За год с небольшим он окончательно превратился в крупную политическую фигуру. Речи его не стали более осмысленными (этого он делать и не собирался), но некое подобие идеологии в них зазвучало. Идеология эта была проста, как табуретка. Каждому избирателю надлежало обещать то, чего он хотел. Любителям вредной жидкости - побольше отравы. Их страдающим женам непьющих мужей. Бедным жителям - кучу денег, которые он отберет у богатых. Богатым - ещё большую кучу, которую они получат в случае его прихода к власти. Главное - обещать всем и все. Ни один нормальный чело

век ни в одной нормальной стране всерьез это не воспринял бы. Но огромная масса жителей ещё со времен истребления и поделения настолько изувечила мозги, что утратила способность критически оценивать любые слова.

Соперников Клоун не боялся. Одни из них мрачно корпели над своими программками, которых никто, кроме них самих, не читал. Другие постоянно искали союзников, умудряясь расплеваться с любым союзником через месяц. Третьи пытались просветить темный народ (общаясь в основном друг с другом). Но истинным знатоком народа был только он. Он, и никто другой!

Клоун сидел в кресле, откинув голову, и пытался набраться сил перед возвращением в зал. Постоянно играть роль клоуна было делом нелегким. Порой он замечал, что все больше сживается с ней и уже плохо отличает игру от реальной жизни. Эта полуреальная жизнь несла его, как речной поток. Но другой он уже представить себе не мог. Да и не хотел.

Он встал, шагнул к зеркалу и скорчил страшную рожу. Вышло неплохо. Он выпятил челюсть и защелкал зубами. Получилось тоже ничего. Он засунул руки в карманы и прошелся по кабинету. Идти в зал не хотелось.

- А, наплевать! - сказал Клоун и снова уселся в обитое черной кожей кресло.

* * *

- Плевать, - ответил Кирилл Рогозин Вениамину Шульману. - Плевать мне на то, что говорят. Я свое дело делал как мог... А вообще не до споров мне сейчас, Беня. Устал я. - Кирилл закрыл глаза, опустил руку с недокуренной сигаретой и умолк.

Пять дней назад в его кабинет вошел новый хозяин. Кирилл помнил, как с утра готовился к этому моменту. Он помнил, как встал, приветствуя бывшего Местного Начальника, как постарался выжать из себя улыбку. Улыбка получилась хреновой - он видел это по глазам вошедшего. Хотя, надо сказать, тот держался вполне пристойно. Добивать не стал. Только малость съехидничал, осведомясь, не утомился ли господин Рогозин на его месте.

- Есть немного, - попытался сохранить лицо Председатель Совета.

- Да-а... - протянул бывший Партийный Начальник. - Понимаю... Вот и выборы вы как-то без подъема провели.

Выборы и впрямь прошли вяло. Попытки Кирилла общаться с жителями кончались всегда одним и тем же - полным молчанием зала или двумя-тремя колючими вопросами. Смотреть в глаза людям, которые когда-то доверились ему, было для Кирилла испытанием тяжким. Объяснять им, что повсюду живется не лучше, что случались и более трудные времена, он не хотел. Они жили здесь и сейчас. Что же до трудных времен, то не для того они его выбирали, чтобы снова пережить очередную разруху. Вдаваться в научные рассуждения о переходном периоде, о грехах прежних вождей он не мог. Те поступали точно так же, валя один на другого. К тому же списывать все на прежние ошибки было просто лукавством. Своих наворотили немало.

Глядя, как Бывший Начальник по-хозяйски осваивается в кабинете, Кирилл заметил, что со времени их последней встречи тот сильно изменился. Речь его стала более гладкой, раскованной, без прежней кондовости. Костюм на нем был не отличим от костюмов новых столичных бизнесменов, наезжавших порой по каким-то своим делам в Лукичевск. Даже двигался он теперь как-то вальяжнее.

"Нет, все-таки они перековались, - подумал Кирилл. - Завершилась-таки их перековка. Вот теперь действительно, кажется, завершилась".

