Не без удовлетворения прочел я, недавно, что и кандидат в президенты Соединенных Штатов ген. Айзенхауэр, высказавшийся за понижение избирательного возраста до 18 лет, мотивировал это тем, что "если человек достаточно зрел, чтобы воевать, он достаточно зрел, чтобы голосовать" (Речь в Детройте 15 июня 52 г.). В том же смысле высказались позднее вице-президент Никсон и председатель республиканской партии Леонард Холл.
Моя аргументация и предложение встретили энергичный отпор со стороны Маклакова, Аджемова и, конечно, более правых членов совещания. Но возражали мне и левые: эн--эс Мякотин и эс-эр Питирим Александрович Сорокин, бывший делегатом от Совета Крестьянских Депутатов. Мне доказывали, что государство вправе пользоваться услугами граждан и налагать на них повинности совершенно независимо от того, считает ли оно их пригодными для выражения народной воли. "Как же вы хотите, чтобы не имеющий права распоряжаться своим имуществом, был призван правоспособным говорить за все 160.000.000 русских граждан? Где же тут логика?" - возмущался Маклаков.
"Не возбуждая известного рода недоверия к самому Учредительному Собранию, как вы хотите, чтобы несовершеннолетних, неправоспособных людей, которых само государство считает недостаточно зрелыми, звать к избирательным урнам", перефразировал он всё ту же мысль. Приводились и другие доводы.
Были, однако, и защитники, если не предложенного мною определения избирательного возраста, но всё же его понижения. Так, Брамсон сообщил, что комиссия при Совете рабочих депутатов сначала предлагала 20-летний избирательный возраст, но "после всестороннего обсуждения" остановилась на 18 годах. Ссылаясь, как и я, на "комплекс обязанностей, которому должны соответствовать известные права", Брамсон привел и другие соображения. Для нормального времени требуется большая зрелость; для революционного же большая готовность нести жертвы, нужен приток к избирательным урнам свежих, молодых сил.
Большинством голосов совещание приняло среднее - и, на мой взгляд, непоследовательное - решение. Избирательное право было предоставлено всем достигшим 20 лет - родившимся не позднее 12-го ноября 1897 г. Для тех же, кто вошел в состав армии и флота, избирательный возраст был понижен на два года: они получали право голосовать, если родились не позднее 12 ноября 1899 г., то есть для военнослужащих избирательный возраст понижался на два года. Все ораторы откидывали мысль, что армия "заработала" себе право и заслужила "вознаграждение". Фактически же чинам армии и флота предоставлена была привилегия.
Не по одному этому вопросу приходилось мне оставаться в меньшинстве. Чаще я бывал одного мнения с большинством, но оставался не раз и в блестящем одиночестве. Советоваться мне было не с кем, и выступал я всегда по собственному разумению - политическому и юридическому. Неведомыми путями в библиотеке Колумбийского университета в Нью-Йорке оказался стенографический отчет Особого совещания за первую часть его работ от 25 мая по 15 июня. Не всё то, что я говорил 35 лет тому назад, когда был вдвое моложе, стал бы я защищать сейчас, умудренный годами и опытом. Многое было скрыто и непредвидимо. Но в общем то, что я защищал в условиях, данных в 17-ом году, мне представляется правильным и сейчас.
В комиссии об условиях осуществления активного и пассивного избирательного права возник вопрос о предоставлении этого права членам царствовавшего в России дома. В пользу того, что не следует устанавливать для них специальных ограничений, аргументировали по-разному. "Царствующий дом опозорен в достаточной мере, я в том убежден, - говорил Вас. Вас. Водовозов, - и какие бы ни произошли контрреволюции, этот дом для нас более не страшен.
