перочинный нож...
Все, конечно, замяли. Я заболел чем-то инфекционным, кажется. свинкой. Уроки музыки кончились. Но когда через несколько месяцев я попытался вступить в контакт со своей сверстницей, у меня ничего не вышло...
Я прижала его к себе:
- Боже! Это же все легко проходит... Надо было найти хорошего врача... Или...
- Или опытную женщину. Да, я это понял сам, почитав кой-какую литературу, и даже нашел профессиональную проститутку. То, чем мы с ней занимались, было вполне сносно с точки зрения физиологии. Но меня тошнило и от себя, и от нее.
Потом умерла бабушка, погибли родители и на меня обратила внимание Лайза. Та, что пренебрегала влюбленным одноклассником со школы, зная свою власть надо мной...
- И она делала с тобой почти то же, что та патологическая секс-бомба, плакавшая над Шопеном?
- Да. Лайза растоптала меня. Но это было ещё хуже - она надругалась над любовью... Наверно, мне было необходимо пройти через все круги ада, чтобы заслужить тебя. И суметь по-настоящему оценить это.
- Кажется, нам пора выпить. - Я поднялась к столику, прикрываясь простыней, но Юл сдернул её.
- Не надо ничего портить, пожалуйста! Я и так страдаю от того, что не могу спрятать в свои тайники каждый твой жест, каждый изгиб твоего тела, от которого шарахается, как угорелое, мое очумевшее, больное тобой сердце.
Обняв мои колени, он уткнулся в них лицом, не давая двинуться. С ловкостью циркачки я разлила в рюмки остатки кагора и за волосы оттащила его голову.
- Залей тоску вином и приготовся слушать. Твоя исповедь не из разряда поучительных историй о здоровой спортивной юности. Но для истории болезни психдиспансера не тянет. К тому же я согласна - далеко не слепой, а очень мудрый рок толкал тебя ко мне. Я выпью за него, ладно? И ещё за свои неудачи. которые я ошибочно принимала за удачи судьбы. А это были лишь легкие подталкивания под зад - к тебе. К тебе, мой мальчик...
Я рассказала о неудавшемся романе с Аркадием и дружбе с Сергеем. О том, что была благополучна и счастлива с мужем до того момента, как не встретила на теплоходе свою первую любовь. Неосуществившаяся близость с Аркадием, затеянный им странный флирт зародил подозрения, что мое существование пресновато и за его надежной позолоченной рамкой есть нечто, способное всколыхнуть какую-то иную, скрытую волну жизни, какие-то неведомые острые, пряные её ароматы.
- То, что я сейчас расскажу тебе, наверно, лучше держать при себе. Я поделилась своей постыдной тайной с бывшей коллегой, психоаналитиком, знающим толк в подобных делах. Я была уверена, что это болезнь.
Юл насторожился, приготовясь высмеять мои признания, но когда я закончила мое повествование, его лицо стало таким далеким и незнакомым, что я пожалела о своей откровенности. Дура! Ведь знала же - всем своим опытом врача и женщины, что далеко не всякая правда должна подлежать огласке, и что даже очень близкий человек не способен зачастую понять то, что способно унизить его гордость.Юл стал смущенным и зажатым. Быстро натянув свитер и брюки, он вышел на кухню и я слышала, как бежала в стакан холодная вода. Вернулся с новой бутылкой вина:
- Тебе налить?
- Нет. Все это ушло в прошлое, от которого я совершенно свободна... И освободил меня ты... Я стала работать в Службе доверия, чтобы отвлечься от тяжелых мыслей и преследовавшей меня... - Я на секунду задумалась, стоит ли договаривать, и завершила признание. - ...от преследовавшей меня сексуальной неудовлетворенности... Регулярная, размереннафя супружеская постель, чувство родственной близости и дружеского доверия, связывавшей меня с Сергеем, способны дать иллюзию счастья... Нет - настоящее счастье его покойную разновидность...
- А для настоящего не хватает приключения, остроты, риска... - Жестко дополнил Юл. - Значит я - это и есть приключение. Острая приправа к диетическим деликатесам мадам баташовой.
- Ты умеешь быть жестоким. - Я поднялась, взяв одежду. - Надеюсь, это не самое сильное твое чувство. Позвони, когда победит то, о чем ты декларировал чуть раньше - любовь и сострадание.
Он поймал меня за руки, и так стоял, опустив голову, не в силах посмотреть мне в глаза.
- Я патологически ревнив... - Хрипло признался он. - И сейчас думал, как разыскать в Стамбуле этого парня и убить его...
- Парня - ни имени, ни лица которого мне не дано было узнать. - Я усадила его на диван, шепча в щеку: - Пойми, это был всего лишь символ, знамение... Предвестник того, что в моей жизни должен появиться ты, а я не должна этому противиться... Ведь все считают меня пресной и сдержанной женщиной...
Юл приблизил ко мне свои губы:
- Укуси-ка меня, волчица, укуси до крови. Я хочу убедиться, что твой огонь - только для меня.
И вновь мы вцепились друг в друга, чтобы подвести черту под своим прошлым. Захлопнуть дверь в тайники сознания, полные "скелетов". Мы вышли из схватки обновленными и ещё более близкими...
- Странно, но я не ревновал тебя к мужу. Вернее - не очень сильно. Потому что чувствовал, как ты тянешься от него - ко мне... И даже жалел его - как честный грабитель обворованного человека... Ведь я решил отнять тебя у него, Слава...
- Я не представляю своей жизни без тебя. Но пока не будем решать все сразу... Пойми - Сергей действительно дорог мне. Есть Софка, есть дружба. Часто мне кажется, что я единственный близкий человек Сергея, хотя никогда не вникаю в его дела.
- Это понятно. Думаю, твой муж занят сейчас в каких-то очень серьезных разборках. И он бережет тебя, отстраняя от своих секретов... Слава, я должен тебе кое-что рассказать... Наверно, давно уже должен был это сделать, не дожидаясь, пока мы станем так близки...
Я положила голову на его плечо, наслаждаясь ощущением женщины, прильнувшей к своему хозяину и защитнику. Юл сунул нос в мои волосы и, касаясь уха губами, сказал:
- Я видел тогда ночью человека с простреленной рукой. - Он остановил мою попытку подняться и крепко прижал к себе. - Я не мог уйти, простившись с тобой и смотрел на темный фасад дома, ожидая, когда зажжется свет. Мне необходимо было знать, как светится твое окно... Он выбежал, зажимая левую руку и, сев в припаркованный за углом автомобиль, уехал... Только увидев капли крови, я понял, что человек ранен. Я шел по следу - словно клюквинки, раздавленные в сверкающем снегу, капли вели меня к подъезду. Я задрал голову, соображая, относится ли этот подъезд к тому окну, которое я счет твоим - свет приятно золотился сквозь спущенные шторы. И тут прямо на меня выскочил малый - секунду мы стояли нос к носу, и он юркнул в темноту. Черная шапочка, которую обычно надевают килеры, и невыразимое брезгливое презрение в глазах насторожили меня. Я сообразил или придума, что стрелял именно он...
- Значит, ты видел этого человека?! Господи! ведь он стрелял в моего знакомого... Понимаешь, Сергей не мог встретить меня после ночной смены и прислал своего знакомого парня. мы поднялись к нашей двери и здесь почти неслышно хлопнули два выстрела. Одна пуля застряла в деверном косяке, другая ранила Геннадия... На его пехоре расплылось кроввое пятно...
