Юлий оказался высоким блондином утонченно-скандинавского типа. Не викинг, а мечтательный северный принц. Он застенчиво сутулился, так, что длинные, влажные от снега пряди падали вдоль бледных худых щек. Без шапки и курточка кое-какая - джинса на "рыбьем меху". Но когда он вскидывал голову, поднимая глубокие, пристально глядящие синие глаза, первое, что приходило в голову, была мысль о неуместной в этом пространстве и времени утонченности. Такие лица теперь "не носят". Их можно увидеть на фотографиях прошлого века, запечатлевших представителей "вырождающейся аристократии". Я вообще не могла отделаться от впечатления, что говорила по телефону совсем с другим человеком. В этом молчаливом парне не было и тени развязности и гаерства, которыми он "блистал" в своих телефонных признаниях.

Никита тщетно пытался "раскрутить" нас на интересный диалог в кафе, затем в студии. Беседа не складывалась, особенно, под оком телекамеры. Видеть себя на экране монитора Юлию, со всей очевидностью, было неприятно. Он инстинктивно отворачивался в сторону, прятал лицо в ладонях, то есть вел себя как нежелающий попадать в объектив преступник.

Кроме нескольких официальных фраз, произнесенных мной по поводу психологического здоровья жителей Москвы и деятельности нашей службы, Никите удалось вытащить у пострадавшего короткую благодарность в адрес психологов, помогших ему преодолеть душевный кризис.

- Не слишком интересный вышел сюжет. - Виновато признался Юлий, спускаясь вместе со мной к выходу. - А нам ничего не заплатят за съемки?

- Похоже, ваше красноречие вдохновляет бритва или взведенный курок. Допинг опасности... Я на машине, вас подвезти? Платить за оказанную нам телевизионную любезность должны были бы мы.

Он проводил меня на стоянку и слегка ухмыльнулся, когда я открыла дверцу "Вольво".

- А вы неплохо зарабатываете на милосердии. Понятно, что гонорары от телекомпании вас явно не волнуют.

- Муж купил подержанную машину. Это далеко не последняя модель Почему-то оправдывалась я, стоя у автомобиля.

Снег стал мелким и сухим, словно кто-то усердно сыпал с башни бертолетову соль. В фиолетовой мгле, пронизанной светом стерегущих стоянку фонарей, мой собеседник выглядел пришельцем из какого-то другого измерения. Я вспомнила его слова о голубых жилках на запястьях и только теперь поверила в то, что он не врал. Просто старался выглядеть циничней и сильнее, чем был на самом деле. И держался за свою наигранную браваду, как за спасательный круг.

- Я сказал там, в студии, чистую правду - вы помешали мне уйти из жизни... Думаю, это значительная победа профессионализма и милосердия.

- Хм! Это ведь, собственно, произошло по ошибке. Я помогла вам тем, что не восприняла всерьез вашу угрозу - все эти ванны, бритвы, пистолеты. Это не было умышленным ходом. Мне казалось, что вы недостаточно искренни... Мне к "Соколу". Может, все же куда-нибудь подвезти?

- Спасибо. Здесь рядом метро. У меня "единый".... А я принял ваше сочувствие за чистую монету. Почему-то решил, что вам и вправду не все равно, как я распоряжусь своей жизнью.

- Вы правильно решили. Я всегда принимаю близко к сердцу проблемы своих пациентов. - Я села и завела мотор. - И мне далеко не безразлична ваша судьба, Юлий... Рада, что все кончилось благополучно.

Он поднял воротник и втянул голову в плечи. Вздрогнув от озноба, я на всю мощь включила печку и, кивнув на прощанье длинной фигуре, захлопнула дверцу.

..."Снежной россыпью жемчужной..." - всплыла в памяти блоковская строчка, сопровождая удаляющуюся в студеное, хмурое, какое-то ненастоящее прошлое Юлия.

Глава 18

Маленькие личные неудачи чаще всего преследуют тех, кто недоволен собой. Люди самоуверенные склонны объяснять свое невезение глобальным несовершенством мироздания. У этих людей даже молоко сбегает от того, что весь мир - бардак. Им легче.

