Социалисты-революционеры, как известно, не удосужились написать историю своей партии. Это сделал на свой лад начальник охраны государя генерал Спиридович и - американцы, изготовившие уже несколько диссертаций на эту тему. Одну я читал в машинописи в Колорадском университете: небольшая и малоудачная, она написана бывшей эс-эркой, сменившей вехи.

Другая диссертация, очень основательная, хотя и тенденциозная, с симпатией в пользу "левого центра" Чернова, написана на звание доктора философии Харвардского университета Оливером Радки. И Радки отмечает: "Нетрудно было обнаружить, что внутреннее чувство съезда было враждебно умалению территориального единства империи. Это верно не только относительно Вишняка и правых эс-эров, но это было верно и относительно Чернова и большинства левых... Чернов бесспорно склонялся ко второму решению, т. е. к тому, что федеративная власть сначала должна установить нормы и пределы, в которых слагаемые - национальности - свободны выработать свои политические и социальные пожелания" (Oliver H. Radkey "The Party of Socialists-Revolutionaries and the Russian Revolution of 1917". - A Thesis. 1939. - Vol. I, p. 299.).

Я пробыл на съезде всего двое суток с небольшим и сохранил о нем лишь поверхностные впечатления. Съезд был очень многолюден - присутствовало до 300 делегатов от 60 организаций. Представлена была почти вся Россия: от румынского фронта и Бессарабии до Забайкальской области и от Бакинской губернии до Архангельской. Были люди самого разного происхождения и возраста: очень юные и престарелые. Было много женщин. По возрастному составу съезд был много моложе первого съезда на Иматре в пятом году. Но политически он был много зрелее. За три месяца, что партия вышла из подполья, она значительно выросла не только численно, но и в понимании своей государственной ответственности. События, однако, опережали темп ее роста.

Будущие "левые эс-эры" еще не "самоопределились" и были полноправными членами партии. Вернувшиеся с каторги М. А. Спиридонова, А. А. Биценко, И. К. Каховская и другие оказались крайних, левых настроений и пользовались, если не политическим авторитетом, то всеобщим уважением и сочувствием к перенесенным ими мукам. И пока не определилось, в какую сторону гнут так называемые левые, решающей оказывалась роль центра, занимавшего "среднюю" позицию, "равно-далекую" от обоих флангов.

Чернов таким образом оказывался арбитром между близким ему по Циммервальду Натансоном и Авксентьевым. И только при попустительстве "центра" удалась левым, в частности, их провокационная тактика в отношении Керенского. Это была наибольшая сенсация съезда.

Произошло это так. Когда подошло время выборов в Центральный Комитет, и стали намечать кандидатов - я немедленно вычеркнул свое имя, как только его назвали и занесли на доску, - съезд склонился к тому, чтобы кандидатур публично не обсуждать. Неожиданно поднялся П. П. Деконский, делегат от Херсонской организации, и заявил, что как раз сегодня опубликован "неприемлемый приказ военного министра" (приказ по армии и флоту о применении оружия против дезертиров), и что "с этой точки зрения, мне кажется, нам надо обсудить кандидатуру товарища Керенского". После некоторого препирательства, оглашать ли приказ или не оглашать, один из делегатов, Семен Акимович Анский-Раппопорт, задал вопрос: "Этот приказ тов. Керенского или правительства?" Вопрос повис в воздухе и ответа не последовало.

Приказ был зачитан председателем Черновым, и вслед затем без прений перешли к выборам. Среди избранных в состав ЦК 20 человек имени А. Ф. Керенского не было.

А сутки спустя, в закрытом заседании съезда 2-го июня, Чернов попросил слова для разъяснения оглашенного на съезде указа и заявил: "Поскольку речь идет об указе, он ангажирует всех членов социалистов (?), входящих в состав Временного Правительства. Все члены социалисты, входящие в состав Временного Правительства, связаны круговой порукой, друг за друга ответственны... Каждый из членов Временного Правительства социалистов перед вами равно ответственен сейчас за этот указ" (Стеногр. отчет, стр. 383).

Если откинуть специфическое выделение министров-социалистов в особую категорию министров, это была сущая правда. Только она запоздала на 24 часа. Если бы Чернов высказал ее на сутки раньше, Керенский был бы избран в ЦК или, если быть последовательным, и Чернов должен был бы быть забаллотирован. Теперь же разъяснение не имело практического значения. Керенский не мог быть восстановлен в праве, которого его лишили по почину Деконского, вскоре разоблаченного в качестве агента охраны царского правительства.

Керенский на всю жизнь затаил обиду против партии с.-р., поддавшейся провокации "левого эс-эра" из бывших охранников и причинившей непоправимый вред морально-политическому авторитету военного министра как раз тогда, когда он подготовлял июньское наступление на фронте. В течение 37 лет Керенский многократно возвращался к этому трагическому эпизоду для оправдания своих действий и для иллюстрации положения, в которое его ставили не только противники и враги, но и единомышленники и друзья.

На протяжении десятилетий мне не раз приходилось слышать: это вы погубили Россию, затянув выработку избирательного закона желанием сделать его совершенным. Иногда это "вы" звучало как бы с прописной буквы - направлялось чуть ли не по моему личному адресу, что было уже, конечно, полной нелепостью. Обычно упрек и недовольство направляют против Особого совещания и его государствоведов, последовавших примеру предшественников - профессоров франкфуртского парламента и, как они, погубивших отечество. Историк революционного движения Б. И. Николаевский через 35 лет повторяет легенду о "печальном опыте... государствоведческих (?) споров вокруг разработки положения об Учредительном Собрании в 1917 г." ("На рубеже", No 2).

То же делает юрист А. А. Гольденвейзер, "председатель одной из участковых избирательных комиссий в Киеве": "Назначенная Временным Правительством Комиссия по подготовке выборов в течение многих месяцев изготовляла избирательный закон. Поэтому (!) созыв Учредительного Собрания всё откладывался, и выборы происходили уже после октябрьского переворота" ("Новое русское слово", от 26 июня 52г.).

В других случаях обвинение носит более узкий, партийно-политический характер: правые, во главе с кадетами, якобы умышленно саботировали изготовление избирательного закона для отсрочки созыва Учредительного Собрания. Учитывая неблагоприятную для них избирательную конъюнктуру, кадеты и другие группы будто бы стремились отсрочить выборы в Учредительное Собрание хотя бы до окончания войны, когда революция изживет себя, и избирательные шансы умеренных повысятся.

Заняв председательское кресло, Кокошкин подчеркнул: "Наша работа должна быть быстрая, но не должна быть торопливая". И говоривший вслед за ним Брамсон указал: "Мы считаем основной и главной задачей настоящего Совещания ускорить созыв Учредительного Собрания и сократить по возможности промежуток времени, отделяющий нас от того момента, когда соберется народное представительство, которое должно олицетворить народную волю. Мы не сомневаемся, что эта твердая, ясная воля народа должна устранить "хаос", о котором здесь говорил наш председатель".

Таково было общее мнение.

Совещание энергично взялось за работу, и самое активное участие в ней приняли профессора-специалисты, в своем подавляющем большинстве принадлежавшие к партии к. д. Но как усердно ни работало совещание, силы распада развивали свою энергию быстрее. И не прошло и трех недель с начала работ совещания, как некоторые члены Временного Правительства и руководители Советов стали ощущать острую потребность в скорейшем подведении более солидного фундамента под власть. Министры-социалисты стали ощущать колебание почвы и необходимость укрепления авторитета всенародным признанием.

С этой целью 14-го июня состоялось заседание правительства, на которое был приглашен и председатель Особого совещания. На заданный ему вопрос, когда могут быть произведены выборы, Кокошкин ответил, что, по мнению большинства совещания, - я был с большинством, - для правильности выборов требуется два месяца с момента избрания новых органов земского и городского самоуправления. Произошел острый обмен мнений между министром-социалистом, представлявшим Советы рабочих и солдатских депутатов, Церетели и Кокошкиным. Первый доказывал, что в нормальных условиях соблюдение всех гарантий и сроков и желательно, и возможно. Но в ненормальных условиях, в которых находится революционная Россия, приходится поступаться безукоризненной процедурой. Кн. Львов напомнил, что в затяжке с открытием занятий Особого совещания повинны и Советы, слишком долго обсуждавшие личный состав совещания, численное соотношение представленных в нем "цензовых" и "не-цензовых" групп и т. д. Кокошкин подчеркивал, что отсутствие гарантий может привести к тому, что выборы будут оспорены и авторитет Учредительного Собрания будет подорван. Правительство постановило: выборы должны состояться 17 сентября, а Учредительное Собрание должно быть |созвано 30-го сентября. Если возникнут новые осложнения, решение правительства может быть пересмотрено.