Кирилл вспоминал свой первый приход в это здание. Он помнил каждого из тех, кого привел тогда за собой. Многих сейчас было не узнать. Заняв комнаты и комнатушки со столами и столиками, они думали, что и впрямь берут власть в свои руки. Кто из них был готов к этой власти, включая его самого? Большая часть на второй же день утонула в ворохе бумажек, не зная и не понимая, что делать. Другие рубили сплеча, отдавая кучу бессмысленных распоряжений и подписывая все, что им подсовывали расторопные секретарши. Третьи сидели, надув щеки, почитая себя начальниками. Смотреть на это было день ото дня все труднее. Но куда как труднее оказалось самому разобраться в идиотской системе, сложившейся за годы до его появления здесь. Об идиотизме этой системы он немало читал и сам не раз объяснял её порочность другим. Но система имела свою внутреннюю логику, опиралась на жесткую, годами выкованную структуру. Никто из взявшихся её разрушить не мог противопоставить ей ничего подобного, не удосужился заранее подготовить себя и других к тому, чтобы перехватить рычаги, отпущенные струхнувшими водителями. К тому же испуг у тех быстро прошел. Заменить всех было невозможно. Большинство повсюду остались на своих местах. Распоряжения, которые Кирилл получал из столицы, порой вызывали у него бессильную злость. А ещё чаще нагоняли тоску. Казалось, и там ничего не меняется. Разве что воровать стали больше. У бывших начальников исчез страх - единственный стержень, на котором держалась система. Но некоторые ещё хоть сохранили память о нем. Новые же, не испытывающие вообще никакого страха, быстро освоились в наступившем хаосе, умело использовали его и зачастую искусно поддерживали. На самом верху без конца менялись руководители (тоже по большей части - из бывших). Чехарда эта сопровождалась потоком новых дурацких бумаг, противоречащих одна другой. Вольготно чувствовали себя только те, кто и раньше умел ловить рыбу в мутной воде. Благо возможности для них открылись широкие. То, что прежде обделывалось втихую, теперь стало делаться открыто и с помпой. Немудрено, что жители, едва сводившие концы с концами, глядя на эту вакханалию, все чаще вздыхали о прошлом. В Лукичевске бывшему Местному Начальнику для своей победы на выборах даже не пришлось слишком напрягаться.

Сейчас, сидя в крохотной комнатке Бени, Кирилл старался забыть обо всем.

- Ну, а у тебя что новенького? - спросил он друга, чтобы хоть как-то поддержать беседу.

- Да ничего нового, - ответил тот. - Вот, в конторе какой-то подрабатываю. "Акционерное общество", так, кажется, у них это называется. За компьютером сижу, отчеты клепаю. Фуфло, конечно, но жрать-то надо.

- А что они там делают? - вяло поинтересовался Кирилл.

- Черт их знает. - Беня пожал плечами. - Как везде. Воздухом торгуют. Липа сплошная. Вот через час на работу идти, так уже тошно.

- Эх, ЛИПА, ЛИПА, - вздохнул Кирилл. - А что там насчет вашей аномалии толкуют? Что это там за экстрасенсы на помойке объявились?

Беня махнул рукой.

- Не хочу говорить. Слава Богу, что Бермудянский не видит. Царство ему небесное.

Они помолчали, взяли со стола граненые рюмки и, не чокаясь, выпили.

- А ты куда теперь? - спросил Беня бывшего Председателя Совета.

- Да вот, представь себе, приглашение получил.

- Какое приглашение? - Беня, вознамерясь было снова наполнить рюмки, остановился и поставил бутылку на стол.

- Да такая, понимаешь, история... Помнишь Тольку Звягина? Он нынче в Штатах. Представляешь?.. Вчера позвонил, зовет к себе. Старую специальность вспомнить. Физик ему нужен.

- Поедешь? - тихо спросил Беня.

- Не знаю... Может, и да... Устал я тут, Беня. Не пробить здесь ничего. Аномалия тут у нас, Бенечка. Вот уж где аномалия! Не чета той, вашей. Здесь, чтобы стронулось что-то, два поколения смениться должны. Не меньше. Мозги измениться должны.

- Да кто ж их без вас менять будет? - Беня наклонил голову и тоскливо посмотрел на друга.

- А пусть кто угодно... Ты-то сам ещё линять не надумал? У тебя ж специальность хорошая. Не век же в лавке сидеть. С такой-то головой, как у тебя. Да и родители твои, я слышал, уехали.