После не очень успешного выступления на телевидении я ухитрилась помять бампер, застрять в лифте один на один с соседкой, возненавидевшей меня на шумном этапе ремонта, а затем - нагрубить Сергею. Даже на следующий день, хорошенько выспавшись и спокойно позавтракав (мне надо было появиться на работе ко второй смене), я изнемогала от отвращения к себе, к вещам, которые меня окружают, к мрачному грязно-серому городу за окнами и предписанной мне кем-то судьбе. Все казалось мизерным, неудачным, гадким.

- Устала? - Сочувственно встретила мою кислую физиономию Алла. - С телевидением ничего не вышло?

- Кажется. - Я механически переодевалась в свою рабочую одежду. - То есть, все как-то не клеится. Блеснуть перед камерами не удалось, загубила хороший шанс помочь нашему делу... Да и вообще - все из рук валится... Чуть с соседкой в лифте не подралась. Она нас с Сергеем иначе, как барыгами, не величает.

- Ну, а твой недоубиенный младенец хоть появился?

- Пришел вовремя. Ни рыба, ни мясо. Неудачная была затея вытащить его в студию.

Алла с сомнением стояла в дверях, преграждая мне вход в операторскую.

- Может, тебе сегодня отпроситься? Гера отпустит, он в женские проблемы очень вникает... Пойди-ка ты, мать, лучше по магазинам пройдись, купи себе что-нибудь вкусненькое или красивенькое.

Я скорбно взглянула на Аллу и тяжело вздохнула. Если уж она не поняла, насколько воротит меня от вкусненького и сладенького, да и от себя самой, не стоит объяснять. Уж лучше с алкоголичкой какой-нибудь пообщаться. Объяснить ей, что похороны неверного супруга, которого она намерена "подвесить за яйца", обойдутся дороже, чем сотня поллитров.

Когда я вошла в свою кабинку, телефон уже звонил.

- Вы на месте, Владислава Георгиевна? - Хихикнул в наушниках голос Зои. - А то к вам с утра благодарные пациенты пробиваются. Соединяю.

- Я просто не знаю, какой повод придумать, чтобы вновь записаться к вам на прием. __ в голосе Юлия слышалась обреченность. - Занимать рабочий телефон придуманными историями неэтично, а встретиться со мной вы отказываетесь.

- Что-то не так, Юлий?

- Да все, все не так! У меня все из рук валится, я противен себе... Ай, да кому это интересно!

- Вы правы, никому, кроме очень близкого человека. - Я усмехнулась про себя совпадению настроений доктора и пациента и приняла свой совет к сведению: сегодня же поплачусь в жилетку Сергею.

- Нет у меня близкого человека. Каким-то образом в последнее время им стали вы... Только не такая, как были вчера... Если бы я знал, что вы такая, то не посмел бы откровенничать. Вы ввели меня в заблуждение, доктор, своими сединами и старческой дальнозоркостью.

- Простите, Юлий, этот телефон не для подобных бесед. Очень сочувствую вашей депрессии и одиночеству. Но взрослому мальчику придется научиться выбираться из хандры самостоятельно.

- Умоляю, не вешайте трубку. Мы должны встретиться. Не знаю - зачем. Убежден, что иначе невозможно.

- А вы, к тому же, - капризный и очень настойчивый. Но мы не станем встречаться. Поверьте, Юлий, я - не лучший вариант "дружка" для задушевных бесед. Вне службы - у меня свои проблемы и общение со мной далеко не всегда доставляет удовольствие. Поищите и вам обязательно встретится человек, который станет близким. Только не стоит искать среди "дорогих девочек". Прощайте и желаю удачи.

Я повесила трубку и уставилась перед собой - в мутный квадрат большого окна, сплошь забеленный метелью. Мне не стало легче, напротив. Разговор с Юлием добавил горечи, словно вместо желанного успокоительного разжевала таблетку хинина.

Вечерняя смена, как обычно, принесла серию бесед с людьми только что выпившими или неудачно "добавившими". Ночью и рано утром больше звонит интеллигенция, отчаявшаяся уснуть после большой дозы снотворного или попытки заглушить печальные размышления реланиумом.

Отработав смену на "автопилоте", я, как всегда, позвонила Сергею. Обычно он встречал меня у гаража, не позволяя ночью одной проходить двор и, особенно, заходить в подъезд.

Дома ответил автоответчик. Сергей коротко извинился за отсутствие и просил меня позвонить по незнакомому телефону. Бодрый мужской голос тут же охотно отозвался: