Все эти общие распоряжения были сделаны 17 (29) ноября. Не только час, но и самый день атаки не были назначены приказом. Но если Нахимов судил по себе о своей эскадре, то и эскадра судила о своем адмирале по-своему: она веровала, что только шторм может побудить Нахимова отложить давно желанную битву. Немедленно по получении приказа каждый радостно... стал готовиться к сражению.
Что же происходило в это время в турецкой эскадре и в бывшей столице понтийских царей, в злополучном Синопе? 17 (29) ноября была получена в Константинополе телеграмма Осман-паши. Он с ужасом извещал о замеченном им соединении в виду Синопа двух русских эскадр, молил о помощи и, в то же время, со свойственною его единоверцам беспечностью, ожидал, сложа руки, совершения кисмета (предопределения). Удивительно, что находившийся при нем англичанин След +10 (Муштавер-паша, командир 22-пушечного в 450 сил парохода "Таиф") не открыл Осману вовремя глаза насчет принятия мер для отпора неминуемой атаки...
Ночь была мрачная, бурная, дождливая. Уныло и медленно пробивалась 18 ноября бледная утренняя заря сквозь сплошные свинцовые тучи, покрывавшие все небо. Над эскадрою ревел порывистый ветер с частым холодным дождем... Для атаки русским судам надлежало направиться прямо к северо-западу; ветер был почти попутный, но для приложения шпринга он представлял неудобства, предвиденные Нахимовым; наконец, в случае победы, он оказывался, для завладения неприятельскими судами, самым неблагоприятным ветром, ибо разбитые суда могли быть им выброшены на берег, где командам представилась бы возможность бежать от плена, предав огню покинутые суда.
В 9 часов утра стало наконец совсем светло, и немедленно, согласно приказу адмирала, эскадра спустила гребные суда. В половине десятого на флагманском корабле (адмирала) был поднят сигнал: "Приготовиться к бою и идти на Синопский рейд". Отслужив молебен, эскадра, с развевающимися на брам-стеньгах национальными флагами, на всех парусах быстро понеслась прямо на неприятеля... На ходу, по сигналу, эскадра построилась в две колонны. Оба флагманских (адмиральских) корабля - вице-адмирала Нахимова 84-пушечный "Императрица Мария" (командир Барановский) и контр-адмирала Новосильского 120-пушечный корабль "Париж" (командир Истомин) - шли рядом, каждый во главе своей колонны. Позади флагманского корабля, в правой колонне, шел 120-пушечный корабль "Великий князь Константин" (командир Ергомышев), а за ним 80-нушечный корабль "Чесма" (командир Микрюков); в левой колонне - 120-пушечный корабль "Три святителя" (командир Кутров), а за ним 80-пушечный корабль "Ростислав" (командир Кузнецов). Большая часть этих знаменитых синопцев, особенно Новосильский, Истомин, Перелешин, Ергомышев и другие, прославила свои имена и в геройской защите Севастополя...
Зная, что неприятельская эскадра стоит глубоко вогнутою дугою пред городом Синоном, адмирал предписал построение в две колонны с тем, чтобы правая, дойдя до неприятеля, стреляла правым бортом, а левая - левым. Но мудрое распоряжение главного начальника только указало на общие меры, предоставив вместе с тем каждому командиру действовать но своему усмотрению. Это распоряжение вполне оправдалось в течение боя...
Был двенадцатый час. Обе колонны, при порывистом попутном ветре, на всех парусах, неслись ко входу в Синопскую бухту. Вот поравнялись они с крайнею турецкою батареей N 1; на салингах стояли офицеры для наблюдения за действиями артиллерийского огня; впереди ясно обозначалась расположенная полумесяцем боевая линия турецкого флота; даже простым глазом насчитывалось в нем семь фрегатов и три корвета; левый фланг этой боевой линии опирался на батарею N 4, а правый - на батарею N 6; в центре боевой линии было оставлено значительное пустое пространство между стоящими с левого фланга ее шестым судном 22-пушечным корветом "Гюлли-Сефид" и седьмым - 56-пушечным фрегатом "Дамиад"; этим интервалом открывалась линия огня восьмиорудийной (большого калибра) батареи N 5, расположенной пред городом, на берегу, позади боевой линии эскадры. На стоящем у самого центра, пятом с левого фланга, 44-пушечном фрегате "Авни-Аллах" развевался вице-адмиральский флаг начальника эскадры Осман-паши; на девятом судне с левого фланга (втором с правого фланга) 64-пушечном фрегате "Низамиэ" поднят был контр-адмиральский флаг Гуссейн-паши; во второй линии, правее батареи N 5, стояли два военных парохода, а левее этой батареи - два транспорта; в глубине залива виднелись два купеческих брига.
