Михаил Волохов
НЕПОРОЧНОЕ ЗАЧАТИЕ
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА:
Он
Она
Наши дни.
Сцена условно поделена на две части. Слева уголок городского парка-скверика со столиком и скамеечками. Справа - часть комнаты с двуспальной кроватью, креслом-качалкой, теле-видеотехникой, детской коляской; справа на стене висит икона, ще изображено распятие Христа. На заднике изображен некий сюр: советские жилые дома, силуэт храма Василия Блаженного, Эйфелевой башни, "голубые" крыши Парижа. При явном контрасте сценография сцены должна являть собой одно органическое целое.
На сцене может быть помещена трибуна, за которой герои пьесы произносят некоторые свои монологи.
Он, полулежа на кровати, просматривает порнографический журнал.
Она сидит в кресле-качалке и качает детскую коляску, из которой доносится плач младенца.
Он (достает из кармана презерватив, надувает его, затем отпускает шарик-презерватив пролетает по сцене). Пиип-пиип-пиип-пиип. (Иммитирует сигналы, первого искусственного спутника Земли.) (Когда шарик-презерватив падает.) Еблысь. Гравитация. Земля, на хуй. Россия матушка.
Она (напевает, качая коляску). Баю-баюшки-баю - я тебе еще налью.
Баю-баюшки-баю... Он (перебивая). Мандавошки на хую!
Она оставляет коляску - плач прекращается.
Во, ученый Сережка, на хуй. Шаляпин Шилепин, сука!
Она. Кушать хочет.
Он. А кто не хочет? (Наклоняется над коляской.) Ути ты мой сморчек-губошлеп, Христосик Исусик, персик, кровь с молоком с бормотухи за доллары, на хуй. Шилепин Шаляпин прожорливый, сука. Как народ в Израиль, время прет скоропостижно.
Она. А там и Штаты, на хуй, рядышком.
Он. Воо! Жиденский народ оборотистый, сука! Покажь сиську. Время-то до хуя... за кордон уебало. Язычком под любовь опиздительно разогрею, Машенька!
Она. Под кофточкой сиська!
Он. Сымь кофточку.
Она. Холодно.
Он. Мать Россия на пожар, блядь, тронулась, а те все холодно.
Она. Гондон сними.
Он. Да снял, на хуй! (Показывает на презерватив, лежащий на полу.)
Она. Свинья Россия!!
Он. Че?
Она. Грязная. Холодная. На другой бок студеный, бедняжка, переворачивается. С залежки-то на колымской мерзлоте коммунизма вечного.
Он. Воо! Всем ща холодно. Вот сброшу, на хуй, Шаляпина. Шилепина с балкона, совсем окоченеешь при таком, в пизду, разговоре антикоммунистическом, фригидное влагалище в кофточке!
Она. Холодно!!! (Бьет его ударом карате - ребром ладони - по почкам.)
Он. Ух ты и... Ух ты и... Целочка Аннушка, сучка Каренина, Манька, блядь, пизда грязная, бомжа, сука трехвокзальная. Чай, потеплело маненько с нагрузочки мышечной, Марфушка?
Она. Покажись, на хуй. (Трогает его за пах.) Блядь, где твой хуй, Вронский?
Он. Тама. (Испуганно трогает себя за пах.) Был тама!
Она. Ебать нацелился девочку-целочку. А на хуя мне без хуя, когда с хуями до хуя! Ты меня что, раньше гондоном одним ебал?
Он. Неее.
Она. Холодно, сука! (Хочет его ударить.) Он (отбегает, отстегивает от своего ремня японское холодное оружие "кондо" - две небольшие палочки, с одного конца соединенные между собой короткой цепью). А на кондо кондовое, блядушечка, нарвешься - а?! (С силой бьет "кондо" по кровати, столу, скамейкам, креслу - замахивается на детскую коляску, но не бьет останавливается.) Тили-бом-бом-бом. (Поет, скорее орет, как зэк истерически.) Мать моя - жени меня
Все умею делать я!
Траву косить, ебать просить,
Железо гнуть и в жопу вдуть! Она. Спел бы, граф, Анну Каренину, Фирс, барон, душечка.
Он. А дашь?
Она. Да с радостью, дай только согреться, лапушка.
Он. Ну хули, давай быстро ща пизденку языком попарю.
Она. Ты лучше языком о любви поговори.
Он. Я не пиздобол, мать. Я те предлагаю натурально языком за любовь повкалывать, на хуй. Я не депутат в телевизоре, Мань, блядь. А то там все, на хуй, Россию языками любят, молотильщики. А пожрать в магазине на язык не осталось, сука. Я реально пизденку язычком человеческим - не свинячным, сука, полизать задарма! предлагаю, Мань!
Она. Пиздолиз-реалист, лизалец ебаный.
Он. Да все, на хуй, довыебывались - весь Лезалес парижский япошкам продали с врачом ван-гоговским психиатрическим. Вот это, на хуй - реализм. Вся валютка, на хуй, в Японию улизала. Покакали в Японию. Ну, бля, нужны им Курилы, да сфарцевать им эти ебаные Курилы. Чем мы, на хуй, хранцузов ротозявее? Ты, бля, посмотри, как Фимка с Наташкой.- жлобье - фарца совейская, а тоже уже дом в Парижу улизывают япошки, японский Бог, сука.
Она. А сам чего картинками совейскими не промышляешь, пиздопроушина лизоблядская? Кого уж угодно наебешь и выебешь. Купил бы в Парижике площадь жилую.
Он. Да сколько тебя, блядь, затоваривать еще площадью жилой, сука? Вот и Фимка на такую же, как ты, хрюшку пашет - хуй на блядей время у человека еще остается. Как Бабаджаи, сука, рискует в асфальт вкататься на площади совдепельской солдата неизвестного ябанушкой семейной, на хуй.
Она. А дербаниться, делиться надо честно с товарищами, с жинкой, на хуй не вкатают, поди.
Он. А я че, менжово с тобой делюсь, тварь? Блядь, на хуй, Фимка железную дверь, сука, лимонную вставил с запорами секретными - ебатории столько было, сука (бьет по железной двери "кондо") - и все, чтоб тебя, хрюшку, бляди мои на бифштекс не зажарили.
Она. Так, блядь, Фимка, пидар, исчезни, на хуй!
Он. Приказ, что ли? Уркаганы знаешь как в бегах бифштекс шашлычат, сука?
Она. А ну, просвети, на хуй.
Он. Да, блядь, в пизду, - два матерых крутых зэка подговаривают салагу и тикают втроем. А по дороге, на хуй - через недельку - салагу каннибалят на шашлык бифштексный свежанький.
Она. Ты тоже, небось, вкусинький. Дай куснуть хуй для дегустации - без гондона-то. (Трогает его за пах.)
Он (оттолкнув ее). А не дам хуй, на хуй!
Она. А почему? Если мне уже и тепленько.
Он. Я хочу, когда сам хочу, сука!
Она. Самец ницшеанский.
Он. Воо!
Она. Да и нет у тебя хуя без гондона-то, на хуй.
Он. А где хуй? (Трогает себя за пах.)
Она. Да тебе лучше знать, на хуй!
Он. В пизду отрезал, сука!
Она. Зачем?
Он. Перестраиваюсь, на хуй! Пизду прогрыз на месте хуя!
Она. Какого хуя?
Он. На третий день воскреснуть чтобы! С Россией вместе!!!
