"Раньше надо было целовать", - обронил кто-то в зале.

Но слушать приговор она не осталась.

После перерыва Чудова в зале её уже не нашла.

* * *

Я много раз замечала, что судьи, завершив заседание, а особенно после приговора, входят в совещательную комнату совсем другими людьми. В зале, в судейском кресле с высокой спинкой - один человек. Он все знает, у него есть ответы на все вопросы. А в совещательной комнате оказывается другой, усталый и опустошенный. Чудова, уходя из зала, все ещё остается в нем. Она пьет чай с заседателями, звонит домой, но она ещё в зале. Или начинает поливать цветы, которые в совещательной комнате стоят везде, где умещается горшок. Особенно хороши у неё герани, таких ярких я больше нигде не видела.

Зачем цветы?

Но надо как-то выдерживать то, что происходит в зале.

Ведь ни Москвин, ни Карамнов не поняли, что сделали. Нет, плакали, каялись, и себя им, наверное, жалко, и от этого тоже плакали. Москвину сидеть десять лет, а Карамнову девять. Но только Чудова понимает, что эти подростки уже никогда не узнают, какая она, настоящая жизнь. Сидеть в тюрьме - дело обычное. Это плохо, но оттуда выходят. Вот убитые уже не оживут, но раз не оживут, что про это и говорить. А может быть, самую главную ведь в зале суда сказала Снегур: сколько ещё таких подростков в воскресенском интернате, и сколько их, этих проклятых интернатов. Машин стало больше, одежды, конфет и колбасы, и интернатов для бездомных - тоже.

Кстати, когда милиция пришла за убийцами, в квартире Москвиных на кухне сидел отец Карамнова. Он даже не вышел. Сидел и пил соседский самогон. А часы с убитого Речкина Карамнов отдал отцу. У него-то, кажется, часов не было.

В обмен на жизнь - смерть

Однажды мне довелось быть на операции, которую делал герой моего ещё не написанного очерка. Это была обширная плановая операция, о которой мы долго разговаривали накануне. Видела я и человека, доверившего жизнь моему герою. Человек как человек, операция как операция. А на сорок пятой минуте у больного остановилось сердце.

Знаете, как это было?

Я смотрела на экран монитора, посредине которого весело прыгала кривая. И вдруг она стала ровной. Прошла минута, другая, а она так и не дрогнула. И все? Все.

Слова о хрупкости человеческой жизни - ничто по сравнению с самой этой хрупкостью. Ее и сравнить-то не с чем. Беспомощность многочисленных бумажек, написанных людьми, чтобы хоть как-то упорядочить отношения друг с другом, врага с врагом, особенно явственна, когда читаешь Уголовный кодекс. За убийство одного человека в среднем "дают" десять лет. Исключительная мера наказания тут не предусмотрена не потому, что убит один человек. Всего один. Не думайте - здесь нет цинизма. Законодатели исходят из практики: убивают помногу. Если за одно убийство расстреливать, что делать за два? А за десять?

Первое убийство Сергей Кириллов совершил от обиды. Из-за жареной рыбы.

Кириллов родился в 1960 году, рос как все, ходил в детский сад, потом в школу. Мать с утра до ночи работала, воспитывала его и брата. В двадцать два года развелся с первой женой, в тридцать два - со второй. Продал квартиру матери и оказался без жилья и без работы. Да, наступил такой момент, когда он остался один. Мать умерла, брат пропал - его и не искали, - жить негде и не на что, профессии никакой. Осталось только одно: благодаря внушительной внешности рассчитывать на благосклонность женщин, желательно вдовых или разведенных. Красота значения не имела. Сегодня она есть, а завтра нет. Была бы жилплощадь, ну и деньги не помешают.

Т.И. Переведенцева была крошечной старушкой. Всю жизнь она проработала на лакокрасочном заводе вместе с матерью Кириллова. Своих детей не было, муж много лет занимал ответственный пост в каком-то кораблестроительном ведомстве и получал хорошее жалованье. Жили открытым домом, были радушными хозяевами, и все гости первым делом обращали внимание на замечательную библиотеку, которую супруги Переведенцевы собирали всю жизнь.

К братьям Кирилловым Переведенцева относилась, как к родным. Кормила и поила, давала деньги, в любое время дня и ночи к ней можно было прийти и обогреться душой. Когда у Сергея пропал брат, вся её нерастраченная нежность досталась Сергею. Но только любовь к сыну старой подруги не была слепой. Она давала ему деньги, угощала не скупясь, но не отказывала себе в праве попенять на то, что он бросил жену с ребенком, продал квартиру и живет как бог на душу положит.

Вот и в тот вечер он пришел к ней за помощью. Просил, чтобы она позволила пожить у ней. А что? Собственный дом, полная чаша, вон сколько серебра, небось и деньги есть. А она отказала. Да ещё стала воспитывать. А рядом с плитой стоял топор. Вот этим топором он и ударил её по голове. Всю ночь он обшаривал дом. Почему-то был уверен в том, что деньги старуха прячет в книгах. А книг полон дом, вот он и глотал пыль, а денег-то в книгах не оказалось.

В пятом часу утра соседи увидели, что загорелся дом Переведенцевой. Тамара Ивановна была осторожна, чужих в дом не пускала. Значит, убил её и поджег дом тот самый высокий мужчина, который пришел к ней вечером. И провожать его она не вышла, хотя всегда провожала гостей до калитки.

Список похищенного: 3 ложки, 3 вилки, щипцы для сахара, поднос, сахарница... Самой ценной добычей оказались 118 художественных репродукций, которые эксперты даже не сумели толком оценить. Кое-что из репродукций он успел сбыть в Москве, в арбатском антикварном магазине.

На другой день Кириллов ни свет ни заря приехал к своей знакомой Сенцовой (фамилия изменена), которая торговала цветами у железнодорожной станции. Она только зажгла свечи в ящике для цветов, как появился Кириллов. Выглядел он странно: весь лоб в саже, на ногах вместо обычных зимних ботинок легкие замшевые туфли, явно чужие. Он был страшно возбужден и растерян и на её вопрос, что случилось, сказал, что убегал от преследования, пересаживаясь с электрички на электричку. Через несколько часов он принес сумку, в которой было много столового серебра. Он подарил Сенцовой серебряный перстень с красным камнем и объяснил, что это память о его матери.