Но внося этот пункт (об ограничении), мы даем право говорить: "Ага, вы его боитесь, вам нужно насилие, чтобы его устранить". Ему вторил Маклаков: "Тех, кто действительно этого боится... я спрошу: какое они имеют право лишать их (членов царствовавшего дома) избирательного права?.. Либо волю народа мы признаем руководящим началом, преклоняемся перед ней, и если есть такой округ, который хочет их избрать, какое право мы имеем ему мешать. Когда будет провозглашена республика, когда могут быть изгнаны члены царствовавшей династии, как было в других странах, тогда можно конструировать и оправдать их исключение. Но пока этого нет. Мы знаем, что легальное происхождение нашей власти идет не только от революции, а идет от некоторых актов, от нее вышедших. Это было бы лицемерием отрицать... На это (акт отречения) не смотрели, как на филькину грамоту, с которой не следует считаться. Это было опубликовано во всеобщее сведение, как правовое основание, на котором возникла современная власть... Это (ограничение) есть или насилие со стороны Временного Правительства над страной или это акт политической трусости".
Несмотря на эти и другие соображения, большинство комиссии - и я в том числе - не согласилось с ними и решило, что члены царствовавшего дома избирательными правами в Учредительное Собрание пользоваться не могут. Однако, общее собрание не согласилось с мнением своей комиссии и восстановило членов царствовавшего дома в их избирательных правах. Это произошло в мое отсутствие, когда я уехал в Москву на съезд партии с.-р. По возвращении мне не оставалось ничего другого, как написать "особое мнение" и просить о его приобщении к протоколу соответствующего заседания.
Потрясающая трагедия, разыгравшаяся через 14 месяцев в Екатеринбурге, Перми и Алапаевске, превратила в мучеников многих из тех, чьи избирательные права подверглись оспариванию в мае 17-го года. Трагедия эта отбрасывает задним числом зловещий свет на весь 17-ый год и, в частности, на дебаты об ограничении избирательных прав. Тем не менее, самая проблема сохраняет свой исторический и политический интерес. Приведу, главные из доводов, которыми я руководствовался в своем мало кому известном особом мнении.
"Приверженность к внешней легальности, представляя в революционную пору неосуществимую утопию, вместе с тем таит положительную угрозу революционным завоеваниям. Всякая революция самым фактом своего свершения влечет упразднение, если не всех законов, то основных, конституционных, определяющих форму правления государства. Ни при каких изворотах юридической техники, ни при каких изгибах юридической мысли невозможно провести юридически непрерывную преемственность между двумя правопорядками, разделенными один от другого революцией. Если для законодательной или верховной власти и в мирное время не может возникать вопрос о принципиальной неприкосновенности какого бы то ни было права, - тем менее уместно считать неприкосновенным чье бы то ни было право в переходное время, когда один правопорядок уже не существует, а другой еще не оформился.
Всякая государственная власть и в мирное время предполагает наличность и осуществляет фактически известные способы самозащиты, пользуясь всей мощью государственно-правового авторитета прежде всего для ограждения своего существования. Тем более правомерно, чтобы Временное Правительство, осуществляющее верховную власть временно - до созыва Учредительного Собрания и условно - в согласии с народной волей, чтобы оно приняло такие превентивные меры, которые необходимы для сохранения добытой в борьбе свободы и юридического закрепления фактической республики. Республиканский режим Франции не помешал в условиях мирного времени издать закон, запрещавший даже в условиях нормального законодательствования вносить в парламент предложения об изменении республиканской формы правления (закон 14 августа 1884). Тем больше оснований - политических и юридических - в переживаемых Россией условиях не создавать обстановки, благоприятствующей течениям враждебным революции, санкционирующей монархическую пропаганду и агитацию и взращивающей чувства любви и преданности к монархической идее. Члены царствовавшего в России дома, будучи формально кандидатами при выборах членов Учредительного Собрания, явились бы на деле теми "черными точками", которые, фиксируя внимание и привлекая сочувствие к личной судьбе жертв революции, самым фактом своего существования восстанавливали бы избирателей против нового строя жизни.