Благодаря этой непостижимо нелепой диспозиции турецкого флота из шести батарей, прикрывавших Синопскую бухту, только четыре, всего с 32 орудиями, могли оказать эскадре действительную поддержку; батареи NN 1 и 2 должны были бездействовать.
Невзирая на пасмурную погоду и частый дождь, неприятель, с самого начала, заметил наступление русской эскадры. Он, видимо, готовился к бою; суда его устанавливали шпринги, а пароходы разводили пары...
На русских судах прислуга стояла у орудий; все взоры были устремлены на флагманский корабль в ожидании сигнала начать бой. И вот поднят сигнал: верный морскому обычаю в мирное время, адмирал преспокойно показывал... полдень!
Еще полчаса грозного молчания, еще полчаса стремительного наступления русской эскадры! Пробила половина первого...
На турецком адмиральском корабле сверкнула молния пушечного выстрела, Синопская бухта задрожала, застонала под неумолкающим перекатом грома орудий эскадры и батарей... Смело направляясь, сначала без выстрела, на центр турецкой боевой линии, русские суда не могли миновать убийственного перекрестного неприятельского огня; особенно опустошительны были продольные выстрелы батареи N 5 и турецких судов, расположенных в самом центре. Русские флагманские корабли, особенно же "Императрица Мария" под флагом Нахимова, были буквально осыпаны градом ядер, книпелей и картечи. По счастию нашему, вместо того, чтобы сосредоточивать продольный огонь на палубы, а боковой - на подводную часть русских судов, турецкая артиллерия - в надежде замедлить наступательное движение русских и в ожидании, что наши команды пойдут по мачтам убирать или закреплять паруса, - била преимущественно вверх, по мачтам и по всему такелажу. Но у наваринского героя П.С. Нахимова были свежи в памяти поучения прошедшего: ему был известен свойственный турецким морякам расчет, и потому судам был дан приказ взять на гитовы, то есть уменьшить давление ветра на паруса.
Русская эскадра бойко неслась вперед, на ходу осыпая своими огромными сплошными и разрывными снарядами мелькавшие мимо ее бортов неприятельские суда, пока "Императрица Мария" не бросила якоря против неприятельского флагманского фрегата и, поворотившись на шпринге, не стала громить своего противника батальным огнем 42 орудий своего правого борта, коего нижняя батарея была вооружена 68-фунтовыми бомбическими пушками. Как отчетливо исполняли свое дело наши моряки-артиллеристы - доказывается тем, что турецкий флагман, "Авни-Аллах", несмотря на поддержку батареи N 5 и стоявшего возле него, доставшегося в 1829 г. от нас туркам 44-пушечного фрегата "Рафаил" +11, названного турками "Фазли-Аллах" ("Богом данный"), не выдержав и получасового огня своего врага, отклепал якорную цепь, дабы бегством укрыться от выстрелов. Течением и ветром понесло его между боевыми линиями; проходя мимо второго русского флагмана, "Парижа", бежавший фрегат должен был выдержать его разрушительные продольные залпы, после чего, исстрелянный и усеянный трупами, он был выброшен к берегу, на мель, под самою батареей N 6...
Разбив и прогнав одного врага, "Императрица Мария" все еще оставалась под перекрестным огнем батареи N 5 и фрегата "Фазли-Аллаха". Между тем против фрегата "Дамиад" и корвета "Гюлли-Сефид" - боролся наш "Париж". Едва успел он проводить продольным залпом бежавший от "Императрицы Марии" турецкий адмиральский фрегат, как метким выстрелом, в час пять минут пополудни, он взорвал на воздух корвет "Гюлли-Сефид". Пока между "Парижем" в "Дамиадом", поддержанным вторым турецким флагманским фрегатом, б4-пушечным "Низамиэ", кипел отчаянный бой, "Императрица Мария" сосредоточила весь свой огонь на фрегат "Фазли-Аллах"; вскоре на последнем вспыхнул пожар и, следуя примеру своего флагмана, он также отклепал якорную цепь и бросился к берегу у самого города...
